Джек Хиггинс - Орел приземлился

— У меня для вас есть поручение.

— Да, господин рейхсфюрер.

— Возьмите с собой двух самых надежных людей. Немедленно вылетайте в Ландсвоорт и арестуйте полковника Радла. Я распоряжусь, чтобы у вас были все необходимые полномочия.

— Слушаюсь, господин рейхсфюрер. А обвинение?

— Государственная измена. Для начала достаточно. Как только вернетесь, доложите. — Гиммлер взял ручку и начал писать.

Россман тихо вышел.

Около девяти часов капрал военной полиции Джордж Уотсон съехал с дороги мили на две южнее Мелтам Хауза и остановился. Проехав из Норвича весь путь под проливным дождем, он промок до нитки, несмотря на свой длинный плащ, да еще страшно замерз и проголодался. Ко всему прочему он еще и заблудился.

При свете фары он открыл планшет и нагнулся, чтобы проверить на карте свое местонахождение. Шорох справа заставил его поднять голову. Рядом стоял мужчина в плаще.

— Привет, — сказал он. — Заблудились?

— Пытаюсь найти Мелтам Хауз, — ответил Уотсон. — Всю дорогу из Норвича под этим чертовым дождем. Все эти сельские районы выглядят одинаково, когда нет проклятых указателей.

— Давайте я вам покажу, — предложил Штайнер.

Уотсон снова нагнулся над картой, маузер поднялся и опустился ему на шею. Уотсон упал, Штайнер снял с него сумку и быстро осмотрел содержимое. В ней было только одно письмо, тщательно запечатанное и помеченное «Срочно». Оно было адресовано полковнику Конкорану в Мелтам Хауз.

Штайнер взял Уотсона под мышки и оттащил подальше от дороги. Когда он снова появился несколько мгновений спустя, на нем был плащ вестового, шлем, очки и кожаные перчатки с крагами. Он надел через плечо сумку, запустил мотор и помчался к цели.

После того как спасательная машина была установлена и запущена, легковушку вытащили из болота на берег. Гарви ждал на дороге.

Капрал, руководивший работой, открыл дверцу «морриса» и заглянул внутрь:

— Здесь никого нет.

— О чем вы говорите, черт вас побери? — закричал Гарви. Он быстро спустился к машине и осмотрел салон «морриса». Капрал был прав. Вонючая грязь, вода, но Штайнера не было. — О господи! — воскликнул Гарви, когда понял, что это означает. Повернулся, быстро вскарабкался по откосу к «джипу» и схватил радиомикрофон.

Штайнер подъехал к запертым воротам Мелтам Хауза и остановился. Рейнджер по другую сторону ворот осветил его фонарем и позвал:

— Сержант охраны!

Из сторожки вышел сержант Томас и подошел к воротам. Штайнер сидел неузнаваемый в шлеме и очках.

— В чем дело? — строго спросил Томас.

Штайнер открыл сумку, вытащил письмо и показал его:

— Депеша полковнику Конкорану из Норвича.

Томас кивнул, и рейнджер отпер ворота.

— Прямо, к парадному входу. Один из часовых вас проводит.

Штайнер поехал по аллее, но от парадного входа свернул на дорогу, которая привела его к стоянке машин за домом. Он остановился около грузовика, выключил мотор, поставил мотоцикл и пошел по дорожке, ведущей в сад. Пройдя несколько шагов, он очутился в кустах рододендрона. Там Штайнер снял каску, плащ и перчатки, вытащил пилотку из кармана летной блузы и надел ее. Поправил на шее «Рыцарский крест» и подошел к дому, держа маузер наготове.

Перед террасой он остановился, чтобы понять, где он находится. Затемнение было не очень плотным, и в нескольких окнах сквозь щели просачивался свет. Штайнер сделал шаг вперед я услышал, как кто-то спросил:

— Это вы, Бликер?

В ответ Штайнер что-то пробурчал. Расплывчатая тень двинулась вперед. Маузер в правой руке Штайнера кашлянул, раздался испуганный вскрик, и рейнджер упал. В это же мгновение кто-то отдернул штору, и на террасу упал свет.

Когда Штайнер поднял голову, он увидел премьер-министра, который стоял у балюстрады и курил сигару.

Из комнаты премьер-министра вышел Конкоран. Кейн ждал его.

— Как он? — спросил Кейн.

— Прекрасно. Только что вышел на террасу выкурить последнюю сигару перед сном.

Они вышли в холл.

— Он, возможно, не очень хорошо бы спал, если бы узнал новость, так что я придержу ее до утра, — сказал Кейн. — Машину из болота вытащили, но Штайнера в ней не оказалось.

Конкоран спросил:

— Вы предполагаете, что он ушел? Откуда вы знаете, что он не в болоте? Его ведь могло выбросить или что-то в этом роде!

— Возможно, — сказал Кейн, — но тем не менее я удваиваю охрану.

Открылась входная дверь, и вошел сержант Томас:

— Вы вызывали меня, майор?

— Да, — ответил Кейн. — Когда машину вытащили, Штайнера в ней не было. Не будем рисковать и удвоим караул. У ворот ничего не произошло?

— Ничего с тех пор, как ушла спасательная машина. Прибыл военный полицейский из Норвича с донесением вам, полковнику Конкорану.

Конкоран нахмурился и уставился на него:

— Впервые слышу. Когда это было?

— Минут десять назад, сэр.

— О господи! — воскликнул Кейн. — Он здесь! Ублюдок здесь!

Он повернулся, выхватил из кобуры кольт и побежал в библиотеку.

Штайнер медленно поднимался по ступеням террасы. В воздухе пахло хорошей гаванской сигарой. Когда Штайнер поставил ногу на последнюю ступеньку, заскрипел гравий. Премьер-министр резко обернулся и посмотрел на Штайнера.

Он вынул изо рта сигару, и на его бесстрастном лице не отразилось никаких чувств. Премьер-министр спросил:

— Полагаю, полковник воздушных охотников Курт Штайнер?

— Мистер Черчилль, — медленно произнес Штайнер. — Я сожалею, но обязан выполнить свой долг, сэр.

— Так чего же вы ждете? — спокойно спросил премьер-министр.

Штайнер поднял маузер, шторы на стеклянной двери дернулись, и на террасу выскочил Кейн, яростно стреляя на ходу. Первая пуля попала Штайнеру в правое плечо, развернув его, вторая попала в сердце, мгновенно убив, и перекинула через балюстраду.

В следующее мгновение на террасе появился Конкоран с револьвером в руке, а в темном саду спешно собирались рейнджеры и выстраивались полукругом. Штайнер лежал, освещенный светом, падавшим из открытого окна. На его шее виднелся «Рыцарский крест», в руке все еще был крепко зажат маузер.

— Странно, — сказал премьер-министр, — он колебался, держа палец на спусковом крючке. Интересно, почему?

— Возможно, сэр, в нем заговорила американская кровь, — ответил Гарри Кейн.

Последнее слово осталось за премьер-министром:

— Что ни говори, он был прекрасным солдатом и храбрым человеком. Позаботьтесь о нем, майор.

Он повернулся и вошел в дом.

Глава 20

Прошел почти год с того дня, как я сделал свое поразительное открытие на кладбище церкви Святой Марии и Всех Святых. И вот я вернулся в Стадли Констабл, на этот раз по приглашению отца Филиппа Верекера. Принял меня молодой священник, говоривший с ирландским акцентом.

Верекер сидел в кресле в своем кабинете перед ярким огнем. Колени его были обернуты пледом. По всему было видно — умирающий человек. Кожа на лице натянулась так, что выступили кости, глаза были полны боли.

— Как хорошо, что вы приехали, — произнес он.

— Мне очень жаль, что я вижу вас больным, — сказал я.

— У меня рак желудка. Ничего не поделаешь. Епископ был так добр, что разрешил мне умереть здесь и прислал отца Доминиана помогать мне исполнять обязанности в церкви, но за вами я послал не поэтому. Я слышал, у вас был напряженный год.

— Не понимаю, — сказал я. — Когда я был здесь в прошлый раз, вы ничего мне не рассказали. Просто выгнали меня.

— На самом деле все очень просто. Многие годы я сам знал только часть этой истории. И вдруг обнаружил, что охвачен страстным любопытством узнать остальное, пока не слишком поздно.

И я рассказал ему все, потому что действительно не было причины не рассказывать. К тому моменту, когда я закончил рассказ, на траве за окнами лежали тени, а в комнате было полутемно.

— Поразительно, — произнес он, — как, скажите на милость, удалось вам все это узнать?

— Не из официальных источников, поверьте мне. Из разговоров с людьми, теми, кто еще жив и не хочет молчать. Самой большой удачей было разрешение прочитать очень подробный дневник, который вел человек, ответственный за организацию всей операции, — полковник Макс Радл. Его вдова еще жива, она в Баварии. Теперь мне бы хотелось узнать, что здесь произошло потом.

— Здесь из соображений безопасности полностью запретили упоминать это дело. С каждым жителем деревни беседовали представители разведки и госбезопасности. Был пущен в ход закон об охране государственных секретов. Хотя на самом деле необходимости в этом не было. Здесь своеобразный народ. Сплоченный в несчастье, враждебный к чужим, как вы видели. Они считают это дело своим и ничьим больше.