Южный ожог - Александр Александрович Тамоников

понимаем, что придется отбивать фланговые удары, отвлекать внимание противника ложным ударом. Вопрос в том, существует ли хотя бы потенциальная возможность вырваться из Харькова. Вот это ты и должен выяснить.

Помимо Шубина, в разведывательный поиск выступили шестеро: Кошкин, Гагарин, Павленко, Лобов и Котов с Варшавиным. Последние были родом с юга РСФСР: один из Крыма, другой из Новороссийска, имели неплохую физическую форму и кое-что в черепных коробках.

До последних кордонов доехали на «полуторке», дальше шли пешком, крались, пробираясь по подворотням, перебегали от воронки к воронке. Ночь была темна. На севере и северо-западе гремела канонада, рвались мины – немцы снова, вопреки своим привычкам, действовали в темное время, сносили жилые кварталы. Горели цеха и общежития многострадального тракторного завода. Ветер разносил гарь и копоть по всему городу. В серой зоне попадались люди. Местные жители, боявшиеся расстаться со своим жильем, добывали пропитание в пустующих квартирах, искали родственников, перебирались в другие убежища. Железная дорога пролегала справа – она давно не работала, многие участки пути изувечили снаряды. Пуля снайпера из окна жилого дома чиркнула по кладке. Вряд ли стрелок был в курсе, кто идет – его устроили бы и гражданские. Начинать игру «кто кого точнее» было не время, разведчики нырнули в подворотню и перебрались в соседний проулок. Застройка в этом районе была плотной, но здания не отличались высотой, преобладали рабочие бараки. Дважды попадали под пулеметный огонь, но бог миловал, спасались бегством, используя темные закоулки.

– Смотрим в оба, – наставлял Шубин, когда разведчики спустились передохнуть в полуподвал. – Мертвые вы мне сегодня точно не нужны.

– Мы знаем, товарищ капитан, – кивнул Кошкин. – Погибнуть никогда не поздно. Сделаем это потом, не сегодня.

В дальнем углу глухо переругивались Лобов с Варшавиным – первый по недосмотру отдавил ногу второму, и яркая боль в ноге взывала к остроумию.

– Вот знаешь, Лобов, бог тебя создавал-создавал, потом бросил, надоел ты ему. Таким ты и остался – недоделанным. Лучше бы ты немцу ногу отдавил, дубина неуклюжая…

– Ну прости, – сконфуженно пробормотал Лобов. – А чего ты лезешь под ногу?

Разведчики посмеивались, курили в рукава. Выбрались на улицу, снова пошли, перебираясь через завалы, обходя сгоревшие бараки, источавшие удушливую вонь. За перекрестком присутствовали немцы. Пролаяла пулеметная очередь. Стреляли для острастки, а может, почудилось что-то. Разведчики двигались зигзагами. Окопы на этом участке противник не рыл – укрытий хватало. Доносилась приглушенная немецкая брань. Невидимый унтер поносил патрульных за стрельбу «просто так» – через двадцать минут подойдет взвод некоего Шварцкопфа. Русских здесь нет, их загнали в западню, и они там тихо помалкивают. Но бдительность терять не стоит. «Русских здесь точно нет, – думал Шубин, переползая к трансформаторной будке. – Будьте блаженны, парни, верьте в это…» Дальше позиции уплотнялись – но это было не то, что невозможно прорвать. Но что дальше? Что на флангах? Могут подтянуться танки, ударит плотным огнем полевая артиллерия.

Сбоку послышался вскрик – немец, вышедший из подъезда справить нужду, получил ножом в горло. Вариантов не было, столкнулись лбами. Измазавшись в крови, Гагарин чертыхнулся. Потом неловко пошутил: в принципе, те же ощущения, когда курице отрезаешь голову. Убийство немца было некстати, но от подобных случайностей разведчики страховки не имели. Труп схватили за конечности, отволокли к ближайшей воронке. Дальше двигались «елочкой»: Шубин впереди, остальные сзади и по бокам.

Частный сектор в этом районе фактически сровняли с землей. Тянулись заборы промышленных предприятий, канавы, свалки. Немцы запускали в небо осветительные ракеты. Часто приходилось ползти, прижимаясь к земле. Вывод назревал следующий: воспользоваться этим направлением можно, но только быстро. И без потерь едва ли обойтись. Дороги и открытые участки контролировали пулеметные расчеты. Враг подтягивал силы, в стороне гудели танковые моторы, но куда именно шла бронетехника? Разведчики не дыша проползали мимо замаскированных орудий – члены расчетов курили, много разговаривали. Павленко засек минометную батарею за бетонным забором, о чем и сообщил в своей неподражаемой нецензурной манере. Шубин намотал на ус, запомнил. Подросли строения, небольшие производства чередовались с облезлыми жилыми трехэтажками. На вражеский дозор нарвались случайно – ох уж эти бесконечные случайности! Трое солдат, расположившихся с двумя пулеметами за бетонными блоками, несли службу с прохладцей. Разведчики навалились на них всем гуртом: одного зарезали, другого задушили, третьего оставили жить, учитывая нашивки обер-ефрейтора. Ему загнали в рот кляп, чтобы не орал, стянули ремнем конечности. Пленный испуганно хлопал глазами и извивался угрем.

– Все они такие, – проворчал Гагарин, завершая «упаковку». – Думают, что подобные вещи случаются только с другими. А когда сами попадаются, выражают крайнюю степень возмущения…

До ближайшего барака было три минуты хода. Шубин выслал передовой дозор. Котов и Павленко обследовали местность, махнули рукой – путь свободен. Пленника перетаскивали вчетвером, так было быстрее. Он вырывался, делал стойку на голове. В итоге его сгрузили в подвал на задней стороне барака, отдышались. Варшавин и Котов убыли на охрану, остальным представилась возможность отдохнуть и насладиться беседой. Стадии отрицания и негодования пленник прошел и начал осознавать, что случилось. Кричать он даже не пытался, понимал, что изданный им крик станет последним криком в его жизни. Обер-ефрейтор Оппельвагнер всячески торговался за свою жизнь, требовал гарантий, уверял, что он всего лишь подносчик боеприпасов, а куда они летят, ему не говорили. Стадия торга сменилась подавленностью, а затем смирением. Конечности пленника оставили связанными. Шубин задавал вопросы, спешил – на ликвидированный дозор могли наткнуться в любую минуту. Гарантий он дать не мог, но обещал подумать о сохранении жизни «языка». Он рассказал, что в районе улиц, столь интересных советской стороне, находятся две пехотные роты, усиленные батареей минометов и дивизионом полевых орудий. Военнослужащие разбросаны по пространству. Имеется связь с соседними подразделениями. Русские в этот район не суются, и бдительность военных нельзя выразить словом «особая». Это огромный город, невозможно перекрыть все лазейки. Танковые части сюда еще не подошли, дополнительную артиллерию пока не подтянули…

В принципе, все было понятно. Время не ждало. Шубин выразительно кивнул Гагарину: проводите гостя, товарищ боец.

Пленник, сообразив, что сейчас произойдет, взвился, из его охваченных ужасом глаз брызнули слезы.

– Вы же обещали подумать, герр офицер!

– Я подумал, – пожал плечами Шубин. – Это обычная практика, господин Оппельвагнер, ничего, как говорится, личного.

Пленник, проявив прыть, откатился. Ему удалось распутать руки, но кричать он не мог – страх перекрыл горло лучше кляпа. Он продолжал извиваться, когда Гагарин прижал его к полу и стал душить, приговаривая:

– Ну, давай же, сука, попробуй только не умереть…

Потом по одному выбрались из подвала, поползли за деревья, спеша прочь, чтобы не