Неотправленные письма - Олег Юрьевич Рой

больше делают для мира, чем политики или писатели. Их никто не знает, но именно они открывают нам дверь в новую эпоху, которая, надеюсь, будет лучше и честнее уходящей. Конечно, не стоит показывать что-то личное и, во всяком случае, надо попытаться спросить разрешения у автора письма и его адресата. Но я лично считаю, что идея с музеем хорошая. И, конечно, ты можешь снять копии со всех писем на нашем ксероксе. Хочешь, я пришлю за тобой Гришу?

На заднем фоне раздался какой-то шум, приглушенные голоса – судя по легкому шуршанию, Владимир прикрыл трубку ладонью и кому-то отвечал. Он перебросился с неизвестным парой фраз, потом вернулся к разговору:

– Извини, любимая, но Гриша отменяется. У нас раненые, пока от артобстрела, но чует моё сердце – этим всё не ограничится…

– Давай тогда, беги, – такое случалось не первый раз, и Надежда уже привыкла. Привыкла к тому, что разговор могут в любой момент прервать, что Владимира Григорьевича могут вызвать куда-то среди ночи… – храни тебя Господь.

– Ну, с Богом, – ответил Владимир Григорьевич. – Я побежал.

– Что там? – спросила Екатерина, когда Надежда повесила трубку.

– Укроп артой бьёт. – Надежда некстати подумала – как же прочно вошли в их обыденную жизнь все эти слова – «нацики», «укроп», «арта», «трёхсотые», «двухсотые»… – Володе раненых подвезли, говорят, наступление ожидается.

– Оно и видно, – кивнула Катя, – с утра на западе бахало, и чем дальше, тем сильнее. Побегу-ка я в госпиталь, там лишние руки явно не помешают.

Это тоже было в порядке вещей – когда мирные жители соседних посёлков шли в добровольные помощники в госпитали и тыловые части. Говорят, для такого даже специальное слово придумали – «волонтёр». Надежда бросила взгляд на столик, где оставался только один пакет с гуманитарной помощью, потом на часы – начало четвёртого, закрывать почту еще рано, конечно. И потом – Вовка-младший в шесть должен вернуться с ЕГЭ… проверив, работает ли телефон, и убедившись, что, к счастью, работает, она сказала Екатерине:

– Погоди, – и набрала номер.

– Добрый день, Надежда Витальевна, – приветствовала её Галина Львовна, классный руководитель Вовки. – Экзамен Вова уже написал, но класс, наверно, задержится в городе – говорят, у вас там неспокойно.

– Да, – подтвердила Надежда.

– Мы переночуем в общежитии заочников Университета, – продолжила Галина Львовна. – Выдвинемся домой с утра, как всё закончится.

– А вы уверены, что до утра все закончится? – спросила Надежда с недоверием. Война – это всё-таки война, и предсказать, чем кончится очередной бой, было, порой, сложно, а сколько он продлится – практически невозможно.

– Ну, сейчас же двадцать второй, а не четырнадцатый, – ободрила её учительница. – Говорят, ночью будет ненастье – град, ураган, может, даже смерч. А так хотелось посмотреть звездопад!

На птичьем телефонном языке это означало, что по нацистам отработают реактивные системы залпового огня и авиация. В этом случае у ВСУ не оставалось никаких шансов, но до ночи надо было продержаться.

– Спасибо, – сказала Надежда. – Я перезвоню.

Когда она прощалась с Галиной Львовной, к почте подъехала машина. Надежда заметила ее краем глаза, а вот Екатерина забеспокоилась:

– Надя, смотри, это не укропы, случайно?

– На борта взгляни, – успокоила ее Надежда Витальевна. – Это наши «Козака» затрофеили, знаю я эту машинку. Идём, я сейчас почту закрою, может, ребята нас до госпиталя и подбросят.

Письма Надежда, аккуратно сложив, взяла с собой. Пока она собирала письма, в здание почты вошли, точнее, вбежали, Николай и Джулия. У Николая голова была перевязана окровавленным белым платком.

– Что с вами? – испугалась Надежда (тем не менее, несмотря на испуг, она уже доставала из ящика стола один из лежавших там на всякий случай перевязочных пакетов).

– От укропов прилетело, – ответил Николай. – Обстреляли нас, похоже, кочующим минометом. Да не переживайте, царапнуло просто. Но броня у этого «Козака» – одно название: стекла вылетели на раз.

Джулия что-то защебетала по-итальянски.

– Нам надо найти госпиталь, – перевёл Николай. – У нас тут раненый в машине. Точнее… ну, в общем, будем считать, раненый.

– Ha ferite purulente sulle braccia e sulle gambe, – добавила Джулия. – Sembra che sia stato torturato[55].

– Perchè la pensi così[56]? – включилась в разговор Екатерина. Надежда удивлённо посмотрела на подругу – она и не знала, что Катя знает итальянский! Прямо не Донетчина, а Пьемонт какой-то. Самой, что ли, поучить?

– Per la natura delle ferite, – пояснила Джулия, – erano chiaramente intenzionali e ha segni di catene su braccia e gambe[57].

– Джулия – военный корреспондент, – пояснила Надежда. – А это – Николай, он водитель машины.

– Екатерина, – кивнула Катя. – Можно просто Катя.

– Катюша, – обрадовалась Джулия. – Можно я буду вас так называть?

– Конечно, – улыбнулась Катя и добавила на русском. – Николай, у вас в машине есть место для двух пассажиров? Мы с Надей тоже едем в госпиталь, на переднем крае, похоже, намечается жара, будут раненые, и пара рабочих рук в госпитале не помешает.

– Две пары, – поправила Надежда.

– Тогда четыре, – кивнул Николай и продолжил на итальянском для Джулии. – В госпиталь прибывают раненые, давай поможем им?

– Конечно, – с энтузиазмом согласилась Джулия. – И я потом напишу, как работают ваши военные врачи. Я уже была в госпиталях Красного Креста – в Джибути и в Ираке.

– Вы такая молодая, а столько успели, – восхитилась Катя. Они вышли из здания, Надежда закрыла почту, повесив табличку «прием корреспонденции» – табличке было сто лет в обед, и не важно, что на ней было написано – если она висела, жители Русского Дола знали, что почта закрыта. А по какой причине – разве это важно? В Русском Доле, как это бывает в большинстве маленьких городов и посёлков, все друг друга знали и доверяли друг другу. Вернее, это доверие возникло в последние годы. Все случайные и ненадёжные люди покинули Русский Дол с началом необъявленной войны Украины против Донбасса, а те, кто остались, вскоре стали как большая семья. Дома в Русском Доле, конечно, закрывали, но не от своих, а от залётных – случалось, в деревню заходили мародёры с той стороны. Но сельчане внимательно присматривали не только за своим имуществом, но и за соседским, потому чужаку в Русском Доле ловить было нечего.

Они забрались в машину.

– А где же ваш раненый? – удивилась Надежда.

– Сзади, в десантном отделении, – ответил Николай. – Мы с Джулией ему развернули на лавке каремат, он и уснул. Мы его ремнями закрепили, на всякий случай, и правильно – как нацики стрелять начали, пришлось закладывать виражи. Я как сюда доехал, заглянул к нему – спит, будто и не стреляли.

– Он очень