Сергей Щербаков - Нет на земле твоего короля. Часть 1

Саша был самым старшим из компании, ему довелось хлебнуть горечи выше крыши, служил десантником в Афгане, где подорвался на мине.

Из всей компании не служил только Васька с третьего подъезда, он учился в медицинском на хирурга и жил с больной матерью, тетей Тоней. У нее несколько лет назад случился инсульт в результате гибели старшего сына Николая. Он был морским офицером, служил на Северном флоте. Когда начались трудные времена и военным начали задерживать зарплату, он, как и другие офицеры, вынужден был переехать с семьей с берега на боевой корабль. Из-за вечной нехватки денег, из-за неустроенности быта, стали возникать частые скандалы и ссоры с молодой женой. Та, не выдержав, забрала ребенка и укатила на Смоленщину к теще. Через месяц сослуживцы обнаружили Николая застрелившимся во время дежурства. Васька долгое время вынужден был ухаживать за прикованной к кровати матерью, насмотревшись на ее страдания, твердо решил поступать в медицинский.

На вошедшего Михаила никто не обратил никакого внимания, словно он пребывал в другом измерении. Миша неодобрительно оглядел компанию. Вот нахрюкались, бедолаги. Совсем уже «хорошие». Где же Кеха? Уж, не за водкой ли побежал? Так ведь и квартиру по-пьяни спалить могут. Он вышел проверить другие комнаты. Кешка оказался в гостиной. В полосатом засаленном тельнике, в одном носке, он устроился на диване, согнувшись в три погибели. К большому пальцу обнаженной ноги был привязан конец натянутого шнурка, другой конец перетягивал левую руку над локтем. В дрожащей руке был зажат шприц, которым он тщетно пытался попасть в вену. Сгиб руки от постоянных инъекций превратился в сплошной синяк. Кешка поднял на вошедшего мутные глаза и криво усмехнулся пухлыми губами.

— Что, воспитывать пришел? Ну-ну, давай! Давай, давай, воспитывай!

Миша присел рядом с ним на корточки. Если бы не знал его предысторию, врезал бы хорошенько по сопатке. А так — жаль было парня. Отнимешь сейчас дозу — только хуже сделаешь. Сделав укол, Кешка с облегчением освободил руку от удавки и откинулся с блаженной улыбкой на подушки дивана, прикрыв глаза.

— Кеха, давайте, завязывайте! Забирай друганов, и валите куда-нибудь! Хватит погромы в доме устраивать, весь подъезд на уши поставили. И Антохе больше не наливайте, он парень с придурью, когда-нибудь нарвется на приключение, или пырнет ножом кого-нибудь, или голову ему открутят. Вечно ввязывается по пьянке в драки. Вон, в Ваську бутылкой запустил.

— Ладно, Миш, не волнуйся. Сейчас, через пяток минут свалим, за гаражи пойдем.

— Да мне плевать, куда вы пойдете, хоть к черту на кулички катитесь! Покоя от вас никому нет. Если нормально посидеть и выпить не можете, на хрен собираться вместе? Где предки-то?

— На дачу укатили.

— Вот вместо того, чтобы пьянствовать, лучше отцу с матерью помог бы. Будете уходить, приберите за собой. Насвинячили тут.

— Отстань, а, — простонал Кешка. — Тоже мне, Макаренко выискался.

Через полчаса на лестничной площадке хлопнула дверь, раздались громкие возбужденные голоса и пьяная компания выкатилась во двор. Миша подошел к открытому окну, отдернул тюлевую штору. Четверка, медленно брела в сторону гаражного кооператива, подстраиваясь под Сашин шаг. Могучая высокая фигура его, опираясь на трость, старательно вкалачивала протезы в землю. Сашка вызывал у Миши огромное уважение. Пережить такое — и не сдаться, это настоящий героизм.

Рота десантников, в которой служил Саша, под Пули-Хумри при зачистке кишлака попала в засаду душманов и была обстреляна из гранатометов. При разрыве гранаты молодому солдату оторвало ногу. Товарищи наложили на ногу, как могли, жгут, и попытались вытащить его вместе с другими ранеными из-под шквального огня моджахедов. Но когда они пробирались под прикрытием «Шилки» вдоль дувала, санинструктор Вовка Кабанов, по прозвищу Кабанчик, наступил на мину. Взрыв! Вовку в куски! Остальных накрыло крепко осколками, Саше тоже досталось, теперь уже в уцелевшую ногу.

Очнулся он только в госпитальном модуле, когда медсестра мокрой губкой смывала ему с лица запекшуюся кровь, гарь и песок. Сильно болела нога, нестерпимо, так, что хотелось кричать.

— Сестричка, укол сделай, нога болит, жуть, терпеть мочи нет!

— Которая нога?

— Левая.

Она отвернулась. Левой ноги у него уже давно не было, оторвало по колено, обрубок был перетянут жгутом из солдатского ремня. Ему не решились снять его до отправки в госпиталь, боялись кровотечения.

— А вторая нога, вторая не болит? Чувствуешь ее вообще?

— Нет, ничего не чувствую. А что с ней? Тоже зацепило?

Медсестра кивнула. Бедный мальчик. Если бы он мог видеть, как его зацепило. Вместо ноги — сплошное месиво. Что там осталось от костей, от мышц, осталось ли что-то вообще, только хирург сможет сказать.

— Мы тебя сейчас немного отмоем и на операционный стол. Хирург уже ждет тебя.

— Хирург? — Саша нахмурил выгоревшие на солнце брови. — Так серьезно, да, сестричка? Ты не стесняйся, говори, как есть. Я же солдат.

— Серьезно, — тихо ответила она и повезла его на каталке в предоперационную.

Хирург, невысокий мужчина, совершенно лысый, но с внушительными усами, поправил очки и произнес только одно слово.

— Наркоз.

Ему было все ясно. Он повидал на своем веку не одну раздробленную ногу, не один обрубок с черной запекшейся кровью на конце. Саше сделали укол, и он уснул. А когда проснулся, увидел перед собой лицо того же хирурга.

— Проснулся, голубчик? Теперь можно и познакомиться. Олег Степаныч — я, кромсал тебя, как мог, но много не смог, к сожалению.

— Ноги целы? — прохрипел Саша.

— Врать не буду. Ты парень крепкий, справишься. Одной ноги нет. Тебе ее еще на поле боя оторвало. Вторую я думал тоже отрезать, но инфекции пока сильной нет, попробую тебя на антибиотиках да на спицах Илизарова вытащить.

— На каких спицах?

— У тебя от костей там одни осколки. Мы их соединили, воссоздали первоначальный вид, теперь будем молиться, чтобы срослось и не инфицировалось. Если так оно и будет — уедешь домой с ногой.

— А если нет?

— А «если нет» я и обсуждать не хочу. Борись, понял меня? Процесс пойдет долгий и муторный, настройся на победу, заставь себя пережить все это. Понял, Сашок? Ну и молоток.

Олег Степаныч похлопал его по щеке и пошел к другим больным.

Около года Саша провел на больничной койке. Перенес около десяти операций. Олег Степаныч не обманул — процесс оказался ужасно долгим и болезненным. Сращение шло плохо, его перевели в специализированный Центр Ортопедии и Травматологии. Несколько раз начиналось нагноение, раны дренировали, открывали, закрывали, и так до бесконечности. Пока силы организма не истощились, и инфекция взяла свое. Ногу он потерял.

Поначалу ударился в депрессию. Но ненадолго. Помыкался, помыкался по службам социальной помощи, по родным, знакомым, и понял, что в этой жизни никто не поможет, кроме самого себя. Главное, взять себя в руки, трезво оценить ситуацию и не сдаваться. Так и сделал. Поступил на юридический факультет, с отличием окончил, устроился на работу, женился, детьми обзавелся — и кто скажет, что он инвалид? Куда больше инвалидов среди таких, как Кеша, душевных инвалидов. А душевная инвалидность — она куда страшнее физической. С ней жить труднее.

Миша смотрел им вслед и думал о том, что никому не пожелает перенести того, что пришлось вынести этим ребятам. Один, как Сашка, справится. А другой, вроде Кеши, сдаются без боя. И Васька туда же, неоперившийся птенец еще, а уже голову в дерьмо всякое сует. Васька плелся позади всех, чуть отстав, в жеванной рубахе. В одной руке у него был пакет с трехлитровой банкой огурцов, в другой — недопитая бутылка водки.

Расположились за гаражным блоком на траве. Чуть поодаль от них на лавочке под тощими березками несколько подростков играли на гитаре.

Пустили стакан с водкой по кругу.

— Эй, парни! «Ты туда не ходи, ты сюда ходи. А то снег башка попадет!» — подозвал подростков крылатой фразой из популярного фильма Васька. — Дайте гитару, песни посбацать! Сигаретами угостим!

Подростки переглянулись и несмело подошли к пьяной компании.

— Давай ее сюда, родимую, — потянулся за инструментом Назаренко.

— Ну-ка, Антош, давай чего-нибудь наше, — попросил Кешка, лежа на спине, уставившись отрешенным взглядом в небесную высь.

Антон уверено забренчал на гитаре и хриплым голосом затянул песню Виктора Цоя:

Группа крови — на рукаве,Мой порядковый номер — на рукаве,Пожелай мне удачи в бою, пожелай мне:Не остаться в этой траве,Не остаться в этой траве.Пожелай мне удачи, пожелай мне…

Аа-аа! — Антошка с размаху треснул чужую гитару о землю. Дека треснула, гриф отломился и повис на спутанных струнах. Слезы вновь рекой полились по его лицу, и он затрясся от рыданий.