Роман Юров - Чужие крылья – II

— Болит, — участливо спросила она.

Отрицать очевидное было глупо, и он кивнул.

— Бедненький, — она прижалась к нему и после небольшой паузы сказала. — Я не хочу, чтобы ты уходил.

— Я и сам не хочу, — ответил он, — мне с тобой хорошо.

Виктор не стал говорить, что в общежитие идти скорее всего нет никакого смысла и ничего хорошего кроме неизбежных неприятностей он там не найдет. Да и не факт, что с разболевшейся ногой он сможет туда добраться.

— Может, останешься у нас? — выдохнула она.

— Что? — Виктору показалось, что он ослышался.

— У нас, — криво улыбаясь, ответила Нина, — на ночь.

"Даст", — подумал Виктор.

— Да я с удовольствием, — внутренне ликуя, согласился он, — вот только твои подружки… как поместимся?

— Поместимся, — улыбнулась она и, заговорщицки понизив голос, зашептала, — у Томы жених ночевал так один раз. Он у нас в госпитале лечился… — она засмущалась и оборвала себя на полуслове. — Просто куда тебе ночью с такой ногой идти. Переночуешь, отдохнешь…

"А может и не даст", — задумался он и, утопив ее ладошку в своей руке, похромал к дому.

Коммуналка уже погрузилась в сон. В кромешной темноте они пробрались в комнату, слушая сопение Таниных подружек, сняли верхнюю одежду.

— Спят, — прошептала она, — не шуми, пожалуйста. Ляжешь на полу, укроешься комбинезоном. Если хочешь, могу и свое пальто дать, так теплее будет.

"Не даст, — огорчился Виктор, — при спящих подружках… не даст".

Она приготовила ему постель сама, в комнате была темнота, хоть глаз выколи, потому Виктор больше мешал, натыкаясь на предметы.

— Ну вот, — сказала она, — спокойной ночи. — Рука Нины при этом коснулась его бедра и там и осталась.

Он хотел было ее привлечь к себе, но она отстранилась. Но отстранилась странно, оставшись на месте. У Виктора мозги заскрипели он напряжения.

— Погоди, чего-то курить захотелось. Проводишь, а то я тут заблужусь впотьмах.

Она согласилась и за руку повела его на темную ночную кухню. Там все еще стоял слабый запах дыма и чего-то кислого, неприятного, но никого уже не было, дом спал. Нина зашарила на стене, ища выключатель, Виктор перехватил ее руку, притянул к себе, обнял. Она словно ждала это, жадно принялась целоваться. Поняв, что девушка вовсе не рвется спать, он начал действовать смелее, давая волю рукам, тиская ее грудь, задрав подол платья, залез ей в трусики. Она позволяла ему буквально все, и Виктор, одурев от ее близости и вседозволенности, стал действовать нагло, без долгих прелюдий. Повернув Нину к себе спиной, он решительно задрал на ней платье до самых подмышек и, нащупав резинку трусиков потащил их вниз. Она чуть вздрогнула, но позволила и это. Чуть толкнув в спину, он заставил ее склониться вперед. Нина наклонилась, уперлась руками в подоконник и покорно замерла. В темноте белым мрамором сияли ее голые ягодицы. Трясущимися руками он расстегнул бриджи. Пуговицы кальсон выскальзывали из пальцев, не желая расстегиваться, сердце безумно бухало. В комнате была абсолютная тишина, слышалось только их тяжелое дыхание. Оглушительно щелкнула об пол оторванная пуговица, грохоча и дребезжа, покатилась. Он пригнулся, приноравливаясь к ее невысокому росту, подался вперед. В голове металась одна – единственная мысль. — "Дала"…

Потом он все-таки покурил, рассевшись на подоконнике. Умиротворенный, довольный, расслабленный. Нина стояла рядом, уткнувшись лицом ему в грудь, и Виктор лениво гладил ее волосы. Мысль, что у него появилась своя женщина, приятно грела душу…

Разбудила его Вика, аккуратно потрепав за плечо. — Вставай, вставай, тебе пора.

Он тяжело поднялся. В комнате было холодно, прикрученная керосинка погружала ее в полумрак. В затылке неприятно ломило от недосыпа, тощий матрас отпечатал все неровности пола на спину. Он потянулся, пытаясь хоть как-то размяться, подошел к Нине. Она спала на боку, на краю их девичьего ложа, приоткрыв во сне рот. Подсев рядом, Виктор принялся ее гладить. Вчера он хотел с ней еще раз и пытался уложить на пол, на свою лежанку, но она больше не дала и, потрепав ему волосы и пожелав спокойной ночи, ушла спать к подружкам. Засыпая, он слышал, как она все еще ворочалась на кровати.

Нина шевельнулась во сне и проснулась. Несколько секунд она растерянно хлопала глазами, потом улыбнулась. Он тоже улыбнулся и, склонившись, поцеловал ее в лоб.

— Чай кто будет? — хлопая тапочками о пол, вернулась Вика. Он глянул на часы, до сбора оставался час, времени на чай у него уже не было.

— Мне пора, — грустно улыбнулся он, — не провожай.

Но она все равно поднялась и стоя босыми ногами на холодной полу, в одной ночнушке, наблюдала, как он одевается.

— Ну… я пойду, — сказал он.

— Я провожу, — Нина вдруг всхлипнула.

Она босиком прошла с ним по коридору, до выхода.

— До свидания, — Виктор, чувствуя, как к горлу подкатывает ком, торопливо чмокнул ее в щеку, толкнул дверь и ушел в темноту. Она стояла перед закрытой дверью и, не обращая внимания на холод и лужи талого снега на полу, о чем-то думала.

Виктору хотелось в Саратов. Многие люди желали оказаться в этом, замечательном во многих отношениях городе, но Виктор особенно. Здесь жила Нина. Он рвался в город со всей душой, готов был делать что угодно, чтобы там очутиться, но все было тщетно. После той ночи, прошло всего четыре дня, но он уже извелся. В город выбраться не получалось, а письма уже не приносили удовлетворения, да и свежее письмо было всего одно.

Он поглядел на плановую таблицу полетов, скривился, увидев свою фамилию в конце списка. Невольно покосился на пятерку стоящих неподалеку курсантов из другой эскадрильи. Эти еще пороху не нюхали, попали в ЗАП сразу после училища. Худые, тонкошеие молодые парни, не имеющие толком ничего, обученные лишь взлетать и садиться. Один из таких курсантов заходил на посадку и слишком высоко начал выравнивать самолет. Его инструктор размахивал руками, пытаясь подсказать, со стороны казалось, будто он пытается взлететь. Руководитель полетов сразу принялся громко орать по микрофону. Обрывки матюгов долетали и до Виктора. Все было как обычно.

По старательно очищенной от снега дорожке шел какой-то худощавый летчик, майор. Его черный реглан резко контрастировал на фоне снега, острые черты показались удивительно знакомыми. Виктор прищурился, солнце, отражаясь о снега, слепило, резало глаза. Летчик подошел ближе, остановился.

— Охренеть, тута, две давайте! Витька, твою маму за ногу! Живой! — летчик широко раскинул руки и шагнул навстречу.

— Дмитрий Михайлович?! — Саблин кинулся в объятья своего бывшего комэска.

— Где тебя так покарябали? — спросил Шубин, после приветствия, — Немка поцеловала? Бородой замаскировался, ишь ты… партизан. Еле узнал. Ты как тут оказался то?

— Да как… после госпиталя…

— Постоянный состав? — быстро спросил Шубин и, услышав отрицательный ответ, повеселел. — Это хорошо. Мне, тута, как раз хороший ведомый нужен. Пойдешь?

— Вообще-то я звеном командовал, — осторожно ответил Виктор. Летать с бывшим комэском хотелось, но роль вечного ведомого несколько угнетала.

— Будет тебе звено, — Шубин широко рубанул рукой воздух, — это я порешаю!

— Ого, — поразился Саблин, — даже так?

— А то, — засмеялся бывший комэск, — думаешь чего я тут? — Он демонстративно расстегнул реглан, и Виктор увидел у него на груди новенькую сияющую звезду Героя.

— Ну, Дмитрий Михайлович, поздравляю, — искренне обрадовался Виктор, — и с Героем, и с майором.

— Высоко залетел, — снова засмеялся свежеиспеченный Герой, — больно падать придется. Я, тута, теперь полк формирую. Так что давай ко мне. Должность будет, это я выбью. Ты кстати, куда пропал тогда? И Шишкин где? Вы же вместе…

— Нету больше Игоря, Дмитрий Михайлович. В июле погиб. На взлете "мессера" расстреляли.

Шубин помрачнел и стянул с головы шапку, Виктор последовал его примеру. За то время, что они не виделись бывший комэска облысел еще сильнее и былые залысины превратились в небольшую плешь.

— А перевели нас в триста шестьдесят шестой, к майору Дорохову…

— Дорохову? — перебил его Шубин, — так я его знаю! Здоровый такой? Хе. Это однокашник, тута, мой, по Каче. — Он улыбнулся, — тесен глобус, тесен.

— Да, к нему, — подтвердил Виктор, — у него два месяца дрались. Сперва над Донцом, потом над Доном, а после и южнее. Когда меня сбили, в полку уже летчиков почти не оставалось.

— Ну, тогда всем досталось, — ухмыльнулся новоявленный командир полка, — нас тоже быстро растрепали. Но теперь-то в воздухе все по-другому будет. Значит все, пойдешь ко мне в полк, — как о чем-то уже решенном сказал он. — Благо тебя там еще помнят.

— Так вы командир сто двенадцатого? — озарило Виктора. — Вот дела! А начштаба прежний?