Виталий Лиходед - Батальон крови

— Так точно.

— Ну все, давай, с Богом.

Григорий сунул спицу в сапог и медленно пополз по тропе.

Увидев толстое дерево, спрятался под ним, прощупал вокруг спицей землю и, приготовив автомат, набрал полную грудь воздуха. Посмотрел на немцев и увидел, что двое спят, развалившись рядом с мотоциклом, а третий, укрывшись какой-то дерюгой, храпит в люльке. Гриша, на корточках, как можно ближе тихо подошел к ним, резко вскочил и в два прыжка оказался у мотоцикла. Одной длинной очередью выстрелил в немцев, сделав шаг в сторону закончил очередь на люльке. Все трое даже не успели дернуться. Григорий глубоко вдохнул, набрал в груд свежего воздуха и выстрелил еще раз по трупам. Обернулся, посмотрел на поле и увидел, как разведчики пробегают опасное — прострельное место. Григорий хотел уже последовать за ними, но увидел и услышал на дороге голоса. Это были немцы, они оказались совсем рядом. Увидев бегущих солдат, фашисты открыли по ним огонь. Григорий сразу сообразил, что делать. Он снял с мотоцикла пулемет, схватил два немецких автомата и залег на самой окраине рощи так, что ему стала видна вся дорога. Перезарядив пулемет, он стал стрелять по вспышкам автоматов, которые видел в темноте. Немцы залегли на дороге. Пулеметная очередь подавляла их автоматы. Особого укрытия на дороге у немцев не было. В заминированную рощу они боялись войти и спрятаться и поэтому немцы попятились назад. Гриша продолжал вести непрерывный огонь, давая возможность разведгруппе пройти дальше и скрыться из поля обстрела в темноте.

В пулемете кончились патроны. Григорий откинул его в сторону, взял немецкий автомат и начал стрелять из него. В темноте трудно было разобрать, кто из немцев еще жив, а кто мертв. Фашисты сами использовали убитые тела сослуживцев и стреляли из-за них. Гриша не прекращая вел огонь из первого, а затем и из второго немецкого, взятого у мотоциклистов автомата. Но его автоматные очереди стали слабыми и уже не могли задавить огнем, как пулеметные. Немцы почувствовали это и стали приближаться к нему. Около десяти человек одновременно открыли огонь в одно место — небольшой бугорок под деревом. Гриша прижался к мокрой земле. Вытер снегом лицо и попытался выглянуть, но пули свистели над ним сплошной стеной. Бугорок чужой земли прятал его от смерти. Он, продолжая жаться к земле, поднял над бугорком автомат и стал не глядя стрелять из него. Ответные очереди немцев приближались с каждым новым выстрелом, и Григорий уже отчетливо слышал, как клацают затворы их автоматов. Он, не думая о минах в роще, стал отползать назад. Бросил трофейные автоматы и, сжимая свой ППШа, на четвереньках побежал к ближайшему толстому дереву. Скатился в углубление, несколько раз глубоко вздохнул и, выставив в сторону автомат, стреляя, побежал в поле.

Даже в темноте Гриша видел, как подпрыгивает впереди земля. Он не думал о минах, о смерти, он не чувствовал страха. Не слышал свиста пуль. Немцы встали на дороге в полный рост и, смеясь, стали обстреливать убегающего солдата. Григорий спотыкнулся и метра два проехал юзом по грязи. Он откатился в сторону, перезарядил за секунды автомат, достав из-за пазухи приготовленный заранее барабан, и увидев стоящих в полный рост немцев, стал стрелять по ним. Он увидел, как четверых фрицев, словно в тире, резко сбили с ног пули, и отбросили их тела в кусты, остальные упали на дорогу и начали прицельно стрелять в ничем не прикрытого солдата.

— Все больше не побегу! Погибну, значит, так было надо! Ребята ушли, а это главное! — задыхаясь от напряжения, подумал Григорий. Он прицелился и вновь стал отстреливаться по вспышкам от автоматов. Неожиданно одна из выпущенных им пуль случайно зацепила мину в роще. Раздался мощный взрыв, осколки разлетелись по дороге, поднимая фонтаны снега. Григорий закрыл глаза и на мгновение замер. Он перестал стрелять, понял, что немцы тоже прекратили вести по нему огонь. Гриша поднял голову и увидел воронку от взрыва, а со стороны немецкого рубежа в это время выехал грузовик с подкреплением. Забыв обо всем, Григорий вскочил и быстро побежал по полю, посмотрев вправо на землю, он увидел помеченные мины. Сделал прыжок в сторону и помчался по проложенной троне к окопам батальона. Солдат почувствовал, как его тело стало легким и Грише показалось, что он летит над этим минным полем. Где-то сзади у рощи раздались несколько очередей, но Григорий уже был не виден немцам. Они еще пару раз выстрелили в темноту, оставили у мотоцикла новую засаду, а остальные, сели в грузовик и уехали к рубежу.

Григорий бежал, не чувствуя усталости.

— Неужели я смог? — спрашивал он себя. — Неужели все живы?

Увидев огонь крайнего костра, Григорий остановился и только теперь почувствовал, что не может дышать. Он присел, оперся на колено и, делая глубокие вдохи, постарался прийти в себя.

Солдаты батальона встретили его у окопов. Отвели в штаб и заставили выпить спирту.

Воувка радостный обнял его и что-то непонятное, по-видимому, по-белорусски прошептал в ухо. Единственным кто стоял мрачным был комбат.

— Хороший ты поступок совершил, но придется о нем забыть. Пока Николая не отвели в госпиталь, расскажи всем, что нужно говорить, приказал он командиру разведгруппы.

— А что говорить? Рацию оставили, а в поле попали под обстрел. Англичанин погиб и все. О всех сомнениях, рассказах о том, как он путал дороги и сдавался, нужно забыть, — предложил Санек.

— Хорошо, согласился комбат. — Если будут душу вытаскивать, помните об этом и говорите одно и тоже. Малейшее расхождение и все, замордуют до смерти.

— Главное успеть предупредить Яшку, когда он вернется, — произнес раненый Колек, но Воувка всех успокоил:

— За Яшку я как раз спокоен. Он ничего не скажет, сам какую-нибудь историю придумает не хуже. Он знает, что рассказывать о разведке правду иногда опасно.

К штабу приехала машина с врачом. К этому времени рука Николая висела как плеть. Он пытался ее привязать, но, видимо, сильная боль мешала. Его сразу увезли в госпиталь, а остальные, выпив спирта, согрелись и поели. Старшина с солдатами принесли им котелки с кашей и целую канистру спирта. Савчук подумал, что, возможно, у кого-то отморожены ноги и руки. Разведчики пришли скрюченные, больные и, конечно, уставшие. Старшина хотел растереть им отмороженные места, но увидел, что после выпитой дозы все согрелись и отошли от холода.

Через час разведчики ушли в свой дом. Перед этим Григорий доложил в штаб о возвращении группы и выполнении задания.

Комбат вместе с комдивом «обмывал» его генеральские погоны. Он хоть и выпивал с остальными, но все время думал, что могло задержать ребят. Узнав, что разведчики вернулись, он сразу покинул штаб и приехал в батальон. Шофер комдива, довез его и сразу вернулся.

Увидев спящего на диване Григория, он не стал его будить и отправился в дом к разведчикам. Все уже легли спать, но Воувка встал, вышел из дома и в двух словах объяснил комбату ситуацию. Пообещал утром все рассказать подробно. Главное — что задание выполнено — Киселев услышал. Воувка уже расслабился и выпитый спирт сильно ударил по его уставшему и замерзшему телу. Он не стал вдаваться в подробности, но предупредил, что Яшка еще не дошел. Попросил комбата, чтобы тот, рассказал отставшему разведчику о выполнении задания.

— Он, молодец, остался нас прикрыть. Мы нарвались на машину с фрицами, вот он и задержался. Немцы обстреляли группу, англичанин погиб. Яшка их задержал, дал возможность нам уйти, — произнес Воувка и сразу ушел в дом.

Комбат понял: что-то здесь не то. Он не стал допытываться, решил отложить это дело до утра. Сам дошел к радисткам и попросил их связаться со штабом дивизии. Доложил о выполнении задания и возвращении группы. Дежурный офицер все записал и пообещал, как только комдив проснется, отдать ему это донесение.

Утром принесли Яшку. Все радостные встречали его и смеялись. Разведчики, узнав о возвращении товарища, прибежали в штаб. Всех удивило — Яшка был пьян. Он что-то невменяемо лепетал и никто не мог разобрать о чем он говорит. Его уложили спать в доме разведчиков, а остальные, стали готовиться к Новом году.

Радист Михайлов, узнав, где готовится праздник, сразу отправился туда.

Для встречи Нового года оборудовали большой сарай. Три дня до этого из него выносили сено и доски, подметали пол и лишь после этого поставили ёлку.

С ёлкой случилась отдельная история. Старшина присмотрел красивую голубую ёлочку у одного из немецких домов. Тридцатого числа, за день до праздника, он взял топорик и спокойно пошел рубить ее. Три старых немки встали стеной: они готовы были погибнуть за эту зеленую красавицу, а старшина разозлился и назло, хотел срубить именно ее. Компромисс нашли только к вечеру. Два бойца, крымчане, предложили пересадить ее на время праздника в бочку. Немки согласились и уже тридцать первого солдаты принесли в большой сарай ёлку, пересаженную в бочку. А когда пришел Григорий, все спорили, как наряжать зеленую красавицу.