С шевроном «Вагнер». Автобиографическая повесть - Габыч

дешёвый, быстрый и комфортный, с бонусами». Хрена лысого. Билетов на самолет нет, на поезд – нет, автобус – это настолько жесткая хренотень, что можно и коньки отбросить по дороге. А человеку из Молькино я хлестался, что десятого прибываю. Хм, попахивало пиздобольством. Нехорошо.

Уже думал, что по старинке на «собаках», но тут меня осенила гениальная мысль! Есть же «Бла-бла-кар»! Я на чиле залез в интернет и начал сёрфить. Оказалось, что в Севастополе и Крыму он заблокирован. По итогу отыскал какой-то похожий отечественный сервис попутчиков «Едем.ру» и, когда уже было совсем потерял надежду выбраться с этого проклятого полуострова, нашёл машину. Мы успели, в гости к чёрту не бывает опозданий.

Десятого июля две тысячи двадцать второго года я стартанул с площади Захарова, Северной стороны Севастополя на единственном возможном варианте, который удалось намутить. Попутке, что пробил через приложение, до Екатеринодара (Краснодара). Водитель была женщина. Для себя нужно было решить, что с этим делать. Это было непросто.

Наталья, собственно, женщина и водитель попутки, вела машину, и мы неслись по Тавриде. Эту трассу я считаю памятником нашему нынешнему Верховному. Несмотря на бардак и декалитры говна, которые льются со всех сторон. К слову, иногда по делу, но чаще всего это просто декалитры говна. Мы смогли вернуть огромные территории и людские ресурсы под крыло империи без кровопролития и потерь. Это очень большое достижение. За это, по моему скромному мнению, можно порубиться и пустить кровь паре-тройке охуевших пидоров-нацистов. Такие времена.

Итак, мы летели по Тавриде. Водитель Наталья ехала с дочкой. Дочка была девочка двадцати двух, вполне себе недурна собой и, как мне сначала показалось, в достаточной мере эрудированная. Во всяком случае, она не производила впечатления какой-то напрочь отбитой зумерши. Очень даже нормальная, начитанная девчонка, с которой можно вести диалог.

Для неё мы были оккупанты и захватчики. А наш Верховный – вообще Гитлер, или, как запустили эту фишку человечки из «Ципсо», Путлер. Так она его называла.

– Скажи, а вот с чего ты сделала такие выводы? – спросил я её.

– В смысле? – ответила она.

– Хм, ты всегда отвечаешь вопросом на вопрос? – Я повернулся к ней лицом. – Ну, Путлер. Почему он – как Гитлер? Можешь ответить, или тупо где-то прочитала, услышала, и понравилось быть как все?

– Ну… я… это… Ну, он напал на суверенную свободную страну.

– Блядь, – сказал я. – Опять эта херотень тупая. Как орки в «Варкрафт», ей-богу. На нас напали. На нас напали. А по существу-то можешь что-нибудь ответить? Своё-то мнение у тебя есть?

– Ну… э-э-э…

– Хм, понятно. А как у тебя в семье дела? Денег хватает? Как учёба в Москве, в университете? Родители же устроили? Да? А ведь это только благодаря Путлеру и родителям-оркам ты там учишься. И Путлер решил вопрос с магазинами, полными продуктов. Это в стране фашистов-то.

Я решил уже заканчивать этот разговор и добавил:

– Знаешь, каких-то лет двадцать пять назад ничего этого не было. Были демократы-либералы и были пустые полки в магазинах, была война, а людей убивали на улицах и в любом подъезде любого дома можно было купить героин, от которого люди подыхали пачками в этих же самых подъездах, где они покупали это дерьмо. И всё это прекратил Путлер. Забыли? Не помните? А я помню. Память хорошая просто. Как-то так.

Она засопела и хотела что-то спросить, но я ответил, что, в принципе, нет смысла дальше продолжать разговор, так как мне всё и так понятно. Я не стал продолжать этот бесполезный разговор. Я – взрослый мужик, и мне неинтересно унижать какую-то малолетнюю пизду. Если это не секс, конечно.

К этому времени мы уже проехали Керчь, и во мне проснулось нестерпимое желание стать этим самым орком, русским оккупантом, москалём и ватником. Это желание было настолько сильным, что когда Наталья довезла меня до автовокзала в Краснодаре, я оставил свои кроссовки в машине и остался без обуви, в своих бело-голубых кроксах.

6

И упомяну ещё один момент. Всю дорогу, пока я собирался, меня отговаривали от участия в войне. Один мой знакомец и ещё один товарищ, который на данный момент уже давно проживает в США. Первый мне твердил:

– Ты не понимаешь, ведь это диджитал война, всё снимают двадцать четыре на семь.

Хрен его знает, зачем он мне это говорил. Мне-то похер. Ну, снимают и снимают, что такого.

Юрец же, это который второй, служил до 2015 года в 810-й бригаде морской пехоты, гордости Севастополя. Он знал, что происходит на малой земле, не понаслышке и заводил другую шарманку. Мол, что там пиздец. Что все, кто вернулись, сейчас пишут рапорты на увольнение, и вообще там делать не хрен, пропадёшь почём зря.

Но безумству смелых поём мы песню. Я их внимательно выслушал. Понимающе покивал. Во всём с ними согласился. Конечно. Конечно. Конечно. И проигнорировал их обоих.

До Молей были ещё размышления о целесообразности моих действий. Я ведь даже на работе попросил меня не увольнять, потому что, возможно, вернусь в понедельник. И всё же, подъезжая к Молькино, я отринул все сомнения, убедив себя, что решение принято и я, как мужик, должен следовать намеченным целям.

Первая половина детства закончилась в сорок, и пора менять игрушки. Да и вообще, очень много было сказано в этой жизни, мало сделано. Пора слова превращать в дело. Если не сейчас, то никогда уже. Человека-паука не существует, а Дед Мороз – рядом! И как давать заднюю, если мы – потомки Давыдова, Гумилёва, Крючкова, Павлова, Буданова? Пиздец, ребята, мы – ебучие ушкуйники, сорвиголовы! Мы тысячу лет воевали со всеми и всем насовали в щи. Во что мы превратились?

Вы ли это: панки, футбольные хулиганы, рок-н-рольщики, которые грезили переменами в наших сердцах и разбитым хлебалами в бойцовском клубе? Вот оно! Пришло «Время колокольчиков»! Как там у Башлачёва? «Загремим, засвистим, защёлкаем». Здесь и сейчас, иди и докажи, что всё твоё нытьё про хуёвую жизнь – бред сивой кобылы. Всего-то и нужно, что поднять свою жопу с дивана и зажечь факел. Иди, докажи, что революция в твоей голове – не простые слова. Иди и поставь себя в один ряд с героями великих сражений!

Этим внутренним монологом я отрезал себе путь к отступлению и успокаивал мою внутреннюю истерику всю поездку на автобусе до Молькино. И потом ещё полтора километра от остановки по грунтовке до КПП на фильтр. Так я дохрустел гравием до этой «платформы 9 и ¾» для начинающих стареть русских детей.

В Молькино я приехал без багажа, зимней одежды и даже без обуви. В одних бело-голубых шлепанцах. Скоро новые игрушки, но это не точно. Отдал паспорт и телефон бойцу, дежурившему на КПП, сказали ждать, и я кинул кости в беседку. За оградой стояло несколько двухэтажных зданий. Небольшое количество людей сновали по территории или курили возле корпусов. Я продолжал ждать в беседке.

Говорят, раньше можно было прождать несколько часов в этой беседке, пока тебя пригласят войти на территорию. Прямо как в фильмах про Шаолинь из видеосалонов девяностых. Старая, типичная советская беседка. Где лавки в одну доску и облупленная краска на столбах и перилах. Ничего особенного, просто старая советская рухлядь. Однако чувствовался в ней какой-то необъяснимый рубеж, после которого невозможно будет вернуться к исходному состоянию.

Так или иначе, прошло не более часа, и меня позвали. При входе я сообщил свои данные (ФИО) и дошел до длинного стола под навесом, где проводился личный досмотр и досмотр вещей. Рядом со столом стоял столб с набитыми в него невероятным количеством гвоздей. Колорит этого