О любви побеждающей - Елена Викторовна Кононенко

Друзья примолкли. И вдруг заметили, что лицо Ласточкина светится изнутри какой-то особенной радостью, а глаза светлей и жарче, чем всегда.

— Хороша? — спросил он гордо и протянул товарищам маленькую фотографическую карточку.

Это было лицо девушки, простое русское лицо, с ямочками на круглых щеках.

— Золотое яблочко на серебряном блюдечке! — одобрительно воскликнул Волочко.

— Кто это? Ласточкин, кто это? Вот так Вася — вокруг пальца обвел! А говорил: зазнобы нет… Кто это? — загудели, как шмели, молодые артиллеристы.

— Мой друг, — волнуясь ответил Ласточкин, не выпуская карточки из рук. — Сейчас все расскажу, хлопцы, — торжественно сказал он, присаживаясь к костру.

И Ласточкин рассказал историю карточки.

В часть пришло письмо из далекого города с надписью на конверте: «Лучшему бойцу-артиллеристу». Письмо вручили Васе. Он распечатал его и увидел этот маленький овальный портрет и записку… А в записке было сказано, что девушка посылает свою карточку, просит с ней переписываться и быть ее другом.

«…Буду радоваться и гордиться каждым вашим личным боевым успехом. Буду думать о вас постоянно и мысленно следовать за вами. Помните: вы в разведку — я с вами рядом, вы в атаку — и я с вами… Скорей напишите мне все о себе и если можно, пришлите свой портрет. Я поставлю его в рамке на столе, и рядом с ним каждый день будут цветы. Черемуха у нас давно уже расцвела, а потом пойдут ландыши, сирень. Пожалуйста, ставьте карандашом черточки на моем портрете (можно на каемочке), сколько вы всего сшибаете «Мессершмиттов», и так далее! Угощайте их там свинцом получше, дорогой мой, бесстрашный герой! Простите, что я так вас называю и не смейтесь: это — не шутка, а серьезно. А когда места уже не останется на карточке, то верните мне, — это будет дорогая сердцу фотография, — а взамен я вам пришлю еще лучшую! Так делает товарищ моей подруги. У него уже две царапины на медальоне с Лилькиным портретом: он уничтожил две огневых точки. У меня нет медальона, а то и я послала бы, да и в письме нельзя.

Ах, если бы вы знали, как хочется иметь друга — настоящего друга! Я постараюсь заслужить вашу дружбу. Я хоть обыкновенная девушка, но, говорят, на заводе я одна из лучших слесарих, и у меня есть уже два рационализаторских приспособления. Я вам потом напишу о них…

Мы с вами можем, пожалуй, и встретиться. Вы только никогда не думайте о смерти: любовь сильнее смерти, — это правду пишут в книгах! До свиданья, мой дорогой, храбрый герой! Передайте привет всей батарее и скажите: «Люда кланяется и приказывает поливать свинцом проклятых фрицев до полного разгрома!..»

— Вот это да! Вот это дивчина! — восхищенно воскликнул Волочко, когда Ласточкин кончил читать письмо. — Королева!

Друзья обступили Васю. Обветренное его лицо искрилось, и рот смеялся широко, как у мальчишки. Смеяться было больно, потому, что сильно потрескались от ветра губы. Но он смеялся и слова восторга и признательности сами собой срывались с уст.

— Талисман мой, — сказал лукаво и нежно Ласточкин, пряча маленький овальный портрет рядом с комсомольским билетом.

Он рассказал о письме всем своим товарищам, и все порадовались вместе с ним.

Спустившись в землянку, к командиру, он сказал, застенчиво улыбаясь:

— Ночь будет холодная… Не подложить ли в печку, товарищ командир?

Командир отвел красные, утомленные глаза от карты.

— Да нет, там все, кажется, в порядке. А вы что не отдыхаете, товарищ Ласточкин?

— Сейчас, — ответил Вася, продолжая смущенно улыбаться, — письмо получил…

— От девушки? — весело спросил командир.

— Вот именно! — просиял Ласточкин. — И вам привет, товарищ командир, и всей батарее. Разрешите прочитать, товарищ командир?

Вася Ласточкин радостно и стыдливо читал конец письма.

— Боевая она! — одобрительно сказал командир. — Хорошие у нас девушки, товарищ Ласточкин! Гордится она вами, а? И хороша, должно быть? Не видел, а чувствую — хороша.

— Хороша! — краснея воскликнул Ласточкин.

Он хотел показать карточку и рассказать о будущих отметках на каемке, но постеснялся.

— Ну, а теперь отдыхать, отдыхать. Видите, как она нам приказывает свинцом поливать фрицев, — командир засмеялся. — Берегите силы. Золотая девушка, золотая…

— Спасибо, товарищ командир! — порывисто поблагодарил Вася и вышел из землянки.

«Нет лучше нашего командира!» — пылко подумал он.

Вася ощутил такой прилив сил и воинственности, что мог бы сейчас же, немедленно, снова расчищать огнем путь пехоте, сокрушать вражеские блиндажи, сшибать фашистских стервятников. Он жадно и зорко вглядывался в темную ночь. Она показалась ему слишком мирной.

Враг боится встречи

С нашей картечью, —

запел он, и резко повернувшись, снова нырнул в землянку командира.

— Товарищ командир!.. Одну секунду… Разрешите, товарищ командир, пойти в разведку…

— Идите отдыхать, — строго приказал командир.

— Есть итти отдыхать, — виновато ответил Ласточкин.

Командир с ласковой усмешкой смотрел вслед уходящему Васе.

Эту лирическую быль рассказали фронтовики.

На каемке маленького девичьего портрета артиллерист Вася Ласточкин уже сделал три боевые зарубинки.

ВСТРЕЧА

В минуты затишья Баратов вспоминал родную школу. Все вспоминал. Хорошее и плохое. Перед ним, словно на киноэкране проходили школьные уроки и вечера, заседания педагогического совета, учителя, ученики… Чаще всего ученики, ребята… Никогда они ему не были так дороги, как сейчас. Только о Мите Тихонравове вспоминал он без особой теплоты. Не любил он Митю. Уж больно этот мальчишка был груб и дерзок. Фамилия отнюдь не соответствовала его нраву. Сколько крови испортил он учителю Баратову! Митя был зачинщиком самых нелепых, самых дурацких выходок в классе. И это олимпийское спокойствие, с каким он выслушивал выговоры по своему адресу! Совершенно невозмутимая, почти каменная физиономия, и только усмешка играет в углах пухлых, как у девчонки, губ. Как раздражала педагогов эта усмешка подростка. И это его любимое словечко, которое он неизменно изрекал по всякому поводу: «Порядочек!..» Молодая химичка Любовь Петровна даже однажды всплакнула в учительской из-за Мити Тихонравова. «Экземпляр», — звали его тайком между собой педагоги.

Ну, ладно, как говорится, бог с ним…

Баратов прогнал неприятные воспоминания и стал думать о выпускном вечере. Чудесный был вечер! Пожалуй, самые чарующие вечера в школе — это именно выпускные. Ты знал этих девочек и мальчиков малышами, карапузами, и вдруг, словно впервые увидел их по-настоящему взрослыми. Лиза Манаева пришла в длинном-предлинном платье. Маленькая дама… Олег Левантов надел свой первый мужской костюм с воротничком и галстуком. И в голосах их, в тоне, в движениях появилось что-то новое. Какая-то независимость, взрослость…

— Николай Иванович, поухаживайте за