Серия "Афган. Чечня. Локальные войны-3". Компиляция. Книги 1-28 (СИ) - Черный Артур

— С такой охраной нам не страшен серый волк. Теперь можно вообще ехать домой до выборов.

С наступлением темноты начинает вздрагивать земля. Гулкое эхо разрывов врывается артиллерийской канонадой в томную глубину ночи.

Могучий гром войны уже не напрягает и не настораживает привыкший к нему слух. Мы спокойно и безмятежно спим.

Вчера террористы взорвали два гражданских самолета, выполнявших пассажирские рейсы. Один в Ставропольском крае, другой в Волгоградской области. Погибших более сотни человек.

26 августа 2004 года. Четверг

Утром нас будит грохот въезжающей в поселок брони. Внутренние войска чистят прилегающую к участку «зеленку».

Я сваливаюсь с парты, втискиваю в руку автомат и выхожу на улицу. Вдоль дороги высятся недвижимые пыльные БТРы. Подхожу к троим отдельно стоящим офицерам. Ни у одного на погонах нет звезд, но выправка и манера поведения выдают их полностью. Говорю, что участковый, и коротко обрисовываю командиру роты обстановку на участке, сообщаю последние новости об увиденном и услышанном за прошедшие дни. Те с интересом слушают и, как и многие другие до них, не перестают удивляться, как мы, двое русских, живем здесь среди чеченцев. Для них это дико и не вмещается ни в какое представление о войне, которой живут они, беспросветно таскающиеся по горным рейдам, засадам и зачисткам.

В это время охраняющие с нами участок двое сотрудников чеченской вневедомственной охраны, высыпавшие из школы, уже садятся с оружием у обочины, невдалеке от войск. Один даже держит в руках легкий гранатомет «Муха».

Ты смотри-ка!

Наслышанные про «произвол армии», героические заступники пускают сейчас пыль в глаза столпившимся вдоль дороги жителям 20-го участка. Еще вчера эти двое, опасаясь прихода боевиков, переодевались в гражданское тряпье. Сегодня они собрались воевать с армией. С той самой армией, которая уже не раз доказала здесь свою силу и мужество.

Кстати сказать, собственных бородатых сородичей, что промышляют разбоем в высоких горах, долах и на равнине, чеченцы бояться гораздо больше, чем любое наше спецподразделение. Это объясняется более чем просто — отсутствием у нас, русских, звериной, неоправданной жестокости, которая присуща воюющим соплеменникам из местного населения.

Я показываю на «защитников» ротному командиру и спрашиваю:

— Сотрем?

Тот, щурясь в сторону обоих, не без презрения кивает:

— Легко! Даже мокрых штанов не останется.

— Это вряд ли, — смеюсь я, — они еще до разворота стволов деру дадут.

— Догоним! — уверенно говорит другой офицер.

Мне более чем отвратительно и неприятно смотреть на эту выходку охраны. Вот уж чья бы корова!..

Зачистив окраину поселка и никого не обнаружив, вояки уезжают к своим горам, где сейчас так прохладно. Втайне я хочу уехать с нами. Эти-то в школах не просиживают, с ними, глядишь, и заварушка какая перепадет…

Днем солдаты разбивают ломами торчащие зубцы стен, стаскивают битый кирпич к своему БРДМу и заносят обломки на ровное плато крыши. За день работы внизу у брони возникает выложенная со стороны «зеленки», кособокая, хилая и непрочная красно-рыжая стена прикрытия. Такие же вырастают и по периметру срезанной во многих местах крыши. Бойцы, обосновавшие свое жилье именно на крыше, выстраивают там нечто наподобие кирпичных домиков с дырявыми стенами для стрельбы. Уродливые в своей причудливой форме, эти амбразуры еле скрывают от палящего солнца своих обитателей. Вместо крыши некоторые солдаты натягивают днем свои выцветшие, застиранных до дыр камуфляжи.

Худые, загоревшие до черноты тела лезут в узкие щели укрытий, пытаясь спрятаться среди дырявых, продуваемых ветром нищих своих жилищ. Бетонная крошка и, накопившаяся за многие годы здесь песочная пыль окутывает саваном мокрые людские спины, пристает несмываемой грязью к лицу.

Маленькие, грязные и злые, как черти, солдаты, громко матерятся и покрикивают друг на друга. Работу надо закончить к закату. Потому что завтра уже будет другая. Это быт. Он всегда сложнее самой войны.

Я сплю или читаю литературу убогой, в три-четыре десятка книг, школьной библиотеки. Чеченцы принесли компьютерную приставку и весь день играют у телевизора в «стрелялки-догонялки» и «гонки-обгонки».

Чтобы избавиться от мягкой, утомительной лени, я строчу в черновике рифмы на разные темы, но в основном матерные, и в основном про Рэгса и Рамзеса Безобразного. До поры до времени я мудро обхожу в стихах приметную фигуру Тайда. Больше из уважения к его боевому прошлому: августу 1996 года. Тогда он, начальник Ленинского РОВДа, до последнего руководил обороной единственного не сдавшегося боевикам городского отдела. До последнего — до тех пор, пока не был подписан позор Хасавюрта.

Местные жители всерьез обеспокоены предстоящими выборами, они приходят к нам, спрашивают, пройдут ли выборы вообще. Многие боятся. Боевики запугивают их смертью за участие в голосовании.

27 августа 2004 года. Пятница

Мой организм расслаблен до предела, и спать я уже не могу при всем своем желании. Всю эту неделю я провалялся на сдвинутых партах или траве двора.

Решив внести разнообразие и просто ради развлечения, командир отряда комендачей, высокий худой майор, собирает солдат на разведку. Он мудрит, хочет проверить все официальные подходы к школе со стороны дороги и проглядеть все ведущие к ней лесные тропы. Мы с Опером увязываемся за вояками.

Майор ведет нас через цепкие, жалящие заросли каких-то кустов, которые своими колючками бессовестно ползут за ворот и под рукава, путаются под ногами. Все в отчаянии плюют на землю, матерятся и совершенно забывают о том, что необходимо соблюдать тишину. Запутавшись в клубке крепких лиан, я прыгаю на месте и под конец падаю ничком на землю.

В самой толще высоких зеленых стен леса на узкой полянке вкопана в землю здоровая ржавая цистерна. Она неровная, с вмятыми боками, торчит из пропитанного нефтью черного грунта, как большой труп какого-то не захороненного животного. Вниз по склону тянется гнутая металлическая труба. Косая ее кишка уткнута в сливную, пропахшую контрабандой яму, на дне которой мутным пятном лежит лужа отработанного нефтеконденсата. Самопальный завод. От места за версту несет сырыми нефтяными испарениями.

Дни, проведенные в горизонтальном положении, сделали свое черное дело. После нескольких сот метров петляния по колючкам, сучкам и пням я начинаю спотыкаться о них, запинаться и то и дело, чтобы не упасть, опираться на приклад автомата. А выйдя из леса на дорогу, совсем раскисаю, ноги мои еле передвигаются, и я чувствую одышку. Кое-как добравшись до школы, мы с Опером без сил падаем на свои нары.

28 августа 2004 года. Суббота

Сиреневый цвет утра ползет в амбразуры раскрытого окна. Длинные солнечные лучи двигаются по пыльному коридору школы.

Сегодня дважды приезжают «ЗИЛы» из комендатуры. Они подвозят солдатам медикаменты и теплые вещи. Последние две ночи были уже достаточно прохладными. Шофер, пухлый, нескладный контрактник, рассказывает нам, что вчера через один из блокпостов в город прорвался целый «КамАЗ» со взрывчаткой. Недвусмысленно намекая на наш далекий от города участок, он советует быть поосторожнее. Пока шофер еще мелет языком, мы дружно чешем затылки, сморкаемся в сторону и напускаем на лица выражение глубокой задумчивости. Однако, когда тот замолкает и бежит к машине, никто уже не помнит ни про какой «КамАЗ» со взрывчаткой. Каждый утешает себя мыслью, что если он и есть, то наверняка припасен не для нас. А таких далеких от города участков, как наш, еще вон как много…

Большая часть местных разъехалась на день по домам. Те же, кто по разным причинам остался здесь, кому далеко до дома или сильно там скучно, вновь под чутким руководством Вампира варят во дворе загрубевшую баранину и запивают ее водкой.

Уже ближе к вечеру подвыпивший молодой чеченец из охраны рассказывает мне фантастическую историю о приходе в далеком XIII веке в их страну Чингисхана с его разномастными ордами. На вопрос, откуда он нахватался глупых таких историй, тот кипятится и горячо спорит со мною, пытаясь убедить в своей правоте: