Серия "Афган. Чечня. Локальные войны-3". Компиляция. Книги 1-28 (СИ) - Черный Артур

Радиостанция выплескивала динамику боя.

«Правее кошар снайпер работает, там рядом глинобитный сарай… Проходите по арыку. Москва-2, говорите, где в районе кошары? БМП не проходит… Москва-3, нужна бээмпэшка, у нас двое раненых… Соседу справа не стрелять, будут получать в ответ!»

Я заметил, где засел духовский пулеметчик. Под крышей почерневшего от копоти здания метрах в ста пятидесяти виднелось темное пятно — что-то вроде проема окна. Он сидел в глубине чердака, и увидеть его было очень трудно. Я взял две «мухи», повернулся к командиру:

— Я попытаюсь обойти этого щегла справа.

Байбаков не успел ответить, как вклинился Иванов:

— Вдвоем пойдем. Не возражаешь, командир?

Байбаков глянул на нас хмуро, сомнения разбирали его.

— Ладно. Осторожней только. Не торопитесь…

Иванов тоже взял две «трубы», потеснил меня, вышел вперед. Мы пошли по духовскому окопу, который заняли вчера. Саня обернулся, показал жестом по горлу:

— Уже вот так достали, ублюдки! Развели с ними канитель… Кишки всем выпустить, с дерьмом перемешать…

Окоп упирался в каменный забор. Подкоп под ним был засыпан. Я точно помнил, что траншея продолжалась дальше вправо, разветвлялась, вела в глубь села. Мы поползли вдоль забора, тут началась жесткая пальба, будто десяток молотилок заработали одновременно, головы не поднять. Рухнули в какую-то канаву. Рядом валялся стеклянноглазый бородач. Он отстрелялся. Пригибаясь, мы рванулись вперед, хотя уже начали сомневаться в направлении. Я успел срезать выскочившего из-за поворота духа. Он, кажется, успел узнать меня и, умирая, раскаивался в своей нерасторопности. Иванов выстрелил «мухой» в окно ближайшего дома, мы перебежали по очереди открытое пространство, спрыгнули в какую-то яму. Она была завалена полузасыпанными трупами. Соседство не понравилось, мы выскочили наружу так же резво, как и заскочили. Потом я запустил гранату в кусты возле разрушенной стены. Я помнил, что там тоже были окопы. Теперь нам нужно было пройти квартал вперед и идти влево, чтобы выйти к духовскому пулемету.

Все это время в моей голове стучала метрономом одна и та же дурацкая фраза: «Я вам покажу, суки!» Она поддерживала меня. Много позже Иванов сказал, что в те часы в его голове крутилось: «Ну, держитесь, б…!»

Но пока мы общались больше жестами, междометиями и короткими, как щелчки кнута, фразами:

— Слева смотри, башка торчит!

И мы одновременно с двух точек выскакивали и стреляли по цели.

Хорошо, что духи отрыли окопы. Бруствер кипел вокруг нас от прицельных очередей, мы уходили, прежде чем нас забрасывали из окон домов гранатами. Боевики уже не рисковали сидеть в траншеях: слишком сузилось кольцо окружения, автоматические гранатометы сыпали навесом аккуратные черные цилиндрики, с неба также со свистом падали мины, они жутко раздирали воздух, вырывали целые клочья инженерных сооружений, вместе с обороняющимися разбрасывая их во все стороны.

Какофония войны имеет порядок для побеждающих. Для проигрывающих грохот боя — гиблый хаос.

Хорошо, что наши чуть приутихли. Мы спрятались в развалинах дома, осмотрелись. Впереди открытое место, мы хорошо видели тот проклятый дом, где засел духовский пулеметчик. Но нам было трудно достать его, потому что мы находились как раз наискосок, а пройти ближе, чтобы увеличить угол стрельбы, значило попасть под его огонь. Иванов предложил совсем безумный план: зайти в тыл дома и грохнуть духа внутри.

— Там же боевиков, как грязи! Тебе не кажется странным, что ты до сих пор жив?

— Кажется! — Иванов давно оглох, я заткнул ему рот ладонью.

Он уже тронулся, дернулся, мозг поплыл, вместе с крышей.

— Я не могу уже что-то… Я должен их убивать! Канители кончились, давить, как крыс! Иначе они придут еще, еще будет больница, для детей, больных старух… Они же ублюдки…

Сашка, пошатываясь, побежал к дому, я нагнал, повалил его. Тотчас с двух или трех точек нас стали поливать огнем. Мы очухались в канаве с водой и грязью пополам. Пульки свистели жгучими кавказскими соловьями, но здесь, в окопе, было пока неплохо. И не беда, что промокли, как свиньи, извозюкались, впрочем, грязнее быть не могли — это противоречило бы закону всемирного тяготения. Лишняя грязь всегда отваливается. Рядом со мной в канаве рыдал Сашка. Это он так злобствовал. Кто-то из духов подполз ближе и стал требовать, чтоб мы сдавались. Я бросил ему гранату. Больше с нами не заговаривали.

— Давай запуляем в то окошко! — предложил Иванов. — Там не меньше трех рыл засело.

Я поддержал: напротив тянулся административный сарай, на котором чудом уцелела антенна. Сашка «сочинил» длинную автоматную очередь, а я запустил врагам «муху», она злобно лопнула, сарай зашатался, из него давно выпили все соки. А мы заячьими прыжками понеслись к дому, где прятался пулеметчик. Не отдышавшись, бросили за дверь и окно по гранате, ворвались, переступив через кривляющееся тело.

— Стреляй! — крикнул замешкавшийся с гранатометом Сашка, я едва отскочил в сторону, успев запустить очередь вверх.

Выстрелы заглушили звук падающего тела. Из квадратного проема на потолке свисали ощерившаяся голова и рука.

— Прикрывай, я посмотрю! — крикнул Иванов и полез на лестницу.

— Не лезь! — закричал я.

Но было поздно. Тугой взрыв накрыл нас. Я смутно помнил, как Иванова сбросило с лестницы, он слетел вниз. Что-то темное упало вслед за ним. У меня звенело в ушах, рвало. Я тащил Сашку куда-то к стене, он что-то бормотал бессмысленное, я так же неосмысленно пытался найти на его одежде и под ней кровь, стянул с него бронежилет, бушлат, задрал куртку, стал снимать штаны… Сашка вяло отбивался, все норовил ударить меня по носу, называя «сукой». Наконец я убедился, что ранений нет, внутренний голос сказал, что я поступил правильно. Почему-то все вокруг воспринималось туманно, я не знал, что предпринять. Инстинкт подсказывал, что наружу высовываться опасно.

Под лестницей валялся мертвый пулеметчик. Его тоже сбросило…

Иванов стал подавать опасные признаки жизни. Он встал, поднял засыпанный штукатуркой автомат и, шатаясь, побрел к выходу. У Сашки спадали штаны, но он не замечал этого.

— Назад, собака! — закричал я плохим голосом. — Там тебя убьют!

— Молчи, трусливая тварь… Я должен их кончить!

Я бросился на него, повалил без труда, еще раз ощутив удовлетворение от разумных поступков. Мне надо заботиться о товарище… У него явно поехала крыша…

У меня страшно болела голова, она кружилась, или пол шатался, меня тошнило.

Очереди трещали отовсюду. Может, так казалось.

— Ищите ребят! — Я услышал далекий голос, похожий на командирский. А может, мне опять показалось.

Но все же подходили наши.

— Эй, ребята, не стреляйте, свои! — закричал я ослабело.

Сашка вторил еще более слабо, но надрывней:

— Братаны, не стреляйте, свои же, блин!

— Где вы? — рядом раздался голос Байбакова.

— Здесь! — заорали мы одновременно.

Командир ворвался, как вихрь, в глазах зарябило, за ним — Бабай, другие пацаны.

— Ранены?

— Нет…

Они стали нас обнимать, как угорелые…

— Скажи мне, командир, это какой умелец запустил по крыше, когда мы пулеметчика уже сняли?

Байбаков потемнел лицом, почему-то глянул на свои кулаки:

— Извините, ребята, с артиллеристами нестыковочка вышла. Да и вы без радиостанции ушли, не согласовали…

К полудню все было кончено. Саню и еще человек шесть раненых и контуженых посадили на бронетранспортер и отправили к медикам. Я отказался. Самое главное, ради чего сюда приехал, терпел и мучился, случилось: мы победили. Около десятка боевиков сдались. Все были ранены. Долго искали Радуева. Я же пытался найти Шамиля. Осмотрели все трупы. Среди них узнал Джамаля, умер он страшной смертью: в рот ему попала граната из «подствольника». Видел убитую Лейлу, полузасыпанного Хасана Хашидова… Тщательно проверяли измученных заложников, которые вылезали из нор, многие еще раньше успели вырваться в ходе боя. Знакомый мне дед Абдуразаков повис на подобранной где-то швабре, черный зипун его был изодран, будто таскала его свора собак, он плакал, по черной бороде текли слезы. Он что-то говорил, а хладнокровные тележурналисты снимали его двумя камерами. Оказалось, у него убили племянника… Потом, еле переставляя ноги, старик доплелся до боевой машины пехоты, ему помогли забраться внутрь. В числе заложников освободили десять милиционеров. Остальных волчьими тропами увели Салман и Шамиль. С ним бесследно исчезли то ли тридцать, то ли сорок боевиков. Ушли они во время прорыва у села Советское… Говорили, что потом они разделились, и те, что ушли от Радуева, утром были засечены вертолетчиками и расстреляны с воздуха.