Алексей Ивакин - Десантура

- Печень не жри. Там паразитов полно могет быть, - икнул Невстроев.

- А остальное?

- Мясо с лап жри. А ты, Вагиз, что? - спросил он рядового Гайнуллина. - Вера не позволяет?

- Какая ещё вера… Комсомолец я! - И тоже принялся кромсать теплое, дымящееся кровью мясо молодого медведя.

За полчаса три молодых организма с успехом умяли лапу медведя, обглодав ее почти до кости. Ссохшиеся желудки уже были полны, но глаза требовали - ещё, ещё, ещё! И они лопали мясо, заедая железистый вкус во рту истоптанным снегом.

Лопали и не заметили, что там, откуда они ушли оставив свой пост, всего лишь в сотне метров от туши погибшего на мине медведя, за их спинами - к бригаде прошла пятерка фрицев. А потом ещё одна. А потом ещё. До трёх взводов, включая две батареи миномётов.

Гриша, Вагиз и Петя опомнились уже тогда, когда в тылу началась канонада.

Война вернулась, сорвав пелену сытости и дурмана.

Не сговариваясь, все трое вскочили на лыжи и побежали обратно по своим следам. Стараясь не сходить с лыжни. Мишка, конечно, протоптал по минному полю тропку, вот по ней они и ходили в 'лесную столовую' как обозвал медведя Вагиз, а сейчас по ней же спешили обратно.

- Мать твою! - шёпотом ругнулся Григорий.

Трупы немцев они оттащили в сторону и закидали их снегом, предварительно обыскав и не найдя ничего съедобного. Там они и валялись, падлы, незаметные для стороннего глаза. А вот на снегу лыжных следов прибавилось. И вели они в ту сторону, откуда шла пальба.

- За мной! - махнул рукой командир отделения, - Вагиз слева, Петя справа!

Сам же пошёл по следам.

Им повезло.

Немцы не додумались выставить боевое охранение с тыла. Они выставили егерей вперёд, верно зная, что бригада лежит на дневке. Недаром, самолёты кружат и кружат над лесом. А вот наших 'ястребков', как обычно, не видать!

Один расчет вынесли почти сразу. Немцы даже не поняли, сначала, что произошло. Упал один подносчик, другой, потом заряжающий…

А потом немцы забегали, заорали что-то на своем. Из леса тут же подтянулась пехота, залегшая где-то впереди.

Да не простая пехота. Егеря. Очень уж грамотно они начали отжимать от позиций миномётчиков отделение рядового Невстроева. Пришлось отползать под огнём. И огнём метким. Почти сразу же замолчал автомат Пети Черепова. От отделения, похоже осталось лишь двое.

- Вагиз! Вагиз! Слышишь меня? - орал ткнувшись в снег Гриша.

- Слышу, командир! - донесся крик азербайджанца. Первый раз, между прочим, командиром назвал…

- Уходи влево! Я вправо дерну! Растащим фрицев!

- Не могу, командир! Я в задницу ранетый! - проорал ему Вагиз.

- Чтоб тебя… - ругнулся Невстроев и пополз в сторону Багирова.

Но тут же замер, застонав. Пуля больно ударила его в левое плечо, отрикошетив от каски. Потом ещё одна. Уже сама по себе. Рука тут же онемела.

- Хана мне, командиииир! - раздался вдруг стонущий крик Вагиза. - Подходят, кажетсяаааа…. Аааааааа! Ааааа…

Взрыв разметал остатки крика по лесу.

Ещё несколько пуль воткнулись в спину Гриши, выбив из маскхалата красные брызги.

'Ну, все. Убили…' - подумал он, сдергивая кольцо с единственной в его отделении гранаты типа Ф-1. 'Хорошо, хоть пожрать успел…' И потерял сознание. В себя он уже не пришёл, но рука его разжалась именно тогда, когда к его телу осторожно подходили трое немцев из ягд-команды эсэсовской дивизии 'Мертвая Голова'.

А Петю Черепова подобрали уже после стычки, когда бригада ворвалась на позиции, оставленные фрицевскими миномётчиками. Ему повезло. Единственная пуля вошла ему в висок и вышла из другого, не задев каким-то чудом, кости черепа. Его эвакуировали в лагерь раненых на Гладкое болото, где он шутил, придя, время от времени, в сознание - А нет у меня мозгов! Вот немец и не убьет меня! И фамилия моя сокровенная - Черепов! А сам все вспоминал Гришку и Вагиза…

Мишку, кстати, съели в тот же вечер. Вместе с костями и печенью.

24.

- А вы, Николай Ефимович, поддерживали связь с тем батальоном, который ушёл на старую базу?

- С батальоном капитана Жука? Пока была возможность - поддерживали, - ответил Тарасов.

- Каково положение было у них?

- Насколько я знаю, их постепенно эвакуировали оттуда. До наступления оттепели самолёты регулярно садились на болото.

- А когда снег стал таять? -продолжал спрашивать немец.

- А этого я уже не знаю. По объективным причинам, - Тарасов машинально коснулся белой повязки на голове.

- Тогда предположите, герр подполковник! Вы же должны хорошо знать Жука. Что он будет делать, когда самолёты будут не в состоянии приземляться?

Тарасов посмотрел в окно. Снег на улице уже давно превратился в жидкую кашу. Уже при первой попытке прорыва часть десантников побросала лыжи. Действительно, не сегодня-завтра, Жук останется без связи с Большой Землей. И что тогда?

- У Жука есть два варианта. Либо ждать, когда земля высохнет, либо идти на прорыв, - ответил комбриг обер-лейтенанту.

- И то, и другое - самоубийство, - усмехнулся фон Вальдерзее. - В первом случае - медленное, во втором - быстрое. Но есть и третий вариант. Вы можете обратиться к своим солдатам и уговорить их сдаться. Так будет проще всем. Мы относимся к пленным гуманно, вы - живой пример. Гарантируем им медицинскую помощь, еду, безопасность.

Тарасов посмотрел в голубые глаза немецкого аристократа. И вспомнил, вдруг ту деревню. И покачал головой:

- Нет.

- Вы отказываетесь помочь своим солдатам? Мне кажется, это ваш прямой долг командира - беречь их!

- Мой долг как командира - выполнение поставленной боевой задачи. Я ее выполнить не смог, а потому я им больше не командир, - жестко ответил Тарасов. - Тем более, это же десантники.

- Фанатики?

- Комсомольцы. Они, скорее, застрелят меня, если я приду к ним с таким предложениям.

- Вы не поняли. Никто Вас не собирается отправлять на это болото, - усмехнулся фон Вальдерзее. - Мы сделаем листовку и с нее вы обратитесь к своим бойцам.

- Нет. Ничего писать я не буду, - снова покачал головой Тарасов.

- Напишем мы. Вы подпишите.

- И подписывать тоже не буду.

- Вы упрямец…

С этим Тарасов согласился.

- Значит, вы отказываетесь сотрудничать с нами? - прищурился обер-лейтенант.

- А вот этого я не говорил… - подполковник улыбнулся. Правда, улыбка получилась кривой. Наверное, из-за ранения. Наверное…

По какому-то странному совпадению - именно в тот момент, когда подполковник Тарасов и обер-лейтенант фон Вальдерзее обсуждали судьбу первого батальона, капитан Жук обходил своих бойцов.

Раненые отлеживались в своих шалашиках, ожидая ночных 'уточек'. Они не знали, что самолётов больше не будет. Вообще. Невозможно сесть на перемешанную жижу из стремительно тающего снега и болотной грязи. Разве что на поплавках. Не на лыжах. Только вот не было у авиации Северо-западного фронта поплавков для 'У-два'. Последний самолёт пару ночей назад так и не смог взлететь, завязнув по брюхо в болоте. лётчик ходил вокруг машины мрачный - все заглядывал под крылья, проверял зачем-то расчалки.

Да и в шалашах спать было уже почти невозможно. Вода протекала через хвойные подстилки, не обращая внимания на мат десантников. На этот же мат не обращали внимания и немцы, сменившие тактику.

По лагерю три раза в день открывала стрельбу какая-то батарея. И ведь ровно по расписанию. В девять, в час и пять пополудни.

'Завтрак, обед и ужин' - мрачно шутили десантники.

Количество раненых и убитых росло.

Необходимо было что-то предпринять. Но что? Идти по этой густой жиже почти сотню километров и с боем прорываться через линию фронта? С ранеными на руках?

- Твою же мать, все руки отбил… - внезапно сказал один из бойцов, когда Жук проходил мимо.

Капитан повернулся к десантнику. Этот был не из его батальона. Легкораненый.

- Фамилия, рядовой? Сиди, не вставай.

- Рядовой Пекахин, товарищ командир, - глядя сверху вниз, ответил боец.

- Почему ругаешься при комбате? - Война войной, а дисциплину поддерживать надо.

- Диск никак не могу зарядить, - пожаловался Пекахин. - Пальцы поморозил, не слушаются.

И впрямь. Диск для ППШ на семьдесят два патрона и здоровыми руками зарядить сложно. Пружина так и норовит выскочить и в лоб дать. Собирай потом патроны в снегу, ага… А пальцы у парня и впрямь… Почерневшие, опухшие…

- Эт ерунда, боец. Главное, чтобы обмороженными пальцами ширинку вовремя расстегнуть иначе…

- Иначе что?

- Валенки обледенеют.

И Жук пошёл дальше.

Бойцы, слышавшие диалог немедленно заржали. А ведь и впрямь. Ночью до минусовых температура ещё опускается. Уснешь в мокрых - скукоживаются, обледеневают. У большинства валенки уже истерты до дыр. Вон, пацан сидит, пытается из обломка лыжи к дырявой подошве дощечку примотать. Проволочкой.