Вагнер – в пламени войны - Лев Владимирович Трапезников

– А я, – заявляет еще один из компании, – обошел их, а они не сообразили, что я русский. Так, один в стойку уселся, а я в него бью, стреляю, а он сидит, и тут медленно упал на бок. Там шлюха снайпер кричит мне «шо, дурак, по своим стреляешь», а я по ним. Сообразили, давай по мне бить…

– Посидели… пошли, мужики.

На том и закончилось. Веселая компания, довольная своей работой, двинулась в сторону «Аргона-2». Кстати, высоту на следующий день взяли.

Произошел случай как-то ночью. Я на посту был. Сижу в окопе. Смотрю по сторонам, и внимание особое на поле, за которым днем заметно, как украинская БМП ползает, и люди там появляются. Так вот, ночь. И вижу, силуэт идет – точно человек. Ну, не может так ходить наш человек по дороге, которая идет возле поля. Дурак он, что ли? А может наш дурак?

«Одиночным дам, он все равно один», – думаю и целюсь в силуэт, стреляю одиночным. Он метнулся в нашу сторону. Наш значит? А нехрен ходить там.

Потом уже Самбо мне рассказывал, когда он на ротации был. Мы встретились тогда снова. Он из госпиталя в то время вернулся с ранением в живот и в печень. Его врачи еле спасли. Так вот, оказалось, что тогда командир один с «Аргона» возвращался по той дороге, и Самбо, который познакомился с этим командиром уже в госпитале, ему про тот случай рассказал, как Провиант, то есть я, стрелял в него. Говорит, что смеху было у мужиков, и сам командир просто ржал. И так бывает.

Слышим, Гендольф ушел в отпуск после взятия высоты Грозный. Кто заменит командира, мы не знали еще. И тут состав меняется, нас всех на высоту, а к нам замена идет. Думаю – хорошо, попаду прямо на передок. Приходит к нам старший, а звали его Лобзик. Лобзик все время чем-то занят: то генераторы достанет, то пайки притащит вместе со своими людьми. Одним словом, он по тыловой части больше работал. И вот этот Лобзик меня посылает на холм, что правее высоты. Этот холм наш, именно там была перестрелка с матерщиной, когда я на фланге стоял. Тут мысль у меня: «Сейчас груз доставлю. Ленты там пулеметные. Донесу. И останусь, буду с ними воевать, надоело на фланге стоять».

Иду с грузом вместе с одним ашником, который со мной был еще в Молькино. Немного потерялись, места все же незнакомые, но вышли, в конце концов, правильно. Нашли командира, это оказался тот самый старшина-богатырь, который сам нес 120-й миномет на шее, или вернее на плечах. Однако не тут-то было. Из подразделения «К» там представитель был. Тоже какой-то старший у них. Он и попросил людей ему дать из ашников. И командир, чтобы своих не отдавать, с ходу и говорит:

– Бери этих.

Мы и пошли. Доходим до их подразделения уже к темноте. А там не только минометы противника бьют, и 120-е, и 82-е, но и арта крупная работает по полю. Подразделение возле посадки стоит. Фактически на голой земле. Мы залегли с Синевой. Смотрим как ровненько их арта по полю кладет, что вздымается огонь вверх. Красиво аж. И тут падает между мной и Синевой какая-то ерунда, какая-то болванка, железка. Я говорю Синеве:

– Наверное, осколок.

– Не факт, – смотрит на меня Синева. Синева не трус, просто он домашний слишком, но впоследствии доказал, что он воин отличный.

– Не важно, – говорю, а он мне:

– Справа у меня еще лепестки выпали.

Поясню читателю, что «лепестки» – это такие мины, похожие на настоящий листок от дерева. Это противопехотные мины и ногу отрывают по самый верх обуви. Лежим дальше. Где укрыться, черт его знает, и сзади уже рвутся мины от 82-го. Как достают 82-е до нас, тоже черт его знает. Ну, влево мы все же решили уйти, поближе к подразделению, расположившемуся на голой земле. Синева к ним поближе, а я поближе к командиру. Они чай пьют. Я курю в кулак. Подходит командир и кивает на разрывы:

– Смотри в какой мы заднице.

Я понимающе киваю, мол, бывает. Ушел командир кашников, а я нашел место, где можно прилечь. Дремлю, устал уже. А около меня эти черти кладут от 82-го миномета, и совсем близко. То ли менять позицию, то ли нет – куда переходить-то и где лучше? Смотрю на разрывы и дремлю, и тут я вспомнил деда, фронтовика, который ВОВ прошел. Дед мне говорил:

– Если обстрел или бомбежка началась, то упал и лежи… Иначе убьют. У кого не выдержали нервы и кто побежал, того потом после обстрела мертвым находишь…

Решил послушать своего деда, ушедшего в тот мир. Лежу, но думаю, что вот если перенесут огонь, ну хоть немного, метров на пятнадцать, то разорвут тут всех. А арте координаты дали, видимо, только почти верные, не точно бьют возле нас. Так до утра и дожили. Без убитых. Затем после некоторых мытарств попал я на высоту Грозный, при этом попал под вечер и собирался дождь. Нет, намечался ливень. И я не успел найти себе место. Пришлось упасть чуть ли не в середине этой точки, укрепа. Лобзик и наш старшина-богатырь также были здесь и командовали точкой. Ливень все же пошел, причем сильный ливень. Дождь лил как из ведра. Я накрылся спальником, который скоро вымок, а подо мной текли ручьи. Заставил себя заснуть, что было, в общем-то, для меня лично не сложно, так как я себя давно приучил засыпать в любой обстановке, а во-вторых, я был уставший. Так и спал в бассейне дождевой воды. Кстати, мне еще не раз это придется делать в будущем. Утром нашел окоп, вэсэушники били из минометов по нам и стреляли из стрелкового оружия. Видимо, хотели, чтобы мы пригибались и не наносили ударов по ним. Да, еще, такая вещь интересная, бывший украинский укреп оправдывал свое название. Вырыты окопы по всем правилам по периметру. Добротные и глубокие окопы, накрытые бревнышками и пленкой. Вот такой я и занял, и жил там один. А рядом, удивительное дело, в другом блиндаже, поселился тот самый Самбо. И сколько потом я ни упрашивал Лобзика отправить меня на задание, он мне отказывал, объясняя это так:

– А что изменилось? Оружие и раненые. Вода еще нужна. Еще подвоз пайков и воды не организован, внизу новый состав еще не освоился.

Пайков и вправду не было. Пошел к соседям и попросил из пайка банку тушенки. Дали сразу,