Неотправленные письма - Олег Юрьевич Рой

Гиперопеки не было, но не было и равнодушия. Марии пытались помочь мягко и тактично. Первой, конечно, этим занялась Маргарита Львовна. В первый же день она пришла к Марии, присела рядом с её койкой на табурет и сказала, после того как поздоровалась и представилась:

– Знаешь, Маша…

– Мария, – поправила её девушка. – Не люблю, когда меня называют Машей.

– Хорошо, – кивнула Маргарита Львовна. – Мне тоже сокращение моего имени не нравится, ни Рита, ни Марго. Мой муж зовёт меня Мэри, хотя это не совсем верно.

– Что вы хотели сказать? – сухо спросила Мария.

– Я, как я уже сказала, психиатр, – продолжила Маргарита Львовна. – Не психотерапевт, даже не психолог. Меня учили тому, какие препараты надо назначать при тех или иных расстройствах. Курс психотерапии у нас тоже был, конечно, но очень поверхностный. А здесь мне надо постоянно… – она замялась.

– Постоянно утешать таких, как я? – спросила Мария. Маргарита Львовна кивнула, но сказала по-другому:

– А ты разве нуждаешься в утешении?

– И в чём же я, по-вашему, нуждаюсь? – спросила Мария.

– Скорее, в поддержке, – ответила Маргарита Львовна. – Тебе нужно на что-то опереться…

– Чтобы опираться, нужны руки, – попыталась улыбнуться Мария. – А у меня, как видите, они не совсем есть.

– Тебе кажется, что ты летишь в пропасть, – сказала Маргарита Львовна.

– Кажется? – удивилась Мария. – А разве это не так?

Она была готова услышать заверения в том, что это вовсе не так. Что её проблема, её трагедия и катастрофа, на самом деле, не так и серьезна, как ей кажется. Что она себя накручивает…

Люди такие. Большинство из них не умеет сочувствовать. Когда мать Марии умерла от онкологии, ох и наслушалась она неискренних утешений! Она была готова слушать их вновь. «Конечно, у тебя нет рук, но ты же жива…» Нет, у неё не просто «нет рук» – в её руках, в лёгких и точных движениях её пальцев была сконцентрирована её жизнь. Она разом потеряла буквально всё. Не славу, не известность – возможность заниматься делом всей своей жизни…

– В какой-то мере, так и есть, – сказала Маргарита Львовна. – Незачем врать себе и другим – мина не только повредила твои руки, она полностью разорвала всю твою жизнь.

– А я думала, вы пришли меня утешать, – тем не менее, Мария не чувствовала раздражение. Как ни странно, ей нравилась прямота Маргариты Львовны.

– Врач нужен для того, чтобы поставить диагноз и назначить лечение, – ответила Маргарита Львовна, – но все медики с опытом знают, что даже самое правильное лечение не будет эффективно, если организм пациента не будет бороться. Что толку применять стандартные методики? Твой случай – нестандартный. Это не значит, что он уникален – я сталкивалась с таким и раньше. Но это как раз тот случай, когда невозможно вывести какой-то универсальный, стопроцентно действующий рецепт.

– Как интересно, – сказала Мария. – Если я вас правильно поняла, у меня вообще нет никаких шансов жить дальше? Не существовать, тут, вроде бы, проблем нет, а жить. Быть человеком, а не… – она остановилась, не зная, как выразить свою мысль.

– …калекой? – закончила эту мысль Маргарита Львовна. – Не буду сейчас говорить сакраментальную фразу о том, что калеки – такие же люди. Для них самих отличие есть, и, игнорируя его, мы им не помогаем, а ровно наоборот. Но ты меня поняла неправильно. Я не говорю, что у тебя нет шансов жить полноценной жизнью…

– Да? – спросила Мария. – И какие же шансы у меня есть? Расскажите, пожалуйста, а то я их что-то не вижу…

– И не увидишь сейчас, – ответила Маргарита Львовна. – Что бы я ни сказала, ты сейчас воспримешь это в штыки. Ты замыкаешься в своей боли, в своём чувстве потери… – она знаком остановила пытающуюся возразить Марию, – и это нормально. Спрятаться от боли – первый человеческий рефлекс. Спрятаться. Убежать, почувствовать себя в безопасности…

– Убежать? – возразила Мария. – От чего? От рук, которых нет? Эти обрубки – часть меня; от них не сбежишь и не спрячешься…

– Так и есть, – подтвердила Маргарита Львовна. – Это, в принципе, касается любой нашей проблемы. Убежать не получается почти никогда. Но мир огромен, и в нём хватает возможностей для всех. Пока эти слова тебя могут только раздражать. Ощущение потери ещё слишком велико, слишком болезненно. Ты не знаешь, что может заменить тебе твои руки…

– Не руки, – устало сказала Мария. – В этих руках была вся моя жизнь. Моя музыка. Эти руки – сама я.

– Так ли это? – спросила Маргарита Львовна. – Разве музыка прекратится, если ты не будешь играть? Подумай об этом.

– Моя музыка уже прекратилась, – глухо сказала Мария. – Даже если мне сделают протез, играть я больше не смогу.

– Никогда не зарекайся, – сказала Маргарита Львовна, вставая. – Я сейчас не буду тебя ни в чем переубеждать. Скажу одно – даже здесь, в госпитале, полно людей, которые любят тебя, и я в их числе. Наша любовь, конечно, не возвратит тебе руки, но, возможно, вернет что-то другое, куда более важное. Подумай над этим.

Но думала Маша совсем о другом. На самом деле, несмотря на депрессию, ее мысли неслись буквально вскачь галопом. То она злилась на Маргариту Львовну – её визит не принес ей облегчения, даже разозлил. То ей казалось, что окружающие не понимают, что на самом деле она потеряла. То испытывала стыд – ведь восьмилетняя необъявленная война ежедневно калечила других людей, в том числе женщин и детей. Даже здесь, в госпитале, таких наверняка было много.

В один из таких моментов к ней пришли две женщины, одна из них, помоложе, держала на руках трёхлетнего малыша. У другой, постарше, была корзинка с аппетитными на вид фруктами – точнее, фрукты показались бы Марии аппетитными в любое другое время, а сейчас она только окинула равнодушным взглядом пушистые персики и крупный, сочный виноград.

Женщин Мария не узнала, а вот малыша вспомнила – это был тот самый непоседа, что тянул ручки к мине. На глаза Марии навернулись слёзы – с одной стороны, она была рада тому, что мальчик жив и цел, с другой – помнила о той цене, которую ей пришлось заплатить. При виде Маши малыш заулыбался:

– Тётенька живая! Ура!

Мария отвернулась, но потом повернулась обратно.

– Максим, тётенька болеет, ей сейчас очень плохо, – строго сказала молодая женщина. – А всё потому, что ты не сидишь на месте, будто у тебя шило в…

– Не ругайте его, пожалуйста, – попросила Мария, удивляясь, каким слабым был её голос. – Максим ни в чём не виноват.

– Ой, мы так вам благодарны! – запричитала