Неотправленные письма - Олег Юрьевич Рой

с удовольствием уплетая наваристый борщ, по случаю сваренный Надеждой Витальевной. – Русская армия быстро поставила на место этих бандитов. Эх… ну, может, там, – Владимир Григорьевич указал ложкой в направлении окна, за которым как раз расцветал закат, сегодня, к счастью, не подсвеченный заревом канонады, – поймут наконец-то, что Россию лучше не дразнить…

– Ты имеешь в виду Банковую? – спросила Надежда. Она думала, что всё это насквозь неправильно; что муж и жена за семейным ужином должны говорить на совсем другие темы. О том, как они провели день, об успехах детей, о каких-то планах на будущее… треклятая война, развязанная Украиной, исковеркала, искорёжила жизни миллионов простых людей. Надежда понимала, что по ту сторону линии кровавого соприкосновения в семьях происходят, по сути, такие же разговоры…

Ведь там живут, по сути, такие же люди – но только их мозги начисто промыты украинской пропагандой. Что с них взять – нашу реальность, увы, формирует телевизор. И если из каждого утюга потоком льётся ложь, как на Украине, да и дальше на Запад – что ожидать от простых людей? Не у каждого хватит смелости, как у умницы Джулии, поехать и своими глазами всё увидеть. Ну, ничего…

Уже возвращаются домой раненые и попросту дезертировавшие бойцы из частей, разбитых нашей армией у Мариуполя, Попасной, Святогорска, Северодонецка, Лисичанска – вот, сейчас уже из Авдеевки и Северска побежали. Вернутся – и расскажут дома, как тут на самом деле. Нет, многие до упора будут верить, что они – воины света, а донецкие и Россия – силы тьмы. Человеку очень сложно признавать свои ошибки, тем более, когда он выбрал неправильную сторону. Или выбрали за него – не важно.

Но правда всё равно просочится, уже просачивается. Как там в стихе? «И нет здесь, мама, террористов, здесь только боль, здесь только плач, а мы для них страшней фашистов»[69]. Надежда в душе верила, что они поймут. Вспомнят, откуда они родом. Вспомнят своих дедов, разбивших нацистов в сорок пятом.

Им будет стыдно…

– Да какая Банковая? – отмахнулся Владимир Григорьевич. – Марионетки ничего не решают. Я не знаю, на какой крюк Запад насадил Зеленского, но сидит он на нём плотно… борщ просто шикарный! Такое мясо, м-м, прямо как я люблю.

– Спасибо, я старалась, – улыбнулась Надежда. – Вовке тоже понравилось.

– Ты сама-то поела? – спросил её муж. – А то сидишь, смотришь, как я борщ наворачиваю, а сама не ешь?

– Я, как готовила, напробовалась, – продолжала улыбаться Надежда. – Ты кушай, сидишь там в госпитале, питаешься всухомятку. Так и до гастрита недалеко.

– У парня, что сегодня привезли, кстати, как раз гастрит и обнаружился, – фыркнул Владимир Григорьевич. – А осколок неглубоко вошёл, быстро вытащили. Бывает же такое…

Он замолчал, обгладывая кость. Надежда Витальевна любовалась мужем – в такие моменты он казался таким милым, домашним… даже не верилось, что этот человек ежедневно вступает в опасное противостояние с владыкой всего живого на Земле – самой смертью, вырывая из её загребущих лап молодые жизни…

– Ты, кстати, хотела мне рассказать, зачем тебе понадобилась фотография нашего Человека без имени, – напомнил Владимир Григорьевич, отложив обглоданную кость. Надежда принялась рассказывать ему о своём знакомстве с Аней. Рассказ получился сбивчивым – попутно Надежда Витальевна рассказала о том, как Вовка-младший (который на семейном ужине не присутствовал, поскольку куда-то ушёл с друзьями) очередной раз пытался попасть на фронт и о мудром военкоме, уговорившем его поступать в военное училище, и лишь потом – о своём знакомстве с Аней, ее подруге и таинственной нейросети.

– Здорово, – оценил Владимир Григорьевич. – Нейросети – это будущее. Они уже доказали свою эффективность. Я читал, что в России разработаны нейросети, способные на ранних стадиях диагностировать онкологические, наследственные, психические заболевания. А это очень важно – поймать демона за хвост на ранней стадии, пока он не успел запустить свои когти в организм жертвы – залог успеха дальнейшего лечения.

Владимир Григорьевич не удержался и прочитал на эту тему небольшую лекцию, что случалось с ним постоянно, – но Надежде Витальевне всегда нравились эти лекции. Владимир Григорьевич умел увлекательно рассказывать о вещах, на первый взгляд, абсолютно скучных.

Надежда приготовила чай, достала печенье из пакета с гуманитарной помощью, попутно заметив, что одна из двух банок сгущенки куда-то пропала (впрочем, впоследствии она нашлась в холодильнике с двумя дырочками в крышке – несостоявшийся ополченец и будущий курсант до сладкого был очень охоч). Они пили чай и разговаривали о разном – радость такого общения мало ценится в спокойные времена, но очень остро ощущается во время бедствий и испытаний.

– Честно говоря, не нравится мне это затишье, – признался Владимир Григорьевич. – Умом я, конечно, понимаю, что наши им хорошо вломили, а на сердце беспокойно.

– Почему? – не поняла Надежда Витальевна. – Спокойствие – это хорошо. Нет раненых…

– Так-то оно так, – согласился Владимир Григорьевич, – но меня не покидает ощущение, что всё это неспроста. У бандеровцев не так много боеприпасов, чтобы так палить, как вчера.

– И что ты думаешь? – поинтересовалась Надежда. Владимир Григорьевич отхлебнул чай, откусил кусочек печенья…

– Я слышал, что такие вещи бывают, когда нацисты пытаются отвлечь наше внимание от чего-то важного, – сказал он. – Например, если на нашу территорию проходит ДРГ[70] СБУ[71], то есть не простые бандиты, волчары, вроде тех, что убили Мотороллу[72] и Гиви[73]. В поле, лицом к лицу, воевать они не умеют, а вот бить в спину… надеюсь, наши безопасники тоже не дремлют, мы с Гришей, когда сюда ехали, с БТР их разминулись…

Владимир Григорьевич опять довольно фыркнул:

– Кстати, сегодня еще один интересный случай был. В общем, как ехать от нас к штабу сто первого, у дороги край Мглистого распадка выходит, знаешь, наверно.

Надежда слегка вздрогнула и медленно кивнула.

– Там, в распадке, стоит «буханка» ВСУ, – продолжил свой рассказ Владимир Григорьевич. – Как она туда попала – бог весть, может, в пятнадцатом-шестнадцатом бросили, может, позже – заехали за линию фронта, а как поняли, что не туда попали, оставили. Ну, брошенной бронетехникой на дорогах Донбасса уже никого не удивишь… Так вот, Гриша на неё раньше поглядывал, да недосуг было, а тут выпала оказия – у него что-то опять с цилиндрами, он мне говорил, но ты же знаешь, как я в машинах разбираюсь – примерно как Гриша в эндокринологии.

В общем, остановился он у этой «буханки», залез ей в мотоотсек и скрутил, что надо было. Потом решил в салон заглянуть – а там ящик с АКМС[74], два ящика