Алексей Ивакин - Десантура

Каким-то чудом уцелел один офицер, которого сейчас и допрашивали Гриншпун и Тарасов. Как и следовало предполагать, немцы патрулировали все дороги, надеясь перехватить в очередной раз ускользнувших тарасовцев. В общем, ничего нового.

Когда Тарасов отошёл в сторону, а Гриншпун кивнул своим автоматчикам, один из прибывших разведчиков вдруг выступил вперёд и сказал,

- Товарищ капитан, разрешите нам! Мы…

- А вернулись! - перебил его Тарасов. - Ну что там с лётчиком?

- Погиб… А ещё… - и разведчики, волнуясь и перебивая друг друга, рассказали о том, что видели.

Тарасов и Гриншпун играли желваками, слушая рассказ. После рассказа о санроте, Тарасов махнул рукой, а Гриншпун разрешил:

- Действуйте, только быстро!

С немца стащили шинель, потом штаны. Мундир оставили. Потом, в одних подштанниках, привязали к дереву. Тот, в ужасе, вертел головой и что-то лопотал.

- Мутер, мутер… Будет сейчас тебе мутер, да не вертись ты! - один из бойцов ударил коленом эсэсовца в пах. Тот заскулил от боли, но дергаться перестал. Второй боец, в это время, вытащил из немецкого френча записную книжку. Вырвав из нее листок бумаги написал на ней немецким же химическим карандашом:

'За чем придешь - то и найдешь!'

И приколол иголкой над нагрудным карманом.

Затем подумал, вырвал ещё один лист и написал крупнее:

'СОБАКА!'. Приколол рядом.

Когда офицера привязали, третий разведчик подобрал со снега чей-то ещё блестящий клинок и прочитал на нем надпись:

- Майне ере хайст тройе… Это что значит, Вань?

- Его честь - его вера. Или верность. Да кто ж этих гансов, Коль, разберет, - ответил Ваня.

- Верность, говоришь? - разведчик задумчиво повертел кинжалом и внезапно резанул немца этим клинком по горлу. - Эх, фюрера бы ихнего так…

Немец задергался, захрипел…

- Крови-то как со свиньи, - сказал третий, отойдя подальше, чтобы не запачкаться. - Мужики, у меня ещё сухари есть. Держите!

Он протянул по сухарю двум своим боевым друзьям. Не заметил, как один из сухарей выпал на землю. И будет этот сухарь там лежать ещё пару дней, пока его не найдет тот самый лётчик, оказавшийся живым. Он будет ползти эти несколько километров семь дней, потому как у него были раздробленны ступни. Но он доползет, и этот сухарь поможет ему протянуть ещё чуть-чуть, пока он не доберется до своих.

Впрочем, это будет через семь дней, а пока трое разведчиков грызли свои сухари и смотрели на дохлого немца, а рядом горела фашистская техника, валялись трупы вражеских солдат. Десантники шагали мимо по дороге, разглядывая их и этих трёх своих товарищей.

Шли молча - кто-то навстречу смерти, кто-то навстречу победе, кто-то к безвестию. Но все к вечной славе…

26.

- Кстати, господин подполковник, сталкивались ли Вы с партизанами? - продолжал допрос фон Вальдерзее.

- Да, связь с ними держали. Но уже в самом конце операции. Они здорово помогли бригаде, сопровождая обессилевших десантников на болото Гладкий Мох, - ответил Тарасов.

- А там?

- А там их эвакуировали аиацией. Надеюсь всех.

- Как зовут командира партизанского отряда? - Тарасов очень хотел узнать, все ли в порядке с его бойцами, но обер-лейтенант продолжил уточнять данные по партизанам.

- Полкман. Мартын Мартынович.

- Юде? - удивился немец. - Я думал, что евреи у вас сплошь комиссары.

Тарасов засмеялся:

- Комиссар Мачихин точно не еврей. Впрочем, как и другие комиссары - Никитин, Куклин… А вот одна из переводчиц бригады - еврейка. Да и бойцов рядовых немало. Было. У нас, прежде всего, советские люди. А нации, это вторично. Подлецов везде хватает.

Немец только хмыкнул в ответ и продолжил спрашивать:

- Каков состав отряда? Как вооружены?

- Состав? Человек двадцать. В том числе, кстати, два сына Полкмана.

- А каков его возраст, позвольте полюбопытствовать?

- Шестьдесят пять.

Обер-лейтенант аж покачал головой:

- Крепкий старец…

Тарасов засмеялся в ответ:

- Я когда узнал - тоже не поверил. Выглядит как… Гора, а не человек. И бородища лопатой.

- Вооружение отряда?

- Легкое стрелковое. Винтовки, в основном. Есть автоматы. Пара пулемётов. Ручных. Все.

- А в каком районе вы встретились?

- Примерно здесь. Перед самой попыткой прорыва к старой базе.

- Значит, партизаны базируются в лесах южнее дороги на Старую Руссу западнее Демянска… Так?

- Так, - кивнул Тарасов.

- Это точные сведения?

Тарасов молча развел руками, давая понять, что партизаны на месте не сидят.

Немец быстро написал что-то на белом листе бумаги и, запечатав конверт, вызвал ординарца:

- Передать в штаб дивизии. Бегом!

- Яволь! - щелкнул каблуками ординарец и исчез за дверями.

- Вы нам очень помогли, герр подполковник, - фон Вальдерзее навалился на спинку стула. - Этих бандитов хотя и немного, но они как заноза в пятке. Не смертельно, но ходить больно. А если долго не вытаскивать - то и загноиться может.

Тарасов улыбнулся:

- А мы кем были для вас? Тоже занозой?

- Да. Но очень крупной. Ее мы уже вытащили, вытащим и эту, еврейскую, - улыбнулся в ответ немец.

Фон Вальдерзее не знал, что Тарасов улыбается совсем другому. Он действительно сказал правду - отряд Полкмана им встретился перед самим боем у дороги. Но партизаны очень быстро ушли из того района. К месту прорыва, наверняка, должны были подойти крупные силы гитлеровцев - верная смерть небольшому - всего в полсотни бойцов - отряду. У которого лишь два миномёта и одна сорокапятка. И снарядов к орудию два фугасных. И десяток миномёток…

Впрочем, и Тарасов не знал, чему улыбается фон Вальдерзее.

Полкман был на две головы выше маленького Тарасова. Даже комиссар Мачихин смотрелся бы рядом с командиром партизанского отряда коротышкой. Действительно, человек-гора. И голосина такой, что любой дьякон позавидует. Эвон, рявкнул на своих бойцов, так некоторые из десантников аж попадали в снег, решив, что мина рванула.

- Ну чем я тебе помогу, подполковник, - гудел Полкман. - Сами с корки на воду перебиваемся. Вот раненых да помороженных могу до вашего лагеря сопроводить. А дальше уж сами.

- Это понятно, Мартын Мартынович, что сами. Мы уже тут месяц - сами. Ну и на том спасибо, а то у меня свободных рук нет. Парни сами бредут группами туда. Железные они у меня, - Тарасов был хмур и, по обыкновению последних дней, зол. На немцев, на штаб фронта и на себя.

- Видел, - пробасил Полкман.

Парни и впрямь были железные. Партизаны - и сами-то не жирующие - когда проходили через порядки бригады поражались этим тощим почерневшим суровым лицам. Кто-то, а партизаны прекрасно знали, что значит воевать в этих нечеловеческих условиях ледяного ада демянской зимы. Однако оружие у десантников было в порядке, а обмороженные, в пузырях обморожений, руки держали это оружие крепко.

- Впрочем, товарищ подполковник, помочь кой-чем могу. Мы тут на гарнизончик налетели маленький. Немцев в капусту положили, конечно. По амбарам - туда-сюда - нет продовольствия у фрицев. А один открыли - там семя льняное. Набили пару мешков себе и амбар сожгли, к чертовой матери.

- Местным бы оставили… - буркнул Тарасов.

- Да каким там местным, - горько махнул рукой Полкман. - Побили там местных. Кого помоложе угнали в Демянск на работе. Старух же… Эх…

Партизан помолчал, а потом продолжил:

- Оставлю я тебе, товарищ подполковник, эти мешки. Поделите меж собой.

Тарасов хмыкнул:

- Издеваешься? По полгорсти на брата выйдет. Лучше с ранеными отправьте на базу. Врачи рады будут.

- Врачи? - удивился Полкман.

- Врачи, Мартын Мартынович, врачи. Жрать нечего, так раненые придумали кору жрать с деревьев. Как зайцы. А желудок-то не заячий. Человечий. Ну и мучаются запорами. Так что твои семечки в самый раз будут. Вместо касторки. Может и не помогут, а все одно больше нечем. Гриншпун! - крикнул Тарасов, увидав, что уполномоченный особого отдела приближается к ним. - Гриншпун! Иди сюда, с партизанами познакомлю!

Гриншпун подошёл молча и ожег холодным взглядом Полкмана:

- Ваши документы!

Полкман удивился:

- А вот нет документов! Вона два мои документа - сыновья. Один - Мартын, другой - Давид!

- Документов нет? Почему? - прищурился особист.

Тарасов захотел было придержать озлившегося особиста, но придержал сам себя. По-своему Гриншпун был прав. Мало ли кто по лесам шляется…

- Не успел захватить, когда из дома через окно сигал. А пацаны мои - взяли. Успели, - набычился Полкман.

Гриншпун подозвал сыновей партизанского командира. Долго изучал их комсомольские билеты. Сверял фотографии с лицами. Сыновья были в отца. Такие же медведи здоровенные. И суровые.

- Взносы за полгода не уплачены… - задумчиво сказал Гриншпун, вертя в руках комсомольские билеты.