Серия "Афган. Чечня. Локальные войны". Компиляция. Книги 1-34 (СИ) - Беляев Эдуард Всеволодович

— В лагере два Абдурахмона, какой нужен.

— Шурави….

— Понятно. Абдурахмон, он же шурави, это я. А ты, по всей вероятности, представляешь личную гвардию самого Раббани? Я не ошибся?

— Нет, не ошибся…. Да, я полевой командир из полка святого Халеда ибн Валида, и уполномочен вести переговоры с тобой самим Раббани.

— Мы свои требования изложили Рахматулло, и я уверен, он их давно передал Раббани. Мы ждем их выполнения, — сухо изложил свою позицию Николай.

— Вот, что, Абдурахмон, — также сухо ответил парламентер. — Мне приказано передать то, что приказал передать Раббани. И ни слова больше, и ни слова меньше. Раббани требует немедленно сложить оружие и, подняв руки, выйти всем на плац. Он обещает сохранить ваши жизни. Моджахеды, которые надругались над вашим товарищем, будут наказаны по законам шариата. В случае отказа выполнить эти требования, вы все будете уничтожены. А кто уцелеет, тот горько об этом будет жалеть…

— Мы от своих требований не отступим. И пугать нас не нужно. Мы воевать умеем. И не забывайте, склад под завязку набит боеприпасами, в том числе зенитными комплексами, минами, гранатами. Я не говорю уже о ящиках с пластидом. Пусть Раббани подумает, что останется от его личной гвардии, когда все это взлетит на воздух. А за нас беспокоиться не надо. Терять нам нечего. Ваш Раббани уже давно решил избавиться от шурави. Так что пусть не врет, что обещает сохранить нам жизни. — Довольно жестким и резким тоном, подвел черту переговорам Николай.

— Понятно, — коротко ответил моджахед, и круто повернувшись быстрым шагом, зашагал к бэтээру.

— Кем ты был в советской армии!? — крикнул ему вдогонку по-русски Николай.

— Какое это имеет значение для покойника — также по-русски не оборачиваясь, ответил тот, убыстряя шаг.

— Подлюка, — в сердцах выругался Николай, и почти бегом, устремился к КПП, где его ждал Моммад.

Он коротко пересказал другу о переговорах, и попросил быть готовым к бою.

Откуда ему было знать, что этот парламентер, служивший когда-то сержантом в одной из советских частей под Чарикаром, и носивший фамилию Махонин. Он был одним из тех, кто добровольно перешел на сторону моджахедов, принял ислам и, взяв снова в руки оружие, активно участвовал в боевых действиях теперь уже против вчерашних своих товарищей.

Их жестокость по отношению к своим соотечественникам, поражала порой даже откровенных садистов из числа моджахедов. Многие из них благодаря этому, становились полевыми командирами, обзаводились даже семьями…

— Мы готовы, Николай, — ответил Моммад, внимательно наблюдая, как бэтээр, пятился назад, а ствол его скорострельной пушки поворачивался в их сторону.

— Бегом в укрытие! — только успел крикнуть он, как загрохотали выстрелы, и разрывы 23 миллиметровых снарядов пробежали перед самыми воротами, и ударили в здание.

Почти одновременно с разрывами снарядов, яркая вспышка осветила придорожный кустарник, и хвостастая комета, словно молния, с грохотом впилась в борт бэтээра. По выскочившему из горящей машины экипажу и пассажирам, ударили автоматы и пулеметы сорбозов. Взметнувшееся над бэтээром пламя осветило окружающую местность, и не успевших убежать моджахедов. Николай насчитал три неподвижных тела. Парламентера среди них не было.

— Теперь уж точно, отступать некуда, — словно про себя пробормотал он и, повернувшись к Моммаду, сказал. — Я к своим ребятам, дружище. Давай сорбоза. Пусть возьмет на складе побольше выстрелов к гранатометам. Сейчас будет очень жарко…. Будет не вмоготу, сразу давайте к нам. И держи связь.

Только поднялся на крышу, стрелы трассирующих пронеслись над головой звонко, будто хлысты деревенских пастухов щелкнули над самым ухом.

— Что-то не лезут духи, и стреляют так, похоже для острастки, — глядя на редкие, лениво взлетающие над территорией лагеря осветительные ракеты и пулеметные трассы, — словно про себя проговорил Виктор, уступая Николаю место рядом с собой.

— Решают, что с нами делать. Соображают, применять или нет, тяжелую артиллерию, и авиацию. Как-никак, жалко терять то, что стоит большие деньги. Одни стингеры, что стоят, — ответил, поднимая бинокль к глазам, Николай.

— Тихо. И никакого движения. Наверное, решили ждать до утра, — он покосился на заснувшего Федорова, и дремлющего Тарутина.

— Может и так, — ответил Виктор и, отломив кусочек галеты, протянул Виктору.

Тот молча взял и засунул его в рот.

— Я вот что думаю, — сказал он, глотая пахнувшую пригоревшим хлебом кашицу. — Ты когда — нибудь загадывал, когда звезда падала с неба.

— Загадывал, — утвердительно ответил Виктор, устремив свой единственный глаз в небо. Правда, сейчас что-то не видно, чтобы они падали…. Разве что ракеты? Да и те летают в стороне.

— Это точно, — усмехнулся Николай, провожая взглядом очередную взлетевшую в небо ракету. — Остается только на них и загадывать.

— А о чем? — Виктор настороженно покосился на Николая.

— Поймав его взгляд, — Николай тихо рассмеялся. — Думаешь, крыша поехала. Нет, не поехала…. Это я просто так, чтобы не заснуть. — И вдруг оживился:

— О чем, говоришь? Да ни о чем. И так все ясно. Просто очень хотелось бы, чтобы о нас узнали на родине. Чтобы когда-нибудь вспомнили добрым словом. Были, мол, такие и сякие, и пали смертью храбрых. Чтобы не считали безвести пропавшими…. А? Как думаешь? — и снова, посмотрев на друга, теперь уже громко рассмеялся. — Точно. Решил, что Николай тронулся.

Неожиданно, где-то, совсем рядом, в районе плаца отчетливо щелкнула ракетница. Шурша, ракета понеслась вверх и с легким хлопком раскрылась в огромный яркий световой зонт, осветивший всю близлежащую местность. Все замерли, ожидая обстрела. Но вот, ракета сгорела. На несколько мгновений вокруг стало черно. Потом глаза привыкли, и Николай снова увидел перед собой напряженные лица товарищей сжимающих в руках оружие.

— Николай! — донеся из открытого люка в углу крыши голос Завьялова. — Моммад зовет тебя к телефону.

— Передай, сейчас буду! — ответил Николай. — И положив руку на плечо Виктора, тихо сказал: «Не дайте духам взять нас врасплох. Я быстро…».

Николай сразу почувствовал, что Моммад очень взволнован.

— Коля, — прерывающимся голосом сказал он, — у меня четверо убиты, и один ранен. Я вынужден был обратиться к тем, кого оставили в тюрьме. Все изъявили желание взять в руки оружие и защищаться. Нужно оружие! — закричала трубка так громко, что Николаю резко пришлось отдернуть ее от уха.

— Без проблем, дружище. Приходите и берите, сколько надо, и что надо…

Минут через пять, Моммад с сорбозами были на складе. Пока разбирали оружие и боеприпасы, он рассказал, что бойцы его погибли все от артобстрела.

— Отвыкли воевать, и потеряли чувство самосохранения, — печально улыбнулся он. А это, — он покосился на прибывших с ним сорбозов, — пополнение. Я говорил с каждым. Предупредил, если кто струсит, будет расстрелян без предупреждения. Все согласились…».

Наблюдая за очередной взлетающей ракетой, Виктор, незаметно для себя, забылся. Нечеловеческое напряжение, которое свалилось на него с товарищами, и установившаяся какая-то умиротворенная тишина, сделали свое дело. Он вдруг почувствовал, как какой-то сгусток темноты, свалил его в какую-то яму, и на жестком ее дне, задыхаясь от сырости могильного запаха, с замороженным от ужаса сердцем, услышал, как заскрежетали лопаты, и летящая сверху земля стала сыпаться ему в лицо, глаза, сковывать своей тяжестью грудь. И он, собрав последние силы, очнулся. Вокруг была ночь, тишина, нависали яркие звезды, изредка взлетали осветительные ракеты. Окончательно придя в себя увидел бодрствующего за пулеметом Кольку Федорова. Хотел посмотреть в сторону Николая, но вспомнил, что тот спустился на склад по просьбе Ваньки Завьялова.

С востока жидковато разбавленной словно кровью, наплывал рассвет. Кому-то он был нежеланным, а кому-то, желанным. Но солнце и луна жили по своим, не зависящим от людей законам. Им не было дела до того, что где-то идет война и льется кровь. Они служили не маленькой кучке людей, ведущих между собой бессмысленную войну, а всему человечеству…