Зеленые мили - Елена «Ловец» Залесская

Сердце пропускает удар, и я закрываю голову руками. Вокруг лес, ночь. Через 2 часа Новый год.

Любая внештатная ситуация парализует тело и разум. Меня нельзя выпускать никуда, где требуется хоть мало-мальская сосредоточенность в экстремальных условиях. Дайвинг? Мимо. Серфинг? Мимо. Может унести в океан, утопить, скормить акулам. Парашютный спорт, тарзанки — все, что дает хоть немного адреналина, мимо. О чем говорить — если мне не нравится вид лифта, я буду ходить пешком на 80-й этаж. Это невроз, и мы с ним лучше друзья с раннего детства. Дети гипертревожных матерей меня поймут. Бывают периоды просветления. В них я стала фрирайдером-горнолыжником, полюбила гонки на автомобилях и поборола аэрофобию вместе с лифтами. Научилась жить в доверии миру. И оказалась на войне. Поехала в Херсонскую область. Потом дальше. И однажды обнаружила себя там, где стволка работает по противнику из соседнего двора. Ну и противник в ответку метит в тот же двор. Иногда промахивается и попадает в наш.

Канонада не прекращается ни на секунду. К полуночи к ней уже адаптируешься полностью. Накрываем нехитрый стол с обязательной икрой — я вожу на фронт деликатесы, наплевав на мнение окружающих о стоимости полукилограмма черной икры. Красную дал наш Ангел Игорь. Многие из парней только тут попробовали икру впервые. А некоторые ели ее в последний раз. Поэтому для меня фраза «лучшее на фронт» — не пустой звук.

Ровно в 00.00 наши «грады» выпускают один за другим 40 пакетов по противнику со всех сторон. Салют удался. Мы чокаемся импровизированным «шампанским» — парни не пьют, сухой закон в отряде соблюдается строго. Едим салаты и икру, в духовке своего часа ждет утка. Не будь войны — обычный Новый год и даже салюты по звуку в Москве не отличить от артиллерийской канонады.

Приходят ребята. Я привезла подарки. Самые настоящие, как в детстве. Наш боец забирается на стул. Стул жалобно стонет под 120 килограммами живой массы.

— Итак, сейчас нам мальчик Сережа почитает стишок!

Я знаю точно наперед

Сегодня кто-нибудь умрет,

Я знаю где, я знаю как,

Я не гадалка — я маньяк!

«Грады» бахают. Салаты вкусные. Нам хорошо вместе. Второй год СВО подходит к концу. 2024-й начинается абсолютно сюрреалистично. Но это так и это не может быть иначе.

Катя приезжает 5 января. Собираемся с Варзой ее встречать. Выхожу из подъезда в Кременной. Еще не подъехал. Мне страшно находиться на открытом пространстве двора. Иррациональный абсолютно страх гонит меня под крышу, в мнимую безопасность закрытых пространств. Хотя я уже должна бы понять, что дом легко разбирается даже танковым снарядом. Ракетами — еще быстрее. А вот на улице шанс выжить есть. Пока я стою на пороге подъезда, подъезжает. Машет рукой — иди, мол, садись. Я делаю шаг из подъезда и застываю: во дворе, полном военных машин, на старенькой, еще советских времен детской площадке — два турника и пара качелей, на одной из них сидит мальчуган лет пяти. Он громко смеется и взлетает в небо. Рядом стоит его отец и раскачивает сынишку. В километре отсюда — первая позиция. И в соседнем дворе — работающая артиллерия. А на пороге подъезда стою я и боюсь проделать путь в 10 метров и еще секунд 30 подождать, пока машина тронется с места. Безвременье снова накрывает с головой. В этом мрачном январском дождливом дне картинка — смеющийся ребенок на стареньких качелях взмывает в небо, а где-то рядом отчетливо бухают «грады», кажется абсолютно сюрреалистичной. Жизнь снова прямо на моих глазах побеждает все. Войну, разруху, смерть. Не отводя глаз от отца с сыном, иду к машине. Медленно. Сажусь. Пропускаю мимо ушей какой-то вопрос. И всю дорогу я думаю об этих людях. Пытаюсь представить их жизни. Будущее. Но что-то важное все время ускользает.

Оставшиеся четыре дня мы просто ничего не делаем и полностью предаемся отдыху нормального человека.

Походы по «гостям», день тусуемся в Луганске. Приезжаем на автовокзал в «нашу» кафешку. Там нас уже ждет любимый Док. Без психиатра на войне как? Никак.

— Дооооок!!! — бежим обниматься.

— Ну как вы тут, девчонки?

— Отлично! А ты?

— Нормально. Я только в этих командировках и оживаю.

Док катается «за ленту» регулярно. Мирные, местные, военные… Люди, десять лет живущие в аду войны. Без психиатра как? Никак тут.

Вечером возвращаемся в Кременную. Идем в гости к соседям. Приезжает командир.

— Так, скоро у нас штурм. Идут все, кроме котов. Понятно?

— Мяу, — раздается из угла, где сидит Варза. Смеемся.

Каникулы подходят к концу. Нужно возвращаться — новая партия такой нужной парням гуманитарки сама себя не соберет. Тихо отмечаем Рождество в узком кругу.

— Что я еще могу для тебя сделать? — Ему, как и мне, тяжело расставаться. Хоть мы и не будем сидеть без дела ни одной секунды. Два года без отпуска дают о себе знать.

— Познакомь с новичками своими!

— Момент, — что-то пишет в телефоне, — будут через 15 минут.

Ровно через 10 в квартиру, ставшую сразу крошечной, как коробочка, вваливаются четыре огромных мужика в полном экипе.

— Командир, вызывал?

— Да. Раздевайтесь, будем есть борщ и оливье.

— Есть есть борщ и оливье!

— Знакомьтесь. Это Лена, моя девушка и админ нашего канала. А это…

— А это Катерина! — с восторгом протягивает один из бойцов. Катя испуганно вжимается в диван, вспоминая, где и когда на канале успела сцепиться и, возможно, даже забанить бывшего «музыканта». Мы смеемся. На столе появляется мой борщ и Варзин оливье. Сам Варза скрывается на кухне: у него телефонный роман с Мусей-Нефтегаз, голосовые сообщения на 50 минут каждое и рассеянный глупый взгляд человека, внезапно обнаружившего в себе романтические струны.

Все исчезает в мгновение ока. Парни благодарят, пьем чай. Смотрят на нас с любопытством: как же, дурочки на войну приперлись и сидят тут под обстрелами, как под грибным дождем. Расходиться никому не хочется, но надо: утром придет машина. Пора домой.

Ночью дождь перешел в мощный снегопад и с +8 похолодало до — 10. Машину носит по обледенелой дороге на лысой резине. У Тихого это первая зима за рулем. Где-то совсем рядом с гулким звуком в землю впивается снаряд. Уставшая земля привычно вздрагивает. Мелентий уже порядочно промят, но пока терпит.

Впереди понтонная переправа с крутым спуском. Машину несет прямиком в «Урал», который никак не разъедется с шестеркой. У Тихого дрожат руки и ходят желваки на скулах.

— Ты молодец, вообще молодец, все в порядке! — подбадриваем как можем