Курт Воннегут - Армагеддон в ретроспективе

Ознакомительный фрагмент

Они поели, и мальчик стал ерзать.

— Тут так тихо, — сказал он наконец.

— Так и должно быть, — объяснил старик. — Это лишь один уголок, но именно такой должна быть земля.

— Тут одиноко.

— В этом и красота.

— Мне больше нравится в городе, там солдаты и…

Старик резко схватил мальчика за руку и крепко сжал ее.

— Нет. Ты просто не понимаешь. Ты еще совсем молодой и не понимаешь того, что видишь сейчас, что я пытаюсь тебе передать. Станешь повзрослее — вспомнишь и захочешь прийти сюда снова, твоя тележка к тому времени давно сломается.

— Не хочу, чтобы моя тележка ломалась, — сказал мальчик.

— Да не сломается она. Ты просто полежи здесь, закрой глаза и прислушайся, постарайся обо всем забыть. Это и есть мой тебе подарок — несколько часов вдали от войны.

И он закрыл глаза.

Мальчик прилег рядом и, подчиняясь, тоже закрыл глаза.

Когда старик проснулся, солнце уже клонилось к закату. От долгого сна у ручья ломило спину, на теле выступил пот. Он зевнул и потянулся.

— Пора идти, — сказал он, не открывая глаз. — Наш день мира закончился.

Тут старик понял, что мальчика нет. Он позвал его, поначалу без всякой тревоги. Но ответом ему был только ветер, тогда он поднялся и выкрикнул имя мальчика во весь голос.

В душе старика зашевелилась паника. Ведь мальчик никогда не был в лесу, мог запросто заблудиться, если пошел в северную сторону, по склону в глубь леса. Старик забрался повыше и снова закричал. В ответ — тишина.

Может быть, мальчик спустился вниз, к танку, попробовал пересечь ручей? А плавать не умеет. Старик заспешил вниз вдоль ручья, к повороту, откуда открывался вид на танк. Жуткий свидетель прошлого озлобленно пялился на него с другой стороны оврага. Движения не было, только шелестел ветер в листве, да журчала вода.

— Ба-бах! — крикнул детский голосок.

Из башни танка высунулась голова мальчика.

— Попал! — торжествующе объявил он.

Армагеддон в ретроспективе

Дорогой друг!

Позвольте занять минуту Вашего времени. Мы никогда не встречались, но я осмеливаюсь написать Вам, потому что о Вас хорошо отзывался наш общий друг и характеризовал Вас как человека гибкого ума, небезразличного к судьбам других людей.

Новости последних дней оказывают на нас сильнейшее влияние, и нам легко забыть то, что произошло недавно. Поэтому хочу освежить в Вашей памяти событие, потрясшее мир всего пять лет тому назад и сегодня совершенно забытое всеми, кроме нескольких из нас. Я говорю о событии, которое, по аналогии с библейским, стало известно как Армагеддон.

Возможно, Вы помните, как хаотично все начиналось в институте Пайна. Признаюсь, я пошел работать администратором в этот институт с чувством стыда и по глупости, исключительно из-за денег. У меня было много предложений, но тамошний специалист по подбору персонала обещал мне зарплату, вдвое превышавшую то, что сулил лучший из других вариантов. Недавний выпускник, я за три года нищенского существования нажил долги и согласился на эту работу, поклявшись себе поработать годик, расплатиться с долгами, что-то отложить, потом устроиться в пристойное место и даже под пытками не признаваться, что приближался к Вердигрису, штат Оклахома, ближе чем на сто миль.

Благодаря такой сделке с собственной совестью мое имя стало упоминаться рядом с именем доктора Гормана Тарбелла — одного из подлинных героев нашего времени.

Мой вклад в достижения института Пайна был самым общим — главным образом, я принес с собой навыки, типичные для выпускника в сфере делового администрирования. Эти навыки я мог бы легко применить и в другом месте, например управлять фабрикой по производству трехколесных велосипедов или парком аттракционов. Я никоим образом не участвовал в создании теорий, которые приблизили нас к Армагеддону и довели его до завершения. Я появился на месте событий довольно поздно, когда мыслительная работа в значительной мере была выполнена.

Если говорить о духовном вкладе и о самопожертвовании, список людей, благодаря которым кампания состоялась и завершилась успехом, должен возглавить, конечно же, доктор Тарбелл.

С хронологической точки зрения список этот следует начать с покойного доктора Зелига Шилдкнехта, из немецкого города Дрездена, который всю вторую часть своей жизни (и наследства) пытался, как правило бесплодно, привлечь внимание к своим теориям психических заболеваний. По сути, Шилдкнехт утверждал простую вещь: все собранные факты не противоречат только одной, самой древней, никогда и никем не опровергнутой теории психических заболеваний. Сущность ее состояла в том, что больной с нарушенной психикой находится в руках дьявола. Шилдкнехт был убежден в этом.

Он неустанно развивал эту мысль в книгах, изданных за свой счет, ибо ни один издатель не хотел с ним связываться, и настаивал на необходимости исследования, которое позволит узнать как можно больше о дьяволе, его формах, привычках, сильных и слабых местах.

Следующим в списке должен стоять американец, мой бывший работодатель, Джесси Пайн из Вердигриса. Много лет назад нефтяной магнат Пайн заказал для своей библиотеки двести футов книг. Книготорговец увидел для себя возможность избавиться — среди прочих шедевров — от собрания сочинений доктора Зелига Шилдкнехта. Пайн решил, что поскольку работы Шилдкнехта написаны на иностранном языке, значит, в них содержится нечто нежелательное для англоязычных стран. И нанял заведующего кафедрой германистики Оклахомского университета, чтобы тот прочитал ему все эти труды.

Выбор книготорговца не поверг Пайна в ярость — напротив, он пришел в восторг. Всю жизнь он страдал от недостатка образования — и вдруг выясняется, что человек с пятью университетскими дипломами разработал идею, полностью соответствующую его собственной: «Все беды человека происходят от того, что в нем сидит дьявол».

Продержись Шилдкнехт на этом свете чуть дольше, он не умер бы без гроша за душой. Но Шилдкнехт не дотянул до основания института Джесси Пайна всего два года. С той минуты каждая капля нефти из половины нефтяных скважин Оклахомы оборачивалась новым гвоздем в гроб дьявола. И каждый божий день хотя бы один ловец удачи садился в поезд и ехал к мраморным дворцам, воздвигавшимся в Вердигрисе.

Если продолжать этот список, он выйдет довольно длинным, потому что тысячи мужчин и женщин, не отличавшихся особым интеллектом и честностью, устремились по дороге исследований, намеченной Шилдкнехтом, а Пайн между тем мешками таскал им денежки. Но почти все эти мужчины и женщины были завистливыми и некомпетентными пассажирами поезда под названием «халява», какую на страницах истории еще надо поискать. Их эксперименты, как правило невероятно дорогие, являли собой сатиру на невежество и доверчивость их благодетеля, Джесси Пайна.

Все его миллионы так и были бы потрачены впустую, а я получал бы фантастическую зарплату, не слишком стараясь отработать ее, но все сложилось иначе благодаря живому мученику Армагеддона, доктору Горману Тарбеллу.

Этот старейший и весьма уважаемый сотрудник института — кряжистый мужчина за шестьдесят, страстный, с седыми патлами, был одет так, будто ночи проводил под мостами. Он вполне успешно проработал физиком в крупной научно-исследовательской лаборатории, неподалеку от Вердигриса, откуда и вышел на пенсию. Как-то раз по дороге в магазин Тарбелл заглянул в институт — выяснить, чем, черт возьми, занимаются в этих солидных сооружениях.

Я был первым, кто попался ему на глаза, и сразу понял, что передо мной человек редкого интеллекта. Весьма скромно я поведал ему о деяниях нашего института. Манера изложения подразумевала: мы с вами, люди образованные, понимаем, что это полная белиберда.

Но мой снисходительный взгляд на проект остался неразделенным — напротив, доктор Тарбелл попросил разрешения взглянуть на труды доктора Шилдкнехта. Я дал ему главный том, обобщавший все, что было изложено в остальных, и стоял, понимающе похмыкивая, пока он изучал его.

— Свободные лаборатории у вас есть? — спросил он наконец.

— Представьте себе, есть, — ответил я.

— Где?

— Пока свободен весь третий этаж. Маляры только что закончили покраску.

— Какую комнату я могу занять?

— Вы хотите получить здесь работу?

— Мне нужна тишина, покой и рабочее место.

— Вы понимаете, сэр, что любая работа здесь будет иметь отношение к демонологии?

— Это меня очень радует.

Я выглянул в коридор и, убедившись, что Пайна поблизости нет, шепотом произнес:

— Вы действительно считаете, будто в этом что-то есть?

— Какие у меня основания считать иначе? Вы можете мне доказать, что дьявол не существует?

— Нет, но все-таки… ведь ни один образованный человек не верит…