Вагнер – в пламени войны - Лев Владимирович Трапезников

если так подумать, собрались представители всех родов войск российской армии. Идем дальше и, не доходя до маленького овражка, который мы все перепрыгивали, слева от нас лежат украинские военнослужащие. А вернее, то, что от них осталось. После штурма их стащили всех в одно место. Тел вэсэушников много, точно не меньше пятнадцати трупов. Хоть и черные уже на лица, но угадывается как-то, что большинство из них молодые. Сваленные в одну кучу молодые люди, которых не дождутся невесты, матери, а кого-то и дети. Между трупами лазит наш боец, который кричит нам:

– Мужики… Нож есть у кого?

На это я останавливаюсь и говорю ему:

– Есть.

– Бать, дай мне. На обратном пути пойдешь, я отдам.

Достаю без разговоров лишних свою финку «Адмирал», отличная финка, швейцарская сталь, и подаю ему. Читатель спросит, зачем наш боец там лазит? Все просто. Он срезает бронежилеты вэсэушников и достает из них плиты. У укропов плиты легкие, пластиковые, что ли, а наши тяжелее намного, а ведь в бою скорость движения – это жизнь. Вот и лазит он среди убитых украинцев, срезает их броню, и лицо у него недовольное, с признаками отвращения. При виде всего этого в голову приходят мысли: «И надо им все это было? И ради чего они здесь лежат?»

Сходили. В этот же день принесли на нашу точку «Утес». Поставили его чуть подальше от края лесополосы, в глубь нашей точки. Командир Амбра сказал, что вот он, «Утес», «стоит и пусть стоит», и стрелять из него никому он не даст по лесополосе, которая находится за полем и принадлежит ВСУ. Дело все в том, что это грозное оружие необходимо нам только для работы по технике противника, если, к примеру, нас атакует украинская БМП. И есть здесь еще одно «но»! После того, как они, вэсэушники, обнаружат, что у нас на участке находится «Утес», или же пусть даже «Корд», то массированный удар арты украинской по нам был бы неизбежен и не отделались бы мы минометными ударами противника, которые они проводят по нам каждый день. Поэтому пусть этот «подарок» для украинской БМП стоит пока здесь втайне.

Ночь прошла спокойно, и вот утро – 10 октября. Снова пьем кофе с Суховым. Сухов отменно готовит этот напиток, а еще где-то он и сгущенки достал. Тигран с нами утром, греется нашим кофе. Что-то и на кого-то кричит Косой, он с самого утра копает окоп свой, углубляет его. Время ближе к обеду, и снова мы с Суховым в окопе, в полусидячем положении и прижимаемся к стенке окопа. Все тот же 120-й и 82-й бьют по нам. У нас опять раненые. Легкораненые, которые уходят в этот день на эвакуацию сами. Косого также сегодня отправляют на эвакуацию, так как еще после прошлого штурма у него легкое ранение. Он просто держался, думал, что рана не важная. Однако рана у Косого начала загнивать, беспокоить его. Куда его ранили при штурме? Это мистика, но все правда: пуля прошла под бронежилетом Косого вдоль спины ниже лопаток, оставив след, царапину, которая теперь у него начала загнивать. Видимо, срикошетила о броню бронежилета. Командир, войдя в положение Косого, отправляет его в тыл. И сегодня, 10 октября, нас уже на участке семь человек всего. Впереди нас в кустарниках, перед самой открыткой, есть окоп крытый. Он уходит под бугорок. Туда командир сажает двух пулеметчиков. Мы с Суховым их предупреждаем, что если мы начнем стрелять, они находятся на линии нашего огня, – пусть не высовываются. Хоть они и находятся в низине, но если привстанут немного, то получат пулю в затылок, да и пулемет их очень открыт для украинцев, находящихся за открыткой в той лесополосе. Да, это решение командира я и тогда считал ошибочным, но об этом потом… А сейчас, а сейчас дело к вечеру.

Ночь прошла спокойно, украинцы тоже хотят спать или просто решили, что не надо им будить лиха, если они загнаны в маленький лесок – с одной стороны мы стоим, а с другой стороны у них целое долгое поле. Да, они решили сидеть пока тихо. Им не выгоден бой с нами.

Наступило 11 октября. Утром снова пьем кофе, и Тиграна пригласили к себе, пусть согревается и потом… кофе приводит, так скажем, в стабильное состояние организм, бодрит. Это важно в таких условиях. Минометный обстрел начался в обычное время, ближе к 12 часам дня. Все как обычно, и мы опять с Суховым в окопе. Кладет совсем рядом с нами, сука. Вдруг слышим… Кричит Тигран. Точно он, Амбру зовет.

– Командир! Командир! – истошно кричит Тигран.

А 120-й миномет украинцев не унимается. Бьет по нам и 82-й их миномет. Сегодня у них праздник, наверное. Еще удар, прилетела мина из 120-го, и разрыв слышен там же, около командирского блиндажа. Тиграна уже не слышно. После того, как обстрел нашей точки закончился, мы узнали, что Тигран погиб. Ему мина из 120-го переломала сначала ноги, а потом и добила следующим попаданием в живот. Сухов пошел к командиру, а я остаюсь смотреть за позициями противника: кустарники и открытка за ними, а также поле и лесополоса за полем, откуда может прибыть их пехота или БМП. Сухов вернулся через полчаса, принес с собой автомат Тиграна. Автомат у Тиграна с деревянным цевьем и деревянным прикладом. От долгой стрельбы автоматы «выдыхаются», «захлебываются», что потом даже затвор не отвести рукой, и приходится ударом ноги его отводить. Еще один калашников лишним точно не будет. Спустился в окоп Сухов и говорит:

– Вот утверждают, что в одну воронку два раза снаряд не попадает. Попадает, еще как попадает. Тигран ранен был, ноги переломаны, и командира звать стал, думаю. Осколки от мины из 120-го миномета в ноги. Еще потом разрыв, и осколками его добило. Там еще два убитых. Сегодня эвакуация не нужна. Двухсотые подождут, получается.

Ближе к 15 часам приходит приказ нам и пулеметчикам поддержать наши минометы огнем. Я занимаю позицию ближе к брустверу, правая нога моя находится на ступеньке в окоп, а другая поджата. Слева у меня рюкзак с магазинами и справа около дерева тоже рюкзак с магазинами для Сухова. По команде «огонь!» начинаем бить очередями по лесополосе противника. Пулемет также начал свою работу. Бью по кустарникам, что впереди меня, беру вправо, поднимая автомат над собой, а Сухов прочесывает длинной очередью лесополосу за полем. Его автомат глушит меня, я уже ничего не слышу и долго еще не буду