Алексей Ивакин - Десантура

Мама была права.

У войны не женское лицо. У нее вообще нет лица.

У войны страшная, кровавая, жестокая харя.

19

— Конечно мы знали, Николай Ефимович! Ваши частоты нам были известны. Шифры тоже мы читали легко. Увы для вас, к счастью для нас!

— Это да, для вас к счастью… — ответил Тарасов.

— Что же произошло дальше, господин подполковник?

— Во время операции под Доброслями майор Гринёв был легко ранен. После чего был эвакуирован в тыл.

— Вы видели его?

— Нет. Об этом на совещании Латыпову и мне доложил комиссар двести четвертой Никитин. Сам же Гринёв так и не появился.

— Кстати, как вы, господин подполковник, относитесь к институту комиссаров?

— Отрицательно. В армии в основу должен быть положен принцип единоначалия. Если приказ командира может кто-то отменить — это не армия. Это балаган. Хорошо, если у командира с комиссаром — взаимопонимание. Но… Этого сложно добиться, понимаете, Юрген?

— Конечно, лично я вижу в институте комиссаров — элемент контроля коммунистами над армией, — фон Вальдерзее флегматично жевал бутерброд с ветчиной. — Насколько я понимаю, Сталин так и не доверяет Красной Армии, после процессов тридцатых?

— Это вы, герр обер-лейтенант, у Сталина и спросите…

— ещё спросим, господин подполковник, ещё спросим…

Тарасов едва сдержал ухмылку:

— Юрген, но вермахт тоже находится под контролем НСДАП? Не так ли?

— Нет. Не так. Конечно, у нас есть политические руководители — они следят за поддержанием национал-социалистического духа, но моей работой из политиков никто не руководит.

— Юрген, вы уверены?

Фон Вальдерзее аж поперхнулся ветчиной:

— Интересно, кто из нас допрашиваемый? Итак, почему ваше военный совет принял решение уйти под Игожево?

Тарасов вздохнул…

Раздавленные неудачей в главном бою все операции, десантники разбредались по своим шалашам. А в штабе шёл горячий спор. Что делать дальше?

Немцы уже обнаружили расположение лагеря — сегодняшняя атака полевого госпиталя подтвердила это. Понятно, что это была разведка боем. Но отсюда следует, что промедление подобно смерти. Необходимо сниматься и уходить. Но куда уходить, имея на руках двести раненых, из которых половина — тяжело? Тащить на себе? КУДА??

— Гринёв! Тварь! Ты, где был, где был? — Тарасов вскочил с берёзовой чурки, заменявшей стул, когда комбриг-двести четыре вошёл в штабной шалаш.

— Подполковник, успокойтесь! — крикнул на него Латыпов.

А Гринёв побледнел и схватился за раненое плечо. Несколько картинно, правда, как показалось Мачихину. Гринёва поддержал его комиссар — Никитин.

— Вы слова подбирайте, Тарасов, — почти крикнул Никитин. — Видите, Георгий Захарович ранен!

Гринёв, поморщившись, сел за дощатый стол. Потом он погладил себя по плечу и бесцветным голосом начал:

— Бригада попала на замаскированные огневые точки — вкопанные танки. И кинжальный фланговый огонь крупнокалиберных пулемётов…

— Положить десантников за зря? Увольте! — рявкнул на Тарасова Никитин.

— Была бы моя воля — уволил бы в расход, товарищ полковой комиссар! Доклады тут не надо докладывать. Надо приказы выполнять!

— Спокойно, подполковник. Все же двести четвертая имеет боевой опыт — и Болград с Кагулом в Молдавии, и бои с белофиннами в составе Пятнадцатой армии, — остановил Тарасова Латыпов.

— А эти тут причем? — презрительно кивнул в сторону Гринёва и Никитина Тарасов. — Они, что были там?

— Ефимыч, спокойнее… — шепнул ему Мачихин.

А дневальный подбросил ещё одну охапочку дров в печку-чугунку. Она защелкала, затрещала, и чайник снова забурлил кипятком.

— Ещё раз говорю! — встал Латыпов. — Полеты будем разбирать дома. Давайте решать. Что. Делать. Дальше.

Полковник раздельно, почти по слогам, произнес последние слова:

— Шишкин, доложите обстановку.

— Южный берег реки Явонь немцами сильно укреплен. Дзоты. Закопаны танки. Окопы в полный профиль. Вдоль берега дорога Демянск-Старая Русса. По дороге курсируют бронетранспортеры. В Лесистых участках — дозоры по пять-семь солдат. Саму дорогу постоянно чистят мирные жители из Демянска, Доброслей, Игожево и других населенных пунктов. Разведка обнаружила, что в Игожево расположен штаб восемьдесят девятого полка и семьсот седьмого штрафного батальона. И какой-то генерал…

— Это когда Малеев там генерала обнаружил? — удивился Латыпов.

— Позавчера ещё, товарищ полковник! — ответил майор Шишкин. — Лежали в засаде, наблюдали как старик в штанах с лампасами зарядку делал. Взяли ефрейтора из дозора, но тот помер случайно, прежде чем о генерале рассказал.

— Случайно? — засмеялись командиры.

— Перестарались, — буркнул начштаба. — Виновные наказаны.

— Как? — спросил Латыпов.

— Трое суток гауптической вахты с отсрочкой приговора до окончания операции, — продолжил Шишкин. — В Демянске же, как минимум два батальона пехоты, плюс полк СС дивизии «Мертвая голова», плюс шесть батарей ПВО у аэродрома… Считаю целесообразным выступать на Игожево.

«Если идем под Игожево — это шанс Гринёву отвертеться от ответственности…» — подумал Мачихин и посмотрел на своего комбрига.

— Демянск нам сейчас не взять, — внезапно сказал Тарасов. — Моральный дух в бригаде — ниже бруствера. Голодные, истощенные, ни одного полноценного победного боя. И вот ещё… Что штаб фронта скажет по поводу изменения плана?

— Самодеятельности не будет, — отрезал Латыпов.

— Это хорошо, — буркнул Тарасов и, не удержавшись, покосился на Гринёва. Тот сделал вид, что не заметил намека. Только потер плечо и поморщился.

— Если штаб фронта добро не даст — атакуем Демянск всеми силами с юго-запада, Латыпов тоже сделал вид, что ничего не заметил.

Добро было получено.

Через час.

ещё через час десантники вышли из лагеря в сторону деревни Игожево. Первым шёл батальон под командованием капитана Жука. Батальон должен был оседлать дорогу Демянск-Старая Русса и создать коридор для прохода всей бригады на юг. Усилили его пулемётной ротой и ротой разведки.

А с полевого аэродрома эвакуировали ещё пятнадцать человек.

Коридор пробить удалось. Небольшой — шириной всего восемьсот метров.

И ждали подхода бригады, отбивая одну атаку за другой. На дороге уже горел немецкий танк и три бронетранспортера. Поле было усеяно фрицами. Приданные первому батальону разведчики даже умудрились взять в плен немца, оказавшегося шарфюрером из дивизии СС «Мертвая Голова». Ну или «Тотенкопф», если хотите.

Немец был здорово напуган, когда его допрашивали — злые, небритые, осунувшиеся лица русских не обещали ничего хорошего. Выяснить у шарфюрера удалось немного. Атаки здесь немцы не ожидали. Более того, надеялись, что советские десантники уйдут обратно, в болото, где их можно будет блокировать и уничтожить. А тут неожиданный бросок русских там, где их не ждали. Но теперь эсэсовцы подтягивают резервы, силами до одного полка. И ждать их нужно с минуты на минуту.

Поэтому комбат Иван Жук грязно ругался на связь и требовал от радиста вызывать и вызывать штаб бригады. Но Тарасов не отвечал.

На мат Наташа не реагировала. Уже привыкла. И когда немца расстреляли — тоже была спокойна. Просто не обратила внимание на сухой, негромкий выстрел пистолета. А может и просто не услышала, привыкла к стрельбе.

— Небо светлеет… — опять ругнулся Жук. — День ясный будет, скоро фрицы авиацию кинут.

— Кердык нам тогда, капитан, — спокойно посмотрел на восток комиссар батальона Куклин. — Но без приказа отходить не имеем права.

— Да знаю я, комиссар. Иди лучше бойцам объясни — почему они тут гибнут ни за что!

Куклин, уже пошедший было к позициям, остановился и посмотрел на Жука:

— За Родину, капитан, за Родину.

Капитан отвернулся и зло сплюнул. За Родину не погибать надо. За Родину побеждать надо.

Вдруг с западного рубежа прорыва закричали:

— Комбат! Где комбат? Связной из штаба бригады!

Капитан бросился навстречу бойцу.

Он протянул Жуку лист вырванный из блокнота, на котором неровными карандашными каракулями было начеркано:

«Батальону отходить на старую базу. Обеспечить эвакуацию раненых с аэродрома. Продолжать громить гарнизоны противника. Мачихин». Подписи Тарасова почему-то не было.

— Что там происходит, комбат, как думаешь? — спросил Жука Куклин, когда батальон стал отходить в лес. Сумерки уже таяли под первыми лучами мартовского солнца.

— А черт его знает. Начальство друг с другом дерется, а мы с врагом. Вот и весь сказ, комиссар.

Куклин попытался что-то сказать, но не успел. пулемётная очередь разорвала воздух над головами десантников. Жук оглянулся. К месту боя подошла колонна грузовиков, из которых выпрыгивали эсэсовцы в белых куртках. Затем надевали лыжи и бросались в погоню за уходившим батальоном.