Петр Андреев - Военные воспоминания

В последних числах января несколько дивизий, в том числе и нашу, переподчинили 60-й армии генерал-лейтенанта Рокосовского. Дивизия перешла к обороне.

Наблюдательный пункт командира дивизиона находился на обращенном к противнику склоне высоты. Сюда и прибыл генерал Рокоссовский. К землянке с амбразурой для наблюдения вел неглубокий ход сообщения, по которому, нагнувшись, можно было пройти незамеченным противником. Высокий, в кожаном пальто, в окружении офицеров нашей дивизии и адъютантов, он не отреагировал на просьбы адъютантов спуститься в ход сообщения и прошел на наблюдательный пункт по брустверу. Оглядев в стереотрубу передний край обороны противника и задав несколько вопросов командиру дивизиона, тем же путем покинул наблюдательный пункт. А солдаты, да и офицеры еще долго говорили о храбрости генерала.

Дивизия месяц стоит в обороне. Свободные от службы солдаты и офицеры расположились в деревнях. Каждый взвод занимает хату. Но солдаты не бездельничают. Разведчики, меняясь, дежурят на наблюдательном пункте, связисты обслуживают телефонные линии и дежурят на телефонных аппаратах. Взвод топоразведки, закончив привязку боевых порядков и подготовив данные для стрельбы по целям, огням сосредоточения и заграждения, на случай наступления противника, перешел к отысканию новых целей и определению их координат. А в промежутках солдаты несут караульную службу.

Управление дивизиона занимает две хаты, одну - взвод связи, вторую - взвод топоразведки из шести человек. Здесь же небольшое отделение разведки, хоз. отделение из трех человек и неразлучные друзья - медицинский и ветеринарный фельдшеры.

Хозяйки дома очень любезные молодые сестры. Даша - невысокого роста, очень подвижная толстушка. Замужем около двух лет. Муж на фронте. Писем не получает, да и не могла получать, поскольку деревня была на оккупированной территории. Катя - высокая стройная девушка лет двадцати, в движениях медлительная. Лицом обеих бог не обидел. По натуре обе очень общительные. С первого часа нашего пребывания в их доме они влились в нашу фронтовую семью.

Третий член семьи их мать. Высокая, худая, очень больная ворчливая старуха. Дочери говорили, что в молодости, да и в зрелом возрасте была очень красивой женщиной и не упускала моментов, чтобы попользоваться прелестями жизни.

Жили они бедновато и поэтому стали питаться с нашей кухни. Но речь о другом. Командовал взводом топоразведки недавно получивший звание младшего лейтенанта, бывший старший сержант Михайлов. Высокий, всегда подтянутый, всегда сдержанный, уже женатый сибиряк.

С первых же минут нашего пребывания в доме мы стали свидетелями «величайшего патриотизма» девушек. Со стороны было даже интересно наблюдать, как Катя откровенно предлагала себя лейтенанту. И чем больше он демонстрировал свою незаинтересованность в этих играх, тем настойчивее действовала девушка. Самое интересное началось, когда стали укладываться спать. Только Михайлов устроился на полу, рядом с ним тут же легла и Катя. Тогда он перешел на другое место, но и Катя оказалась там же. Оказавшись в столь трудном положении, он вынужден был отодвинуть от стены узкую скамейку и поставив ее по диагонали комнаты и лечь на нее головой в красный угол, как кладут в деревнях покойников. Катя обошла вокруг устроившегося на ночлег столь необычным образом Михайлова, и видя, что тут ей никак не пристроиться - скамейка была настолько узка, что улечься на ней даже одному было почти невозможно, завалилась на наших фельдшеров медицинского - Гусева и ветеринарного - Байретдинова, устроившихся на хозяйской кровати. Те раздвинулись, и она оказалась в объятиях двух мужчин.

Даша, как более опытная старшая сестра, не стала испытывать свою судьбу на офицерах. Она выбрала себе мужчину другого плана - ездового хоз. отделения Дусенбаева. Маленького роста, со смуглым, лоснящимся жиром лицом и маленькими, черными, бегающими в прищуре лукавыми глазами. И место свиданий было выбрано куда более спокойное - двор, не на глазах у ворчащей матери, как это делала Катя. Правда, у Кати для матери всегда был готов ответ: «Ты свое взяла, теперь помалкивай».

Не каждый знает, что такое двор в Тульской а, местами и в Калужской областях. Это пристройка к хате, служащая для содержания скота. Обычно это плетеные из прутьев стены, обмазанные глиной с одной или двух сторон и общая с хатой соломенная крыша. У одних часть пространства двора отгорожено стенкой или изгородью под сени, у других и сеней нет. Вход в хату через двор. Ляжет корова у такого хозяина к порогу двери, и выходи из хаты через окно. Во дворе содержался домашний скот - коровы, лошади, овцы и свиньи. Хранилось и сено. Хлев или двор служил для семьи и уборной, ничем не отгороженной. Солдаты, в основной массе, не пользовались этими отхожими местами. Опасаясь быть застигнутыми хозяевами дома, мы ходили по нужде за углы двора. Там же избавлялись и от части вшей, вытряхивая их обездвиженных на морозе из-за рубахи и гимнастерки.

Вот в таком дворе, на виду у коровы и наших армейских лошадей и занимались любовью Даша с Дусенбаевым. Но самое необычное, что после каждого такого свидания, Даша рассказывала всем без разбора, что она в первый раз встретила такое счастье. И дальше шли подробности их интимных встреч.

Позже, когда мы двинулись дальше на запад, Даша, неизвестно каким чутьем, определяла маршрут нашего движения и в мороз и метель, пробежав десяток-полтора верст, находила нас, чтобы увести Дусенбаева на несколько минут. А один раз, когда хозяйка дома оказалась ее знакомой, так как Дашин муж работал в этой деревне трактористом, она при всем честном народе затащила Дусенбаева на печь.

Кончался февраль - третий месяц непрерывных наступательных боев и переходов, а вместе с оборонительными боями после выхода из окружения под Тулой - уже четвертый месяц. Четыре месяца без бань и санобработок. Вшивость стала угрожающей. На наше счастье, не нашлось ни одной тифозной. Все здоровые, отъевшиеся на солдатском теле. Только в двадцатых числах февраля, в районе Сухинич был развернут «санпропускник». В свой день и час по графику мы на дровнях прибыли в указанный пункт. Группами по 20-25 человек заходили в палатки. Раздевшись и сдав одежду с навешенными бирками, проходили в мыльное отделение. Одежду уносили на тепловую обработку, как тогда называли - в вошебойку. Процедура помывки зависела от времени прожаривания одежды и длилась около 30 минут.

Помывшись и надев свежее новое белье, почувствовали себя вновь родившимися. Стали разбирать свою одежду и тут грохнул смех. Старший сержант Заборский демонстрировал свою меховую шапку, годившуюся только на куклу с головой с мужской кулак. А разведчик Пронюшкин, ухитрившийся сдать в прожарку сапоги, получил обувь для пятилетнего ребенка. Добавлю, что санобработка была неэффективной. Поголовье вшей восстановилось очень быстро.

Попково

Попково - довольно большая деревня, расположенная на равнине. Примерно в трехстах метрах от восточной ее окраины начинается подъем холма в нашу сторону. Дома, да и другие постройки кирпичные. Кирпичная, внушительных размеров церковь в центре деревни и двухэтажная кирпичная школа на окраине деревни с нашей стороны.

Сама деревня представляла собой внушительный рубеж обороны. Каждый дом - ДОТ. Особенно серьезными оборонительным и наблюдательным пунктами были церковь и школа. Но немцы еще больше укрепили свою оборону, проложив перед деревней траншею окопов с пулеметными ячейками и ледяным бруствером, а обрушив крыши и перекрытия крайних домов, устроили мощные ДОТы с амбразурами подвальных окон. Подходы к деревне со стороны наступающих представляли собой открытую равнину с одной кирпичной постройкой бывшей машинно-транспортной станции в виде большого сарая.

Наш наблюдательный пункт находился на склоне холма, обращенном к противнику и слева от нашей наступающей пехоты.

Находясь на левом фланге, на одинаковом удалении, как от противника, так и от нашей пехоты и на значительном возвышении над ними, мы могли, даже без оптических приборов видеть на снегу каждого своего солдата. Солдат противника мы не видели. Они находились в надежных укрытиях. Зато хорошо видели плотный огонь всех видов оружия.

На рассвете, в мороз 35-40 градусов, батальон пехоты при поддержке шести танков и батарей полковой и дивизионной артиллерии, после непродолжительной артподготовки, пошел в атаку и, не выдержав плотного огня противника, залег. Танки, утюжа снег позади залегшей пехоты, били по школе, откуда вели шквальный огонь немецкие пулеметы. Снаряды 76-мм пушек не пробивали кирпичную кладку, а лишь оставляли выбоины в стенах. Вырваться же вперед, чтобы прикрыть пехоту собою, танки не решались, да и приказа такого они, видно, не имели. Залегшие батальоны подняться уже не могли. Раненые и оставшиеся в живых тоже оставались на поле боя и все замерзали. С поля боя не ушел никто.