Сашка Вагнер. Вера. Отвага. Честь - Олег Юрьевич Рой

говорит на родном языке. Конечно, тот солдатам был не знаком.

— Цыганка, чы шо? — сказал один из них, подозрительно косясь на девушку.

— Магьярорсаг[1]! — ответила Бианка. Слова чужого языка путались, но она кое-как сумела объяснить, что их обстреляли, что у неё здесь раненый…

Боевик присел на корточки рядом с Николой.

— Плохая рана, — сказал он, — ему, должно быть, весь ливер осколком посекло.

И тут же, не меняя выражения лица, выхватил кинжал и ударил Николу в грудь. Кинжал вошёл в тело с каким-то противным, чавкающим звуком. Бианка пронзительно закричала.

— Заткнись, — беззлобно, даже как-то равнодушно бросил солдат. — Он бы кровью истёк ещё до того, как мы бы его до блокпоста дотащили. Так, хлопцы, заберите всё из машины и валим.

* * *

У блокпоста — старого кунга, до половины заваленного с боков всяким хламом, с уныло обвисшим на коротком древке желто-синим флагом, — собралась толпа гражданских лиц. Вокруг них, лениво переговариваясь, бродили солдаты.

— И что вы мне здесь устроили? — отчитывал кого-то офицер, видимо, старший блокпоста. — А если москали по нам из миномётов ударят, когда увидят, сколько здесь народу?

— Дима, не гони волну, — возражал ему вполголоса пожилой боец с длинными казацкими усами и всклокоченной седой шевелюрой. — Ты ж знаешь, что русские по мирным не бьют. Эти, — он лениво махнул рукой в сторону испуганно жмущихся друг к другу людей, — лучшее прикрытие, чем весь тот хлам, что ты навалил у своего кунга.

— Это не я, — ответил офицер Дима. — Это до меня. Не сильно оно им помогло. Ты прав, лучше держать их поближе. Так что, говоришь, дорога перекрыта?

— Та бес его знает, — сказал его собеседник, почёсывая потемневшими от въевшейся грязи пальцами затылок. — Колонну из Краматорска русские накрыли, но одиночная машина, наверно, проскочит. Особенно если на ней красные кресты намалевать. А ты что, валить думаешь?

— Было б на чём, давно свалил бы, — признался Дима. — По округе драного велосипеда не найти. Хоть пешком уходи.

— А чё так? — прищурился усатый. — Не веришь в нашу перемогу, что ли?

— Ты ж знаешь, с кем мы воюем? — спросил Дима.

— Говорят, что с оркестром, — равнодушно ответил усатый. Бианка, у которой, вероятно, от контузии кружилась голова, не сразу поняла, о чём речь.

— Говорят, — фыркнул Дима и закашлялся. — Это «Вагнер», можешь не сомневаться! У тебя курево-то есть?

— Свои кури, — злобно ответил усатый. — Стоишь на блокпосту и трындишь, что цыгарки нет. Ещё б кума угостил, мы пехота, у нас со снабжением тяжко.

— Ага, заливай больше. — Некоторые слова, которые употребляли солдаты, были грубыми ругательствами, и Бианке было непросто догадаться, к чему их вставляли в обычном разговоре. — Вы в любой лавке и любом ларьке карманы набить можете!

— Чем тут набивать? — отмахнулся усатый. — Город под нами давно, всё, что можно, парни разгребли по сто раз. Смотри, что курить приходится. — И он, вынув из кармана бело-розовую пачку, ткнул её под нос Диме.

Тот скривился:

— Румынские?

— Молдавские, — сморщился в ответ усатый, выщёлкивая из мятой пачке две сигареты — одну из них отдал Диме, другую прикурил сам. — На вкус как кизяк, хотя кизяк я пока не курил. Эти сволочи там, в Киеве, небось «Кэмэлом» с «Данхилом» давятся, чтоб их порвало. Ты прав, кум, тикать надо, пока не припекло. С «Вагнером» или без, они нас доконают.

— Не скажи, — возразил Дима, с отвращением затягиваясь. — То есть, что задавят, факт. А вот то, что не важно чем, — тут ты не прав. «Вагнер» — это у них типа штрафбата, набрали головорезов из всех расейских тюрем и кошмарят. Ты про их кувалду слышал?

Узнать, слышал ли кум Димы про кувалду, Бианке так и не довелось: к блокпосту подъехало нечто, в чём с большим трудом опознавался уазик. Верха у машины не было, водитель и пассажиры сидели открыто. На корме машины стоял раритетного вида пулемёт с толстым, как труба, стволом.

— И чем я их заверну? — возразил Дима. — Не стрелять же по ним?

— А хоть бы и стрелять, — равнодушно пожал плечами офицер. — То ж не люди, а биомасса, завалите кого — меньше ждунов будет.

Собеседник Димы с готовностью передёрнул затвор автомата и направился к толпе:

— Слыхали, что пан офицер говорит? Развернулись и по домам, пока москали палить не начали.

— Командир, — выступила вперёд сочная девица с большой грудью, к подолу платья которой жался мальчишка лет семи, — та вы б нас выпустили, мы б и ушли. Тут же война, убить могут…

— Ага, открыла нам глаза, что война, — проворчал усатый. — Дорога простреливается, не видишь, что ли? Вы пойдёте, а москали пальбу откроют.

— Москаль по мирным не бьёт, — выкрикнул из толпы какой-то юноша.

— Раньше не стрелял, а ну как начнёт? — ответил боевик, зыркая глазами в поисках разговорчивого смельчака. — На город идёт «Вагнер», это бандиты, которых по тюрьмам наскребли. Для них человека убить — что спичку зажечь.

— Как будто вы не такие же, — вполголоса просипела старуха, стоявшая рядом с Бианкой.

Слава Богу, усатый её не услышал; отбросив окурок в придорожную грязь, он добавил:

— Короче, так, считаю до десяти, и если, как досчитаю, кто-то из вас не будет бежать к городу — сам убью на месте. Шо не ясно?

Свои слова боевик подтвердил, вскинув оружие и наведя ствол автомата на толпу. Люди — преимущественно женщины, дети, старики — тут же бросились прочь. Бианка было замешкалась, но стоявшая рядом старуха дёрнула её за разорваный рукав куртки.

— Бежи, дочка, — прошепелявила она, — шо есть духу бежи, наче за тобой сам чорт из пекла гонится. То такие твари, шо им человека пристрелить, як для тебя комара придушить.

И Бианка, почему-то поверив женщине, побежала прочь, а за спиной усатый нарочито-громко считал: три… четыре… пять…

Бианка бежала так быстро, как могла, — по размытой дождём грязи получалось плохо, несколько раз она поскользнулась, один раз упала на одно колено, другой — едва успела поддержать трусившую рядом старушку. Через короткое время у неё за спиной раздался одиночный выстрел. Бианка непроизвольно остановилась и обернулась, чтобы увидеть, как худенький юноша, не старше шестнадцати, с недоумённым выражением лица падает в грязь, а его белая вышиванка на груди краснеет от крови — должно быть, пуля насквозь прошла.

— Чего ты вклякла, як соляной столб? — опять дёрнула её старушка, тяжело дыша. — Хочешь, чтобы и тебя так же?

— За что? — прохрипела Бианка. Происходящее казалось сном, вот только проснуться никак не удавалось.

— Говорил много, — строго ответила старушка, — Да и вообще… не любят бандеры нас, ждунов.