Камни падают в море - Александр Николаевич Туницкий

с солнцем на маятнике, картину на стене — зимнюю дорогу и заиндевевшую лошадку, запряженную в легкие сани, старинной работы громоздкий ртутный барометр. Солнце на маятнике, снабженное двумя красными глазами, раньше улыбалось жизнерадостнее, зимняя дорога прежде была гораздо светлее, а барометр, в представлении Василия, имел бо́льшие, чем в действительности, размеры.

А главное — во всем чувствовалось, что в доме давно уже не было хозяина. Больно смотреть на повалившуюся изгородь, на провалившиеся ступеньки крыльца, закопченную кухню и продавленный диван. Надо было все исправить, починить, подновить. Сразу же после приезда он занялся ремонтом. Нанял плотника, раздобыл нужные материалы, обзавелся кое-какими инструментами.

На третий или четвертый день в доме появилась Люся. Она жила неподалеку и училась в одном классе с Татьяной. Вышло так, что, когда Василий был на фронте, Люся написала ему. Он ответил. Так началась их переписка. Она то прекращалась, то возникала вновь. Люся писала о том, что побывала в его доме, говорила с матерью о том, кто куда уехал из города, кто ранен, кто убит. Василий сообщал о своей службе, о боях, в которых ему довелось участвовать.

Люся была интересная девушка. У нее было очень правильное и строгое лицо, темные глаза и пышные волосы. Правда, Василий никогда не был влюблен в нее. Просто она присылала ему на фронт письма, а он отвечал.

Вместе с сестрой Василий пошел в кино, там встретил Люсю, и потом все трое отправились пить чай. А на следующий вечер Люся просидела у них допоздна, и Василию пришлось проводить ее. Так продолжалось несколько дней, а потом вдруг оказалось, что Люся имеет какие-то права на него. Она советовала ему, что надеть, куда пойти, как провести вечер. И когда Василий пожимал ей руку, то она отвечала тем же. Как-то, провожая Люсю домой, он поцеловал ее, и она сразу же, будто ждала этого, тоже поцеловала его. Все это было трогательно, только когда Василий опомнился, то оказалось, что ему надо либо жениться, либо он прослывет ветреным и легкомысленным человеком.

Однажды, отдыхая после обеда на чердаке — там было прохладно и никто не мешал, — он задумался о своих отношениях с Люсей. Как вышло, что он переступил какую-то невидимую черточку и окружающие вдруг признали его женихом? В том, что он отвечал ей на письма, его обвинить нельзя. В том, что она запросто вошла в их дом и стала в нем своей, он также не виноват. Значит, его вина в том, что он провожал ее домой, подолгу сидел с ней на лавочке под липой и как-то раз поцеловал ее. В этом он, безусловно, виноват, и то, что он все это делал бездумно, ничуть не оправдывает его. Если кто-нибудь и должен разделить с ним вину за создавшееся положение, то это сестра Таня. Зачем она стремилась все время оставлять их наедине?

Главное же было в том, что он не любил Люсю и поэтому не мог на ней жениться. Она казалась ему очень хорошей, доброй, умной, но всего этого, разумеется, было недостаточно. Что же теперь делать? Как развязать этот узел и не прослыть среди родных и знакомых несерьезным, мелким человеком? Отвлечь внимание, сделать вид, что он заинтересован кем-то другим? Да, да, другого выхода не было.

Случай вскоре представился. Ремонт дома подходил к концу. Осталось покрасить крышу. С краской и кистью Василий полез по узенькой и расшатанной лестнице.

Был знойный день. На голубом небе ни облачка. За зданием вокзала, где строился деревообделочный комбинат, слышался рокот моторов и тяжелые удары молота. На бревнах, около крыльца, сидел черный как сажа кот. Он изредка поглядывал на Василия и мурлыкал так, что слышно было на крыше.

Василий обмакнул в ведро кисть и, проверяя колер, сделал первую длинную, от конька до карниза, полосу. Потом, стоя около карниза и почувствовав на себе чей-то взгляд, обернулся. Среди улицы стояла Настя, дочь врача городской больницы. Василий увидел ее в день приезда, и с тех пор она часто попадалась ему на глаза.

— Василий Васильевич, возьмите помощником! — громко и весело крикнула Настя.

Василий с удовольствием оглядел стройную, пышущую здоровьем и весельем девушку, заговорщицки кивнул. Настя проворно сняла туфли, ловко забралась по лестнице и, натянув на колени платье, села на крышу чердачного окна. Она обожгла пальцы о раскаленный металл, забавно морщила нос и потирала обожженные пальцы.

Василию приятно было слушать беззаботную болтовню девушки, приятно смотреть на нее. «Как просто все для нее, и как это хорошо, когда все в жизни просто», — подумал Василий. Настя чем-то напомнила ему другую девушку, ту самую, что он мельком видел на полустанке где-то в Белоруссии. У той были такие же рыжеватые волосы и такой же чуточку сипловатый голос. Василий стал рассказывать какую-то историю. И хотя рассказ его не был особенно интересен и смешон, оба они долго смеялись. Потом его позвали в дом. Они договорились встретиться вечером на реке, около городского сада, и Настя ушла.

Василий бросил работу, через слуховое окошко влез на чердак, но домой не вернулся. Вместо этого он пошел на вокзал, посидел в буфете, закусил и выпил две кружки пива, посмотрел на проходящие поезда, потом побродил по городскому саду, побыл в деревянном павильоне, где местные любители сражались на бильярде, а вечером пришел в условленное место.

В первый же вечер он забыл, что думал сделать Настю чем-то вроде громоотвода. В конце-то концов пускай его осуждают за то, что он уделял слишком большое внимание Люсе. Дело совсем не в этом. Ему весело с Настей. Ему нравился ее голос, откровенность и веселость. Ему с ней хорошо. И если говорить правду, он ни перед кем и ни в чем не виноват и ничего никому не обещал.

Настя училась в Ленинграде в педагогическом институте и проводила на родине каникулы. Наверное, она была немного легкомысленной девушкой. Правда, она умела вовремя останавливать. В этом Василий убедился уже через несколько дней. Они слушали в городском саду музыку, а потом пошли по берегу реки. За поворотом реки огни города скрылись, лишь доносился его шум и в небе мерцало зарево.

Они сели на какое-то бревно и стали молча слушать песню, доносившуюся с противоположного берега. Там, в прибрежных зарослях, тоскующий женский голос рассказывал о предстоящем разрыве с любимым:

Мишка, Мишка, где твоя улыбка,

Полная задора и огня?

Самая нелепая ошибка —

То, что ты уходишь от меня.

Песня была, кажется,