Я шкурой помню наползавший танк - Юрий Иванович Хоба

кошку, я ее подкармливала, убило. Поэтому вам теперь и наследовать нечего.

– Объясните…

– Объяснять здесь нечего. Бабушка перед самой войной дом отписала вам, ведь других родственников у нее нет. Я завещание заказным письмом отправила, да уведомление не пришло. Наверное, где-то в пути затерялось. Время-то, сами знаете, какое… Где похоронили бабушку? Если хотите, могу показать.

В уютном месте похоронили бабушку Любу. В самом уголке сельского погоста, рядом с кустом бузины, из ягод которой получались вкуснейшие пироги.

ДОРОГА СМЕРТИ ИЛОВАЙСК – СТАРОБЕШЕВО

Кончилась вольница. Обложили блокпостами со всех сторон. Трижды пытались пробиться к Иловайску, но всякий раз возвращались не солоно хлебавши. Под Кутейниково так завязли, что думали куковать придется до окончания войны.

Грузовики Амвросиевской птицефабрики пропустили, а нам велели прижаться к обочине.

– У вас куры не дохнут, – молвил служивый в тапочках на босу ногу, – поэтому ждите.

– С моря погоды? – спросил Вольдемар.

Однако служивый не удостоил ответом. Повернулся спиной, давая тем самым понять нашу никчемность.

– А что делать? – вздохнул водитель. – Он, по нынешним меркам, царь и бог нашей с тобой малой родины. А мы так, картофельные очистки…

– Ты, похоже, забыл о существовании полевых дорог, – говорю Вольдемару. – Надеюсь, при наличии карты не заплутаем.

Заплутать-то мы не заплутали, а вот с огня да в полымя угодили. На пересечении двух полезащитных полос нас вновь тормознули:

– Куда спешите, старики-разбойники?

– По служебной надобности…

– Так и я здесь вроде не хреном груши околачиваю… Стойте, пока не разрешим ехать. Сейчас по-быстренькому отстреляемся, и гуляйте на все четыре стороны. Можете даже в своей газете написать, как мы сейчас положим полный пакет «Града» вон в ту балочку, где противник скапливается.

Проверявший наши документы автоматчик, конечно, не представился. И так видно, что перед нами еще один вершитель человеческих судеб. А вот к какому войску принадлежит, можно только гадать. Камуфляжка с одного конвейера, автоматы тоже, а занявшая перекресток установка залпового огня вообще без опознавательных знаков.

– Шифруются черти, – цедит сквозь сигаретный дым кормчий. – Чтобы, значит, претензию не предъявили, если промахнутся.

– Ты не мог бы поставить машинёшку так, чтобы я снял «Град» через опущенное стекло?

– Как прикажешь. Только фотоаппарат не высовывай, отберут.

Увы, приготовления оказались напрасными. После первых же пусков ракет перекресток утонул в клубах пыли, которая, пожалуй, не стояла даже на месте битвы Ильи Муромца с Соловьем-разбойником.

Спустя минуту или две из беспроглядного облака высунулся капот установки залпового огня. Поравнявшись с нами, на долю секунды сбросили скорость.

– Какого хрена торчите, старики-разбойники? – крикнул с подножки автоматчик. – Мотайте отсюда побыстрее, пока ответка не прилетела.

– А куда мотать-то? – взвыл Вольдемар. – Куда крестьянину податься?

ПУЛЯ – ПОД ЛОПАТКУ, ОСКОЛОК – В КОЛЕСО

Известный в православном мире монах Зосима однажды сказал, что венки на месте дорожной трагедии являются знаками почитания дьявола. Так это или нет, судить не мне, но таких знаков на трассе Старобешево – Иловайск достаточно. В частности, одно ДТП, к счастью без летального исхода, произошло на наших глазах. Водитель двигавшегося навстречу внедорожника оставил по левому борту сгоревшую машину боевой пехоты, но не вписался в закругление и располосовал правый бок о разбитый вдребезги танк.

Выразив сочувствие по поводу случившегося и поделившись в качестве успокоительного сигареткой, напомнили бедолаге о расхожем сегодня выражении: «Ни пули – под лопатку, ни осколка – в колесо».

Напомнить-то напомнили, а сами, что называется, сели в лужу. Скрюченный в три погибели осколок стали сделал в колесе дыру, заштопать которую без соответствующих инструментов не представлялось возможным.

– Не мы первые, не мы и последние, – молвил Вольдемар, когда рядом припарковалась еще одна легковушка с пробитым колесом. – Что, землячок, тоже пострадал? Только напрасно так далеко выехал на обочину. Там могут быть штучки посерьезнее осколков…

– Мужики, – поежился коллега по несчастью, – вы полагаете, что обочина заминирована?

– Да кто ее знает… Вон, в паре шагов от тебя, под обгоревшим кустиком снаряд валяется, если хрюкнет, небо с овчинку покажется.

– Так здесь всё обгоревшее. И кустики, и ёлочки на взгорке, и подсолнечник за обочиной.

– Стреляли, – подвел черту дорожному диалогу наш водитель. – И вот что любопытно при этом не взяли разрешение ни у крестьян, ни у лесников.

МОРПЕХ И ГРОЗА

На блокпосте вынужденная остановка. Идет смена дозора. Операцией руководит стриженная под новобранца дамочка. Острые ключицы под флотской тельняшкой, остро-повелительный голос.

– Тётенька с автоматом, – смеется Вольдемар, – ругается матом. Прямо – гроза.

– Вы что, – удивился велевший нам дождаться смены караула ополченец, – знакомы с нашей командиршей? Откуда знаете ее позывной – Гроза?

– Тридцать секунд, как впервые увидели. И ваш позывной, если не ошибаюсь, Морпех?

– Да вы не журналисты, а экстрасенсы…

Ополченец – сплошной колорит. Берет морпеха с «крабом» советской эпохи, опаленные, как пожнивные остатки за блокпостом, усы. На предложение сфотографироваться с командиршей шутливо бросает ладонь к срезу берета:

– Слушаюсь и повинуюсь. Гроза, иди сюда, нас для истории запечатлеть желают. Нет, обойдусь без «балаклавы». Я почти местный, из запорожских казаков, но за потной тряпицей прятаться не намерен.

Командирша на поверку оказалась не такой уж грозной. И вообще дала понять, что она в первую очередь представительница прекрасной половины человечества. Наверное, в этом и есть дамский шарм – невзирая на автомат, солдатские берцы и прическу новобранца, оставаться женщиной.

Смена караула закончена. Прощаемся с ополченцами и вскоре выбираемся на трассу Старобешево – Иловайск. Пахнет горелой резиной, оплавленным металлом и чем-то раздражающе кислым. Возможно, он исходит от гильз, которые шуршат под ногами на манер осенней травы. Справа в поле – «Нона» со свернутым стволом, слева – БМП, которую именуют братской могилой пехоты.

ПОГОСТ НА ОБОЧИНЕ

С трудом продираемся сквозь кладбище разбитой техники. Чудовищной силы и удивительной точности фугасы перемололи отходившие на юг колонны украинских батальонов. В этом скопище горелого железа невозможно с первого взгляда отличить братскую могилу пехоты от бронетранспортера. Сорванные башни, вывалившиеся внутренности, обрывки камуфляжного тряпья.

При въезде в село Осыково остовы военных вездеходов и два десятка разбросанных вдоль дороги солдатских касок. Они закопчены, словно чугунки у неряшливой хозяйки, а в рваных дырах бездомным щенком скулит ветер-позёмка.

На правой обочине первые захоронения. Если, конечно, таковыми можно считать наспех засыпанные окопы и связанные полиэтиленовыми лоскутами кресты из неошкуренных жердочек.

И без того сопровождавший нас всю дорогу смрад усиливается дыханием тлена. А еще он имеет звуковое сопровождение. Это суетятся слетевшиеся на пир кладбищенские мухи.

Еще одна могила у крайнего дома. Крест из точно таких жердочек, на холмике совершенно новая каска. Она выглядит неправдоподобно зеленой