Я шкурой помню наползавший танк - Юрий Иванович Хоба

пошло, я, применительно к ситуации, позволю себе скорректировать известное выражение: «Седина – в бороду, Муза – на порог».

Разумеется, Денисову об этом не сказал. Лишь поблагодарил небеса, что свел с ещё одним человеком, который до седых волос сохранил лирический настрой души.

ОТШЕЛЬНИКОМ ПРОШУ НЕ НАЗЫВАТЬ

Без Денисова мы бы обязательно заблудились на сухопутном приложении к морю. И, возможно, сверзились с плотины степного пруда, за которым лежит конечная цель путешествия – обитель отшельника.

– Прибываем, – подал голос с заднего сиденья Кирилл. – Только, пожалуйста, не называйте моего земляка и друга Мишу Приходько отшельником… Как там у Сергея Ожегова: «Отшельник – монах, живущий в скиту, отказавшийся от общения с внешним миром». А Миша всякому человеку рад. Чужаку в последнюю крынку молока вынесет, имени не спросит… Жаль, не все способны оценить его доброе сердце. А уж злоупотребить доверчивостью желающих изрядно… Однажды приблизились к обители военные. Миша их накормил, молочком напоил, пару крынок в дорогу дал. Но этим сволочам мало показалось. Воспользовались тем, что хозяин быка на водопой повел, двух барашек в багажник погрузили…

Впрочем, классические отшельники водятся не только в скитах. Один из них в качестве уединённого места выбрал железнодорожную станцию на перегоне Донецк – Мариуполь.

Попытку разговорить отшельника я предпринял под занавесь январского дня. Хулиганила поземка, а дымы над печными трубами создавали иллюзию затертой во льдах флотилии миноносцев.

И только один кораблик стоял с погасшими топками.

– Уж не помер ли затворник? – поинтересовался я у глядевшей через калитку дома напротив женщины.

– Утром жив был ещё, – ответила она. – С пустым рюкзаком куда-то подался. Наверное, кукурузные початки сейчас на поле из-под снега добывает. Он ведь из чужих рук подаяние брать отказывается. И печку даже в лютые морозы не топит, и за десять лет слова никому не сказал. Так что не ждите его…

Ну а, глядя на Михаила, не скажешь, что тот питается мороженой кукурузой. Не богатырь, конечно. Обычный мужик с ладонями такой цепкости, что их можно использовать вместо капканов на пушного зверя. И ещё борода как у Фёдора Конюхова. Но кроме неё имелось в облике нового знакомого и другое сходство со знаменитым путешественником. Впрочем, ничего удивительного в том нет. Покоритель всех полюсов Земли и бывший колхозный чабан всю жизнь проводят на вольном воздухе, а крышей им служит одно и то же небо.

ЧТО-ТО ДОМА НЕ СИДИТСЯ…

Овцеферма у чёрта на куличках, по-другому не назовешь затерянный в приазовской степи уголок, строилась без архитектурных излишеств. Лишь бы сверху не капало, да с боков имелась хоть какая-то защита от морского ветра.

Но Михаила, похоже, это ничуть не смущает. Провёл три десятка лет в таких условиях, что даже самый закалённый спартанец давно загнулся бы от воспаления легких и истощения.

Особенно тяжко поздней осень. Сбившаяся в грязно-серую массу отара, задубевший от косо летящей мороси брезентовый плащ, заунывный скулеж запутавшейся в шарах перекати-поля низовки.

Одна отрада – возвращение в хижину, которая от кошары отличается лишь малым размером. Развесил у печки отсыревший плащ, пожевал сала с чёрствым хлебом, приспособил вместо подушки ватник и свободен до самого утра.

– Жизнь чабана, конечно, не мёд, – соглашается Михаил и ерошит холку тысячекилограммового быка. – Не балуй, чертяка… Вот только поменять ее никак не получается… Когда колхозную отару вывезли на мясокомбинат, я вернулся в Безымянное, где у меня хата. Даже начал прикидывать, как расширить жилплощадь, чтобы пускать на лето пляжников. У нас многие только этим и живут… Но стоило весной жаворонку подать голос, как заскучал я. Выбил в счет имущественного пая вот эти хоромы, купил ягнят и вот этого бычка… Глядите, какой красавец вымахал… И уж совсем ожил, когда выгнал маленькую отару на пастбище.

У академика Фёдора Конюхова тоже есть свой дом. И художественная мастерская, где на полотнах плещутся океанские сквозняки, дыбятся пики мыса Горн, плывут вровень с воздушным шаром облака.

Однако не сидится путешественнику в четырёх стенах. Видно, есть на белом свете вещи, за которые человек без колебания готов отдать уютное кресло перед телевизором.

УВИДЕЛ ИСТОЧНИК ВО СНЕ

Говорят, собака или другая, существующая бок о бок с человеком живность со временем делается похожей на хозяина. Внешне, а главное – характером. И если так, то Михаил Приходько – добрейшая душа.

Никто из его подданных не проявил к гостям вражды. Ни круторогий козёл разбойничьего вида, ни чёрный, как грозовая туча, волкодав, ни тысячекилограммовый бык, который весьма благосклонно воспринял ладонь чужака на литой холке.

Впрочем, обитающие в окрестных балках вопсы (помесь волка и собаки), а также новосёлы прифронтовой степи – шакалы – особой свирепостью не отличаются. Никто из них не польстился на выводок черных поросят, а неизвестные в камуфляже, играючись, застрелили всех до единого.

Об этом хозяин обители у черта на куличках поведал мне, когда мы втроем шли на водопой. Миша, гость и ведомый на поводке толщиной в шнурок от башмаков тысячекилограммовый бык.

На водопое, у степной криницы, вновь вспомнился знаменитый путешественник.

В одной из газетных публикаций я писал об этом, что координаты единственного источника пресной воды в селе Атманай, где упокоились родители Конюхова, Фёдор увидел во сне.

Точно таково происхождение и степной криницы. Правда, Миша несколько иначе распорядился открытием. Он, по примеру Конюхова, не возвёл рядом с источником часовенку, а соединил криницу стометровой канавой с пересохшим прудом.

– Теперь, – рассмеялся хозяин обители у черта на куличках, – даю себе перед сном установку – увидеть и другие родники. Я их потом вызволю из подземного заточения. И заодно попрошу Господина нашего, чтобы он подсобил мне в этом деле… Ведь по прямой до линии фронта и трех километров едва ли наберется. А война, как известно, человеческие планы в расчёт не берёт…

Обратную дорогу нам с водителем вновь скрашивал своими стихами сивобородый поводырь. Каюсь, слушал краем уха, ибо продолжал думать о Фёдоре и Михаиле.

Они даже не знакомы друг с другом, идут по жизни совершенно разными путями.

Один – по океанам, льдами Гренландии, рука об руку с облаками. Пути-дорожки чабана поскромнее. И пролегли они по холмам, которые сегодня сотрясает артиллерийская канонада.

Но они – настоящие мужики. Сродственные души. И малость не от мира сего. Ведь небеса только избранным позволяют увидеть во сне координаты сокрытых источников, которые утоляют жажду и исцеляют душу от скверны. Ну а ядовитое растение анчар, как известно, в приазовской степи не водится.

Часть шестая

Однорукие вареники – высший пилотаж