Неотправленные письма - Олег Юрьевич Рой

Если это письмо всё-таки попадёт к Вам в руки, что очень вряд ли, конечно, потому что война и не время для таких глупостей – прошу Вас, черкните пару строчек. Номер части я указал, зовут меня, как я говорил уже, Виктор Орешкин.

Напишите, пожалуйста, могу ли я увидеться с Вами? Если у Вас есть кто-то, тоже напишите – я буду знать, что лучше не беспокоить Вас. А если нет – мне бы хотелось встретиться с Вами. Хотя бы для того, чтобы услышать Ваш голос. Уверен, он так же прекрасен, как и Вы сами!

Ваш Виктор Орешкин».

Глава 10. Сон в руку

«Интересно всё-таки, кто же адресат этого послания?», – думала Надежда, ксеря письма. По приметам из медсестёр подходили и Слава, и Олеся, и Валя… хотя Валя, наверно, нет – она повыше, да и цвет волос у нее ближе к шатену… хотя мужчины, как заметила Надежда, очень слабо разбираются в цветах вообще, тем более – в цвете волос. Вот Катю Владимир Григорьевич упорно именовал брюнеткой. Хотя какая же она брюнетка со своим шоколадным цветом волос… быстро седеющих последнее время – не по возрасту, по испытаниям.

Надежда всё-таки доксерила письма, сложила копии и оригиналы по отдельности, даже вложила в конверты те письма, для которых она уже нашла соответствующие конверты, а затем – устало плюхнулась на жалобно скрипнувшее тройное сиденье. Это сиденье раньше стояло в клубе Екатерины, но потом она передала несколько таких госпиталю. Когда до перестройки в клубе крутили кино, зрители рассаживались на таких креслах, стоявших рядами. Потом многие из этих кресел пришли в негодность и были пущены на дрова. Уцелело только несколько, и их Катя отдала в госпиталь для ординаторской, где они были нужнее. Надежда любила эти скамейки; сидя на этих неудобных сиденьях, она вспоминала, как они с Владимиром Григорьевичем ходили на киносеансы и целовались втихаря в последнем ряду. Она была моложе его, она только заканчивала школу, когда он вернулся после сверхсрочки в Афганистане. В него влюбились все девочки, у кого на тот момент не было постоянной пары, и даже те, у кого такая уже была, нет-нет, да и бросали на Владимира взгляды, наполненные досадой пополам с нескрываемым интересом. А он выбрал её, Надежду…

Слава или Олеся? По описанию понять было сложно. Хотя можно расспросить девочек о том, у кого из них на попечении был контуженный до паралича – случай более чем неординарный. Контузии только кажутся менее опасными, чем ранения – такой шок для организма даром не проходит, появляются проблемы с сосудами, с нервами, костями, суставами – да почти с чем угодно. Надо расспросить девочек…

С этими мыслями Надежда заснула, кое-как пристроившись на не предназначенном для такого отдыха кресле, и увидела сон, который она запомнила, хотя обычно сны ей не запоминались.

К западу от Русского Дола есть глубокий овраг, тянущийся на несколько сотен метров – такие овраги часто встречаются в этих краях. Место это пользовалось недоброй славой, по крайней мере, в годы юности Надежды еще можно было услышать какие-то смутные байки о том, что в Мглистый распадок лучше не ходить даже при свете дня, а уж по ночи – тем более. Конечно же, это только подстёгивало молодёжь навещать это место, поодиночке и группами, днём и ночью, если удавалось. Бывала в Мглистом распадке и Надежда и, по правде сказать, ничего страшного там не нашла. В южной своей части распадок расширялся, там образовалось озерцо, пересыхающее в летнюю жару. На берегу озера был ржавый остов какой-то машины – говорили, что это немецкий танк, и, возможно, так оно и было, уж больно старой была эта руина. Конечно, никаких знаков на бортах не сохранилось. Владимир Григорьевич говорил, что, скорее всего, это действительно немецкий танк, трофейный PzIII[63], после войны их иногда использовали вместо дефицитных тогда тракторов, потом, выработав ресурс, сняли всё что можно, а корпус бросили.

Одна из легенд Мглистого распадка была связана с этим танком. Дескать, до войны был там хутор старообрядцев или, в другом варианте, в самом начале войны укрывался табор цыган (и цыгане, и старообрядцы часто фигурировали в народных страшилках). Когда пришли фашисты, один из танков отделился от колонны, чтобы расправиться с хутором – или табором. И тогда старая цыганка, или поп-старообрядец, в зависимости от версии легенды, проклял это место, чтобы всякий, оказавшийся в Мглистом распадке, не нашёл дороги домой. А сами цыгане (или старообрядцы) ушли в озеро и пропали навсегда…

Последняя часть легенды могла вызвать разве что улыбку – озерцо в распадке было курам по колено. И потом, на памяти Надежды все из Мглистого распадка нормально возвращались, никаких трагедий там не происходило… что не мешало людям держаться от этого места подальше, особенно осенью и в непогоду.

Во сне Надежда оказалась в самом начале Мглистого распадка. Была ночь, но багровое зарево с запада освещало всё вокруг неестественным, кровавым светом. В распадке клубился туман, не густой, но имеющий все тот же неприятный оттенок. Ни один человек в здравом уме и трезвом рассудке не стал бы идти в такое время в такое место, но логика сна непонятна и неумолима – Надежда решительно шагнула вниз по склону и пошла прямо в туман.

Вскоре она увидела впереди очертания какой-то фигуры. Сначала Надежда подумала, что это дерево, хотя деревьев в Мглистом распадке отродясь не бывало, да и вообще на юге Украины деревья встречаются нечасто. Но, приблизившись к «дереву», Надежда поняла, что это – человек. Высокая, очень худая женщина стояла к ней спиной, но, вероятно, услышала шаги Надежды, потому что заговорила:

– Они пришли, чтобы убивать. – Голос незнакомки был неприятным, хриплым, с присвистом. – Как три четверти века назад. Они опять сжигают людей живьем и давят танками.

– Кто вы? – спросила Надежда. Её собеседница повернулась к ней. Почему-то Надежда ожидала увидеть что-то страшное, какое-то чудовище или мертвеца – ничего подобного. Перед ней стояла высокая, худая пожилая женщина в цыганской одежде. Когда-то она, должно быть, была очень красивой, но время неумолимой рукой смяло прекрасные черты, избороздило глубокими морщинами…

Из-под платка, которым была повязана голова незнакомки, на ее плечи ниспадал поток серебристых седых волос, от них, казалось, исходил свет. Длинная, изящная шея была прикрыта тёмной шалью.

– Никто из них не вернется домой, – сказала