В сердце войны - Александр Николаевич Карпов

обнимал его и наслаждался теплом горячо любящего его детского сердца. Рано утром, перед уходом на службу, он не мог насладиться видом спящего глубоким детским сном ребенка, нежно целовал его много раз и, сжав от тяжелой досады зубы, покидал солдатскую землянку.

Те бойцы батальона, что уже знали о потере своих родных и близких, по-доброму завидовали старшине Осокину. Они одаривали улыбками отца и сына, когда видели их вместе, и все так же, как и прежде, уходили в себя, погружаясь в свое горе.

Увиденное на только что освобожденной от врага земле не всегда давало теплую надежду. Руины и пепелища, выжженная и изрытая воронками земля, закопченные печные трубы, памятниками стоявшие на месте бывших жилищ. Но больше всего боли приносили встреченные на такой земле люди. Худые и изможденные старики и осиротевшие дети, плач и горе, голод и слезы. Радость от пришедшего освобождения и жуткие рассказы о беспредельной жестокости и расправах над беззащитным населением.

– А сапоги у тебя! – воскликнули солдаты, что в свободную от службы минутку подошли к Вите, чтобы познакомиться и отвлечься от повседневных забот.

– Да, сапоги ему знатные выписали. Нам таких не видать, –  подчеркнул сказанное один из них.

– А почему тебе оружия не выдали? Что же ты за боец такой, что без оружия ходишь? – влез в разговор рядовой, только что подошедший к небольшой группе сослуживцев.

– Так и вы без оружия, только с топором за поясом, –  ловко парировал Витя, глядя на солдата и щурясь от яркого солнца. –  Мне, значит, тоже топор дадут?

– Ловко ты его, –  отметил слова мальчика еще один боец, после чего все засмеялись, дивясь шутливому диалогу взрослого и ребенка.

– Так нам не всем оружие положено, –  попытался оправдаться солдат. –  Наше дело связь штабу фронта налаживать, столбы да вешки ставить и провода на них тянуть.

– Комбат! – вполголоса перебил всех кто-то, заставив замолчать и вытянуться по стойке смирно перед идущим мимо майором Токмаковым.

Тот следовал быстрыми шагами, увлекая за собой еще двух офицеров и отдавая им на ходу какие-то распоряжения. Поравнявшись с группой красноармейцев, он как бы невзначай сказал, повернувшись к ним:

– Орел взяли! Город Орел наш!

Последовала пауза, после которой солдаты, осознавшие слова командира, громко закричали, срывая от радости голоса, обнимаясь и бросая в воздух пилотки и фуражки:

– Ура-а-а-а-а! Ура-а-а-а-а!

Лавина радости мгновенно захлестнула небольшую поляну посреди леса. То и дело выскакивали из землянок, из-под навесов маскировочной сетки и из палаток люди и радостно кричали:

– Ура-а-а-а-а! Ура-а-а-а-а!

Чуть поодаль уже салютовали, стреляя в воздух из личного оружия. Заиграла гармошка, полилась матерная фронтовая частушка. А кто-то и просто выругался в адрес лютого врага и смачно сплюнул на землю. Витю подхватили несколько мозолистых и сильных солдатских рук и враскачку стали подбрасывать его к небу, продолжая ликовать по случаю освобождения Орла. Тело перепуганного и одновременно счастливого ребенка стали передавать из рук в руки для объятий. И радостный мальчик перекочевывал от одного к другому, принимая поцелуи и теплые слова совершенно незнакомых, но дорогих ему в эти минуты людей.

Быстро привыкнув к солдатской жизни, освоившись и втянувшись в ежедневный распорядок дня, Витя без команды встал рано утром, оделся и выскочил из землянки, ожидая, как всегда, увидеть рядового Никулина, опекавшего его на протяжении нескольких последних дней. Однако возле входа в солдатское жилище он увидел помкомвзвода старшего сержанта Крылова, которого не особо любил как человека строгого и излишне, по мнению ребенка, проявлявшего рвение и старание в службе, всегда собранного, требовательного к себе и подчиненным. Вторым увиденным им человеком был солдат странного вида, небольшого роста, круглолицый, с непривычно узким разрезом глаз и широкой улыбкой. У него была забинтована и висела на перевязи рука. Крылов кивнул ему в сторону мальчика, который уже привычно для себя встал по стойке смирно и приложил к виску руку, приветствуя своего командира. Помкомвзвода, как будто не обратив на него никакого внимания, махнул солдату рукой и быстро удалился по служебным делам. Обладатель забинтованной конечности не спеша приблизился к ребенку и протянул ему здоровую руку.

– Меня зовут Абзал, –  сказал он, наклонившись к мальчику.

– Рядовой Осокин! – выпалил Витя и протянул солдату ладонь для рукопожатия.

– Ну это я уже знаю. А зовут тебя как?

– Витя, –  негромко произнес ребенок, видя добродушное и неуставное отношение к нему.

– Меня твой папа к тебе прислал. Сказал, что помочь тебе надо. Сделать из тебя настоящего солдата, –  боец положил ему руку на плечо, одаривая мальчика широкой редкозубой улыбкой.

Витя немного поморщился, ощущая некоторую неловкость от присутствия рядом с собой необычного на вид сослуживца. Однако не противился, так как уже видел рядом с ним старшего сержанта Крылова и услышал упоминание о своем отце, излишне занятого службой, чтобы часто уделять время сыну.

– А рядовой Никулин где? – спросил Витя, решив уточнить смену опекуна, к которому уже успел привыкнуть и даже подружиться с ним.

– Никулин к себе в хозвзвод вернулся, –  ответил ребенку Абзал. –  У него там работы много, а я, как видишь, сейчас не могу выполнять свои обязанности, поэтому был откомандирован к тебе.

Солдат демонстративно качнул замотанной бинтом рукой и, уже предвидя вопрос ребенка, сразу же стал рассказывать ему о причинах своего нездоровья:

– У немцев наша пехота склад с имуществом захватила. А там много всякого кабеля да проводов. А для нашего батальона такой трофей лучше всякого подарка. Вот наш взвод и отправили туда для погрузки трофеев. Там мне руку и придавило немного. Но ты не волнуйся – перелома нет. Недельку так похожу и вернусь назад.

Не ожидая такой банальной травмы у солдата, Витя досадно искривил губы и отвернулся в сторону, рассчитывая увидеть что-нибудь новое для себя, особенно солдат с оружием и в полной экипировке, которые, по его мнению, обязательно направлялись бы к месту ведения активных боев с гитлеровцами. Абзал заметил досаду в глазах мальчика и попытался внести ясность, а заодно и приободрить ребенка:

– А ты подумал, что я в бою ранен был? Нет, Витя. Нам в бой не часто приходится ходить. Всякое, конечно, бывает. Но мы связисты. У нас работа другая. Нам инструмент всякий чаще приходится в руках держать, чем винтовку или пулемет.

Мальчик искоса посмотрел на солдата, вновь показывая свою незаинтересованность его рассказом. Тот не смутился и не стал сдаваться, решив внести ясность в свои разъяснения.

– Мы обеспечиваем связью штаб Брянского фронта с высшим командованием, с дивизиями, полками, бригадами. Чтобы управление всеми войсками было. А без управления как воевать? У нас и радиосвязь есть, и передатчики всякие, и шифровальщики. Мы очень важную работу