Война под терриконами. Донецкий сборник - Булат Арсал

– Но лично я думаю, что мужчина начинается в том возрасте, когда ещё мальчиком без предупреждений встаёт и уступает место в набитом трамвае даже не бабушке, а своей ровеснице. Вот этого воспитания теперь нет. А при Союзе было всё иначе, и мне – семилетнему октябрёнку – было за гордость у всех на виду поднять свою тощую задницу и предложить место всем, кто старше, и любой женщине, независимо от возраста, – высказался Седой.

– Не стоит спорить, пацаны, – заключил Тень, поправив очки на переносице, – все мы здесь мужики настоящие, и спорить с этим никто, надеюсь, не станет. Или я не прав, Шахтёр?

Саша втянул последнюю затяжку самокрутки и согласно кивнул головой. Возразить было трудно…

Темы для таких разговоров находились всегда – от обсуждения машин и женщин до политики и философии семейной жизни. Могли бы сейчас развернуть дискуссию о пользе русской бани или где в России люди живут лучше, но подошёл Лёха Комбат и, как воспитатель в детском саду, спокойно произнёс:

– Спокойной ночи, пацаны. Завтра день тяжёлый. Хотелось бы ошибиться… Очень хотелось бы…

* * *

Но завтра случилась война…

Её ждали, но надеялись, что здравый смысл возобладает над безудержными амбициями хунты, стремящейся показать свою боеспособность миру при любой возможности ради новых и новых вооружений. Возможная победа в тот день на участке, где стояли четыре батареи и танковый батальон с пехотой донецких ополченцев, могла дать бандеровским головорезам контроль над стратегической магистралью, соединяющей столицу республики с южными рубежами, чтобы в дальнейшем начать расчленение её территории. Враг прекрасно понимал, что занять новые рубежи важно до начала перемирия, чтобы в дальнейшем диктовать условия с позиции сильнейшего, как это сделали донбасские республики и Россия после разгрома украинской группировки под Дебальцево. Теперь они были уверены, что у них всё получится и достаточно сил для быстрой и уверенной победы… Не получилось…

Сводка о боевых действиях подразделений Министерства обороны ДНР на линии соприкосновения за истекшие сутки:

«В течение последних суток на участке линии соприкосновения, в районе населённых пунктов Старая Ласпа Тельмановского района, Васильевка Старобешевского района, Белокаменка Старобешевского района Донецкой Народной Республики, силами тактической группы мотострелковой бригады был предотвращён прорыв вооружённых сил Украины… В результате умелых и самоотверженных действий армии ДНР кратно превосходящие силы противника были остановлены и отброшены на исходные позиции с существенными невосполнимыми потерями. Ущерб живой силе и вооружению тактической группы армии ДНР нанесён минимальный».

Эпилог

Бублик с забинтованной правой ногой лежал на специальной кровати с колёсами, которыми, как правило, обеспечивают неспособных двигаться раненых или больных. Дима сиял открытой во все зубы улыбкой, не скрывая откровенной радости пришедшему гостю.

– Сколько же мы с тобой не виделись, Артём? – обратился раненый боец к Седому, непривычно назвав его по имени. – Лет уж пять будет, наверное?

– Ошибаешься, Димон. Уже семь. На дворе август двадцать второго.

– Кстати, и жара стоит как тогда, в пятнадцатом. Помнишь?

– Да, жарковато тогда было. Как забыть такое? – Седой поправил свалившийся с плеч белый халат и, похлопав Бублика по здоровой ноге, доверительно выдал: – А ведь согласись, братан, что тогда война совсем не война была, а так – стрельбы по движущимся мишеням.

– Если ты хочешь сравнить с тем, что сейчас творится, то соглашусь, но ведь мы тогда по-серьёзному воевали, и наши пацаны погибали не в тире, а на поле боя. Враг, конечно, поднаторел, вооружился, озлобился не на шутку, мозги молодой поросли провернул так, что они готовы детей братьев по крови убивать без зазрения совести и не вынимая сигаретки изо рта.

– И всё же я ряд, что мы дожили до такого большого наступления. Даже умирать не обидно. Вот честно говорю. – Седой говорил с волнением в голосе.

– А ты знаешь, где мы двадцать четвёртого февраля прорыв делали? – вдруг спросил Димка.

– Не знаю. Я ведь тогда уже с эшелоном под Харьков ушёл. Наш полк туда на броне с российской мотострелковой бригадой заходил. Так что не знаю, брат. У нас, на севере, своя война была.

– А там и рвали, где в пятнадцатом «укропов» покрошили. Через Старую Ласпу на Гранитное и до Волновахи. Так и били, пока к морю не вышли и Мариуполь в кольцо не взяли с юга. Потом уже и под Песками, и на Луганщине повоевали, и в Горловке постреляли. У нас ведь уже не Д-ЗО, а Д-20. И дальше бьёт, и калибр больше, и проще с ней работать по целям.

– Значит, показали им, кто сильнее? Это хорошо! А у нас наступление с самого начала забуксовало под Харьковом. Ну, я об этом тебе потом расскажу. Ты лучше скажи, как тебя угораздило?

– Прилёт был, а я не успел нырнуть в окопчик. Икроножную мышцу на левой ноге вырвало. Кость цела. Ходить буду. Под Авдеевкой всё случилось. Никого больше не задело, а мне не повезло, – с грустью заключил Бублик.

– Нет, брат, тебе повезло. Ты живой и не в плену у этих тварей. Поверь, я знаю, что говорю. От моего полка за два месяца треть осталась и смогла вернуться в мае в Донецк. Так что и мне повезло. Ты знаешь, а ведь за полгода спецопе-рации на Донбассе полегло раз в пять больше народу, чем за все восемь лет войны. Жёстко всё пошло.

Бублик показал рукой на окно. Седой понял жест, отдёрнул занавеску и потянул створку на себя. Потом прикрыл входную дверь и, дав прикурить товарищу, закурил сам.

– Да, брат, жестоко огрызается враг. Но это агония, и скоро всему конец. Мы победим, Россия победит. И значит, что мы не зря стояли тогда в августе пятнадцатого под Старой Ласпой.

– Не зря, брат. И ты, и я, и Батя с Лёхой, и Крылатый с Шоном, и Бурый с Тохой. Особенно те двадцать шесть часов перед перемирием. А ты не помнишь, сколько мы тогда машин за весь бой боеприпасов приняли?

– Помню. Мы тогда почти две с половиной тысячи выстрелов сделали на батарею. По четыреста с лишним на ствол. Вот и считай, братан.

Седой украдкой вынул из внутреннего кармана кителя тонкую фляжку с коньяком и протянул товарищу.

– А как сложилась жизнь пацанов? Я ведь тогда через месяц перешёл в самоходчики, а через год вообще в штабисты перевели в другую бригаду.

Дима принял фляжку и ответил:

– Каждого вспоминать суток не хватит. Комбат уже капитан, но батарею не бросил, а только перевооружился на Д-20. Батя Саня стал старшиной, ему прапорщика дали и