Андрей Геращенко - Учебка. Армейский роман.

— Попробуй, — машинально ответил Игорь.

На самом деле связываться с Коршуном ему не хотелось: разомлевшее от безделья тело желало только одного — неподвижно сидеть на поваленной липе. Но от Коршуна было не так-то просто отделаться:

— А ну-ка, иди сюда!

— Да ну тебя! — отмахнулся Игорь, но Коршун все равно стащил его с дерева.

Вспомнив жалкую позу Валика, Тищенко первым набросился на Коршуна, потому что другого выхода у него уже не было. Поначалу Игорю удалось опрокинуть противника и прижать его к земле под одобрительные возгласы курсантов, не ожидавший такой прыти от маленького и худого Тищенко. Но потом все же сказалось «неравенство весовых категории», и Коршун взгромоздился на Игори. Но он едва удерживался сверху, поэтому ни о каком надирании ушей, как в случае с Валиком, не могло быть и речи. Игорь пару раз выворачивался, чем окончательно вывел Коршуна из себя. От резких движений у Тищенко упали очки.

— Подожди, Коршун — я очки отложу, — попросил Игорь.

— Но Коршун не был склонен к благородству, поэтому беззастенчиво использовал удобный момент — когда Тищенко отвернулся в поисках очков, он напал на него со спины. Тут уже Игорь рассердился не на шутку, вывернулся и сцепился с Коршуном почти всерьез. Видя, что дело принимает плохой оборот, Лупьяненко и Гутиковский растащили «гладиаторов» в стороны.

— Ну, Тищенко! Ну, Тищенко — а еще больным прикидываешься! Да на тебе пахать можно! — возмутился Коршун, лихорадочно хватающий ртом воздух.

— Да пошел ты! Ребята, у меня очки куда-то упали, когда я с Коршуном боролся, — сказал Игорь, пошарив вокруг себя руками.

Уже начало темнеть, и сумерки придали поваленным липовым стволам и всему окружающему таинственный и необычный вид. Но Игорю было не до сказок — он искал очки. К нему на помощь подключились остальные и вскоре, казалось, был прочесан каждый травяной кустик. Очков не было. Тогда Лупьяненко догадался оттянуть в сторону одну из больших ветвей, лежащих неподалеку от того места, где Игорь боролся с Коршуном.

— Нашел, Тищенко! — радостно воскликнул Антон и извлек из-под ветки найденную на ощупь оправу.

— Фу, слава Богу! — обрадовался Игорь.

— Только они какие-то странные, — неуверенно сказал Лупьяненко, рассмотрев оправу поближе.

— Не мои, что ли?

— Да твои, только…

— Что «только»? — забеспокоился Игорь.

— Они немножко деформировались.

— Поломались, что ли?

— Да. На, смотри, — Антон протянул Игорю очки.

Оправа представляла собой столь жалкое зрелище, что от былой радости Игоря не осталось и следа. Одна дужка была напрочь обломана и исчезла где-то среди травы, другая вместо горизонтального положения находилась в вертикальном. Правой линзы не было вовсе, а левая сохранилась лишь наполовину.

— Что же я теперь буду делать? — растерянно спросил Игорь.

Он тут же вспомнил о безуспешных попытках Столярова заказать себе новые очки.

— Как же это так получилось? — сочувственно спросил Гутиковский.

— Даже не знаю… Скорее всего, тогда, когда мы с Коршуном боролись, они упали и потерялись. Я хотел поднять, а он меня повалил, козел, в это время! — предположил Игорь.

— Что же ты, Коршун, очки Тищенко растоптал, а? — озадаченно спросил Лупьяненко.

— Да не топтал я ничего! Он сам, наверное, на них наступил, а теперь на меня сваливает. К тому же, сам, как зверь, на меня бросался — в такой суете можно было и разбить. Жаль, конечно, что все так закончилось…, — смутился Коршун, вначале пытавшийся оправдываться.

— Жаль? Конечно, жаль! Я без очков плохо вижу, а новые, знаете, как в нашей части трудно выписать?! Говорил я тебе, дай подниму! — возмущенно сказал Игорь.

— Да я и не слышал ничего — честное слово! Чего уж теперь — все равно ничего не исправишь. А если бы даже и я — разве специально? Так уж получилось, — вновь принялся оправдываться Коршун.

Игорь в ответ лишь с досадой махнул рукой и пошел к казарме, где уже начиналось построение на ужин.

— Слушай, Тищенко, а ты совсем ничего без очков не видишь? — виновато спросил догнавший его Коршун.

— Вижу, но слишком расплывчато. Например, теперь я даже не могу различить, где стоит наш взвод, — проворчал Тищенко.

— А зачем тебе видеть — иди с нами рядом, мы тебя и приведем, — предложил Лупьяненко.

— Ну, спасибо — утешил, — криво усмехнулся Игорь.

— Ха, Тищенко, где твои очки?! — удивленно спросил Резняк, когда курсанты встали в строй.

— Да вот, у Коршуна сегодня немереная сила проявилась… Он со всеми боролся, вот и Тищенко досталось, — ответил за Тищенко Лупьяненко.

— Ну, Коршун — ты Рембо! А может, со мной хочешь побороться? — предложил Резняк.

— Ничего я не хочу — отстань! — Коршун отодвинулся в сторону.

В это время по всему взводу прокатилось известие о том, что Коршун разбил Игорю очки и со всех сторон сразу же посыпались шутки и неприятные для Игоря вопросы. Но почти тут же пришел Гришневич и тем самым спас Игоря от чрезмерной назойливости его товарищей.

После ужина Тищенко, Лупьяненко и Туй решили сходить в санчасть к Доброхотову, которого недавно положили туда со стертыми в кровь ногами.

— Будем у Гришневича отпрашиваться? — спросил Туй.

— Зачем? Он может и не отпустить, так что не стоит. Быстро сходим и запросто к программе «Время» успеем. Еще только двадцать пять минут девятого. Тищенко, ты готов? — Лупьяненко явно не хотел ставить сержанта в известность, что они собираются навестить Доброхотова.

— Готов. Может, еще и Сашина возьмем?

— Сашина? Да ну его на хер! Зачем он нам нужен — только всю дорогу плакать будет, что от сержантов может попасть, — Антон решительно воспротивился предложению Игоря.

— И чего ты его так не любишь, словно второй Шорох?!

— А за что мне его любить — нытик и доход? Только благодаря своему папочке и держится! — проворчал Лупьяненко.

— Слушай, а ты ему не завидуешь? — прищурился Игорь.

— Я? Ему? Нечего мне ему завидовать! Хватит трепаться — уже половина! Пошли, раз решили, — Лупьяненко первым поднялся с табуретки.

На улице было уже совсем темно.

— Ну, как твое зрение? — поинтересовался Туй.

— Вижу кое-что. Но ночью без очков почему-то гораздо хуже, — подумав, ответил Игорь.

— Так ведь днем ты еще в очках был? — засмеялся Антон.

— Дурак ты, Лупьяненко, если думаешь, что я этого не помню! В казарме ведь светло — вот у меня и есть с чем сравнивать, — обиделся Игорь.

— Это, может быть, еще и оттого, что твои глаза пока к темноте не привыкли. Я, например, сейчас тоже не очень хорошо вижу, — предположил Туй.

— Давайте, учите меня, биолога, как глаза к свету привыкают, — насмешливо ответил Игорь.

— Как же — би-о-ло-га! Один курс с коридором проучился и уже биолог, — парировал Туй.

Перед санчастью курсанты остановились и, не зная, что делать дальше, начали нерешительно переглядываться и подталкивать друг друга к двери. Первым не выдержал Лупьяненко:

— Ну, что вы встали, как бараны?! Надо внутрь идти.

— Вот ты и иди, — предложил Туй.

— А почему это я? Пусть Тищенко идет.

— Я не могу — у меня зрение плохое. Вдруг там какой офицер или сержант — будет неудобно, если я ему честь вовремя не отдам, — поспешно сказал Игорь.

— Ну, тогда ты, Туй!

— А почему я? Я тебе первым предложил.

— Ты ведь ефрейтор.

— Ну и что? Какая разница?

— Большая. Офицеров там сейчас, скорее всего, нет — какой идиот будет до половины девятого в части сидеть, а вот сержанты из нашей роты вполне могут быть. Если будут, то ты скажешь, что, мол, сержант Гришневич отправил нас проведать своего товарища. А ты — ефрейтор Туй, старший команды, — изложил свой план Лупьяненко.

Туй согласился и первым вошел внутрь.

— Ефре-ейтор? — насмешливо сказал Игорь Антону.

— Лучше иметь дочь проститутку, чем сына-ефрейтора! — хмыкнул Лупьяненко, напомнив сколь старую, столь же и идиотскую армейскую шутку.

— Ну, что вы застряли? — высунулся через приоткрытую дверь Туй.

— Идем, — заверил Тищенко и вошел в санчасть.

Внутри в полутемном коридоре никого не было, и Лупьяненко несколько раз громко кашлянул, чтобы привлечь хоть чье-нибудь внимание. Коридор ответил звонким эхо, а затем установилась та же гробовая тишина. Курсанты просидели так еще минут с пять.

— Может, уже пойдем? Все равно никого нет — наверное, в это время в санчасть нельзя приходить…, — Туй не договорил, потому что в коридор по лестнице, ведущей со второго этажа, спустился фельдшер.

Младший сержант вначале оглядел пришедших курсантов с головы до ног, а затем недовольно опросил:

— Ну, чего надо? Эпидемия поноса пробрала?

— Нет, мы к своему другу пришли. Товарищ младший сержант, вы не могли бы его позвать? — попросил Лупьяненко.