Анатолий Баюканский - Заложницы вождя

— Я все понимаю, — мягко согласился полковник, — с годами пережитое видится яснее, однако тогда на следствии бывший ваш напарник сержант Субботин … по кличке «Бура»… — «Бура» — мой старый знакомый, еще по сорок второму году. Что мог он показать на следствии? Сам сбежал с поля боя.

— По его словам, вы вели прицельный огонь по своим, видел убитых солдат. Мне неловко ссылаться на этого гражданина, тогда мы не знали, что он дважды судимый, но…

— Договаривайте.

— Субботин письменно утверждал, что вы хотели оголить стык рот для прохода фашистских автоматчиков на участке северного фаса курского выступа.

— Я решал судьбу курской битвы! — не сдержал горькой улыбки Банатурский.

— Почему же меня тогда не расстреляли? — в душе всколыхнулась буря: уголовник остается уголовником, в какие одежды его ни обряди, подставил его, а сам смотался с высотки.

— О, это долгая история, она мне едва не стоила лейтенантских погон, полковник попытался уйти от неприятного разговора, — как вам наш армянский коньячок, а?

— Коньяк — потрясающий, но … почему меня не расстреляли?

— Дело прекратили, изучив показания очевидцев и свидетелей — капитана Обозова, помните такого? командира полка Макляра, который посмертно представил вас к медали «За отвагу», старшины Киреева.

— Старшина погиб!

— К счастью, он выжил. Но, давайте о более приятном. Вы — везунчик, Банатурский, два дня назад мне передали просьбу одного всемирно известного учёного, точнее сказать, не просьбу, а требование — найти вас хоть не дне моря. Этот учёный неделю назад прибыл из Америки.

— Вся жизнь — сплошная ошибка, — грустно улыбнулся Борис, — принимают за кого-то другого. Нет у меня знакомых — учёных с мировыми именами. И вообще, я один, как перст. Я — однолюб, древнее ископаемое.

— Кто же она? — вежливо поинтересовался полковник.

— Этой девушки давным-давно нет в живых, очень давно.

— Простите, я не хотел вас обидеть. А учёный с мировым именем вас отыскал наконец-то.

— Сегодня был слишком волнующий день, — отмахнулся Борис, — не томите, кто он?

— Поехали! — Полковник поднялся…

Чёрная «волга» снова помчалась по Кутузовскому проспекту, мимо высотной гостиницы, мимо фабрики-кухни, мелькнуло за окнами величественное здание Бородинской панорамы.

— Далеко ещё?

— Почти приехали! — и действительно, автомашина остановилась возле массивного серого здания с округлыми арками. Полковник первым вышел из машины. — Прошу, Банатурский, вас, кажется уже ждут…

Борис, абсолютно ничего не понимая, тоже выбрался из автомашины, и воскликнул, не веря своим глазам. От подъезда к нему спешил массивный человек, широко улыбаясь. Борис узнал его сразу. Только у Генки Шурова могла быть такая копна ярко-рыжих волос, смешно оттопыренные уши.

— Генка! Не может быть!

— Ещё как может! — пробасил Шуров, обхватил Бориса, крепко прижал к своей груди друга юности.

Прохожие с любопытством и благоговением смотрели, как два немолодых человека стояли в обнимку на тротуаре и не скрывали слёз…

ВМЕСТО ЭПИЛОГА

И вдруг сердце Банатурского встрепенулось, забухало так, что разом потемнело в глазах. Острейшая боль ударила под левую лопатку, будто с размаху в тело вонзили нож. Боль резко отдалась в левой руке. Угасающим взором старик удивленно разглядел прямо под головой легкое золотистое облачко, а на нем — смутный силуэт девушки.

— Эльза! Милая Эльза, все такая же юная, манила его к себе.

Рука безвольно упала, смахнув письмо и оно, словно подбитый голубь, соскользнуло на холодный пол.