Подводная лодка - Буххайм (Букхайм) Лотар-Гюнтер

Свита Эрлера состояла из Ойгена Кресса, елейного радиокорреспондента, и Вилли Маркса, бывшего партийного деятеля, который писал теперь укрепляющие дух статьи для прессы. Они выглядели как Лаурель и Харди в морской форме, журналист тонкий и морщинистый, радиокорреспондент пухлый и маслянистый. Командир резко фыркнул, увидев их.

Любимое прилагательное Кресса было «бесподобный». «Причинены бесподобные потери», «бесподобная воля к победе», «бесподобное увеличение производства».

Эрлер встал перед Командиром и оживленно пригласил его выпить. Старик, распростертый в своем кресле, как любимый клиент парикмахера, какое-то время никак не реагировал. В конце концов он сказал: «Если ты платишь, почему бы и нет?»

Я знал, что предстоит. Эрлер обожал демонстрировать свой метод открывания бутылок с шампанским одним взмахом лезвия ножа по горлышку. Пробка отлетала полностью вместе со стеклянным концом. Никаких осколков, только гейзер шампанского, как струя из пенного огнетушителя. Я не мог удержаться от того, чтобы не припомнить шоу, устроенное дрезденскими пожарниками, которое я однажды видел. Они установили стальную мачту, на конце которой была установлена свастика, сделанная из труб. Стадо красных пожарных машин тесно стояло возле основания мачты, а вся огромная площадь была заполнена ожидавшими зрелища зеваками. Хриплая команда донеслась из громкоговорителей, и из четырех оконечностей свастики появилась пена. Эмблема начала вращаться, все быстрее и быстрее, пока она не превратилась в кипящее вращающееся колесо. У толпы вырвалось согласованное «А-а-ах!» пена постепенно превратилась в розовую, затем красную, затем фиолетовую, синюю, зеленую и наконец желтую. Зрители аплодировали, а окрашенное анилином озеро пены глубиной по колено растекалось по площади…

Распашные двери снова затрещали. Наконец появился Томсен. Наполовину его поддерживали, наполовину тащили его офицеры, а он ковылял неверной походкой с остекленевшим взором. Я быстренько подтащил еще стульев, чтобы он и его компания могли бы присоединиться к нашему столику.

«Где командующий флотилией? — потребовал Старик.

Мы впервые заметили, что командующий флотилией исчез — до того, как веселье будет в полном разгаре, так сказать. Кюглер тоже ушел.

«Никакой выдержки», — усмехнулся Труманн. Он с усилием поднялся и неверной походкой прошагал между столиков. Минутой позже он появился с туалетным ершом в руке.

«Фу!» — вырвалось у Командира, но Труманн неверной походкой подошел ближе. Вцепившись одной рукой за край нашего стола, чтобы удержаться, он сделал пару глубоких вдохов и изо всех сил выкрикнул: «Тихо!»

Тотчас же музыка утихла. Капающий унитазный ерш в руке Труманна развевалась лишь в нескольких дюймах от лица Томсена.

«Наш досточтимый и прославленный, скромный Фюрер,» — декламировал он голосом, полным фальшивых эмоций, «подручный маляра, который так величественно поднялся до высот величайшего военного командующего всех времен…»

Он пьяно посмаковал свое собственное красноречие несколько мгновений, прежде чем продолжить: «Верховный военно-морской эксперт и непревзойденный военно-морской стратег, которого это так удовольствовало в его бесконечной мудрости… Как там дальше?»

Он вопросительно осмотрел помещение и громко рыгнул, прежде чем продолжить: «Как бы там ни было, великий Германский Повелитель Морей наконец показал, что британский писун и попыхивающий сигарой сифилитик, цитируя его собственное бессмертное определение этой ослиной задницы Уинстона Черчилля, что это такое — вступить в борьбу с Германским военно-морским флотом».

Труманн устало плюхнулся в свое кресло, обдав меня при этом коньячным перегаром. Его лицо казалось зеленым в приглушенном освещении.

Лаурел и Харди протиснули свои стулья в наш кружок и пытались снискать расположение Томсена, новоявленного кавалера Рыцарского Креста, в надежде выудить у него какие-либо красочные детали его последнего похода. Никто не понимал, зачем они вообще заботятся брать у кого бы то ни было интервью — их статьи были болотом патриотических клише, которые содержали мало реальных фактов. Кроме того, Томсен уже давно был накачан. Он лишь тупо смотрел на них и соглашался со всем, что они говорили. «Верно, так и есть. Пошел ко дну камнем. Попал в него как раз за мостиком. Лайнер компании «Голубая Труба». Нет, не «туба», а «труба»!

Кресс, который чувствовал, что Томсен ведет их в никуда, глотнул воздуха. Его адамово яблоко комично двигалось вверх и вниз. Командир наслаждался его затруднением и никак не помогал.

Способность Томсена понимать что-либо окончательно покинула его.

«К черту все это!» — проорал он. «Проклятая бесполезная рыба!»

Я знал, что он имел в виду. В последнюю неделю отказы торпед следовали один за другим — слишком много, чтобы это было случайностью. В изобилии ходили слухи о саботаже.

Неожиданно Томсен вскочил на ноги с ужасом во взгляде. Наши стаканы полетели на пол. За стойкой бара зазвонил телефон — должно быть, он принял его за сигнал тревоги.

Я вполуха слушал Меркеля, который из кресла за мной обращался к своей компании.

«Старшина в центральном посту управления был хорош — первоклассный парень. Вынужден был избавиться от старшины машинного отделения — бесполезен… Корвет был как раз над нами. Стармех не погрузил лодку достаточно быстро… Один из них плавал в море. Выглядел как тюлень. Мы подошли ближе, потому что хотели узнать имя судна. Человек был весь черный от нефти — вцепился в плот».

Меркель выпрямился, сунул руку в карман брюк и яростно почесал свою промежность. Появился его старший механик, которому все завидовали за его способность свистеть в два пальца. Стармех Меркеля мог произвести целый букет звуков — вой волка, свистки полицейских на облаве, пульсирующие мелодии.

«Больше не смешно!» — коротко взревел Кортманн в перерыве всеобщего бормотания. Крючконосый «Великий Вождь» Кортманн, попирающий приказы и спаситель немецких моряков, был в черном списке Командующего с тех пор, как в операции с танкером для линкора «Бисмарк» он переоценил боевую эффективность субмарины и провалил свою боевую задачу по причине сентиментальной эмоциональности. Кортманн, в конце концов, был капитаном старого образца, который подписался под старинным девизом: «Первый долг моряка — помогать тем, кто в опасности».

Неудача также конечно сыграла свою роль. В конце концов, почему британскому эсминцу надо было появится как раз в тот момент, когда Кортманн бункеровался с танкера? В действительности танкер предназначался для линкора «Бисмарк» — но тот уже пошел на дно с командой в 2500 человек на борту, так что медноголовые наверху решили, что пусть уж он вместо этого подпитает несколько подводных лодок. И как раз, когда Кортманн присосался к титьке, тут это и случилось: британцы потопили танкер как раз под его носом. Пятьдесят человек команды танкера в море, и Кортманн — слишком мягкосердечный, чтобы позволить оставить их плавать, как есть.

Он все еще гордился своим уловом: пятьдесят дополнительных тел в подлодке класса VII–C, которая едва ли могла вместить свою собственную команду. Куда он распихал их всех — было его секретом, но возможно он использовал технологию упаковки сардин в банки — голову к хвосту, а дышать по очереди.

Опьянение начало стирать границы между старыми морскими волками и младотурками. Все говорили одновременно. Я слышал, как Бёлер спорил: «Но мы получили абсолютно ясные инструкции, Отто — твердые приказы…»

«Ясные инструкции, твердые приказы», — передразнил Томсен злобно. «Не смешите меня. Они не смогли бы их сделать более запутанными, даже если бы и попытались. Это все часть системы, оставлять все неясным».

Сэмиш просунул свою морковную голову в кружок. «Зачем мучить свои мозги?» — спросил он неверным голосом, «Нам не платят за то, чтобы мы думали».

Бёлер простодушно повернулся к нему. «Смотри, вот в чем дело. Ты не сможешь достигнуть полной оперативной эффективности в условиях тотальной войны, если не…»