Николай Гнидюк - Прыжок в легенду. О чем звенели рельсы

— И эту тоже? — показал я «Вечера на хуторе близ Диканьки».

— И эту. А что? Плохая, что ли?

— Книжка интересная. Даже очень интересная. Вы посмотрите только, что в ней было. Думаю, этой листовки пасечник Рудой Панько не издавал.

И я подал Петру листовку. Он внимательно оглядел ее со всех сторон, прочитал и сказал:

— Смотри-ка, а я еще думал, почему он так загадочно усмехался, когда давал мне эту книгу. «Почитай, говорит, Петро, там все очень разумно написано». Вроде бы я Гоголя не читал. А я ж не для себя, для Вали брал. Ну и отдал, не читая. Так вот что он имел в виду, когда говорил: «Все очень разумно написано».

— Кто это «он»? — не понял я Бойко.

— Кушнерук, из Здолбицы.

— Постой, постой. Его не Венедиктом зовут?

— Точно: Венедикт Алексеевич. А вы откуда его знаете?

— Я только слышал от кого-то из наших хлопцев, сдается, от Красноголовца, что в Здолбице есть такой.

— Да, есть, и я его хорошо знаю. Он парень грамотный. Говорит по-чешски, по-польски, по-немецки.

— Откуда же к нему могла попасть эта листовка?

— Вот этого не знаю. Но завтра придется с Леней подскочить в Здолбицу, встретиться с Кушнеруком и обо всем расспросить.

Оказалось, что Венедикт Кушнерук положил в книгу эту листовку с таким расчетом, что Бойко непременно обратит на нее внимание, прочтет и приедет к нему. Кушнерук не знал, что Бойко связан с партизанами, и мы решили не открываться ему.

Кушнерук рассказал Петру, что в Здолбице существует подпольная группа, связанная с партизанским отрядом.

— И Кушнерук получает эти листовки из отряда? — спросил я.

— Нет, листовки в Здолбицу попадают из Здолбунова, — пояснил Бойко.

— Из Здолбунова? — удивился я. — А кто же их здесь печатает?

— Этого Кушнерук мне пока что не сказал. Да я и не допытывался. Ведь, чего доброго, могли меня принять за провокатора. Венедикт несколько раз подчеркнул, что к ним уже подсылали предателя, но ничего не вышло. Я сразу же понял его намек. С такими молодцами шутить нельзя. А дорожку к тем, кто печатает листовки, будем искать в Здолбунове.

— Что вы имеете в виду?

— Цементный завод.

— Почему именно цементный завод?

— Там работает много поляков. И ротатор там имеется. Увидав листовку, я сразу же подумал: должно быть, она с цементного.

Случай с листовкой, рассказ Бойко про группу Венедикта Кушнерука заставили меня серьезно задуматься о дальнейших действиях. Как быть? Выявлять всех подпольщиков, какие окажутся в Здолбунове и в окрестных селах, устанавливать с ними связь? Для этого нужно время, да и сделать это не так легко.

А пока что в этом и нет большой нужды. Мы не собираемся не нынче-завтра поднимать вооруженное восстание. Товарищи действуют — это уже хорошо. Чем больше будет подпольных групп, тем хуже будет врагу. Все мы делаем одно дело: приближаем нашу победу.

Но как ни старался я утешаться такими мыслями, цементный завод не выходил у меня из головы.

Иду по городу и вижу, как одна за другой проносятся по канатной дороге вагонетки: порожняк — к карьеру, нагруженные мергелем — к заводу. И в мыслях у меня — листовка.

А вот из двух огромных труб валит клубами дым: то совсем белый, то сизый, а то и черный. Порою он достигает облаков и создает сплошную зловещую завесу, она опускается до самой земли, давит на нее, как огромный потолок, закрывая и трубы, и канатную дорогу, и даже часть города. И снова в мыслях у меня — листовка.

О заводе я думал, когда встречался с Красноголовцем, Клименко, Шмерегами. Меня так и подмывало рассказать им про листовку, про цементный завод, про здолбицких подпольщиков, но я сдерживал себя: рано еще, да и некогда им.

Как-то, будучи у Шмерег, я все же не выдержал и завел разговор о цементном заводе. Оказалось, что Михаил много знает о нем. Он рассказал, кто и когда построил завод, рассказал и о том, что в окрестностях Здолбунова имеются огромные залежи мергеля, из которого можно вырабатывать цемент высокого качества, что перед войной советские инженеры намеревались реконструировать завод, увеличить в несколько раз его мощность. Но о подпольщиках ничего не сказал, и я решил не спрашивать.

В тот вечер я долго не мог заснуть. Лежал и думал о юной помощнице Вале, о повестях, изданных Рудым Паньком, о здолбицких подпольщиках, о цементных трубах и дыме, заслоняющем здолбуновцам солнце.

Кто сообщит мне, что делается на самом заводе? Кто там работает? Кто напечатал листовку? Буду искать туда ход. Буду искать, хотя это и не входит в наши планы разведывательных действий на транспортном узле.

ЖОРЖ, ВЛАДЕК И ВАНДА

В Здолбунове я старался долго не засиживаться: при первом удобном случае выезжал в Ровно, встречался со своими друзьями — Кузнецовым, Струтинским, Шевчуком, Валей Довгер, делился с ними здолбуновскими новостями, слушая их советы, которые мне были крайне необходимы.

Забот у меня хватало. А тут, как нарочно, эта листовка! С какой же стороны подойти к цементному заводу, как связаться с его работниками? Сказал об этом товарищам.

— Идея недурна, — поддержал меня Николай Иванович. — На железной дороге мы уже пустили корни, и теперь стоило бы сблизиться с цементниками.

— Но как это сделать? — рассуждал я вслух. — Чтобы пустить корни на цементном, нужно время, к тому же, я думаю, не так-то легко будет это сделать.

— Погоди-ка, — заметил Коля Струтинский. — Если память мне не изменяет, у Казика Домбровского в Здолбунове родственники, они работают на цементном заводе. Сегодня я буду у него и спрошу. Если это так, то считайте, товарищи, что цементный завод — наш.

Коля не ошибся: шурин нашего ровенского подпольщика Казимира Домбровского — Жорж Жукотинский — был цементник, и сам Казик, хоть это ему и трудно было (у него была повреждена нога, и он хромал), согласился поехать в Здолбунов, познакомить меня со своим родичем.

Дверь нам открыл сам хозяин — худощавый молодой человек с голубыми глазами, которые никак не гармонировали с черной шевелюрой. Но это редкое сочетание придавало его лицу какую-то особую прелесть.

— Дзень добры, — поздоровался он с нами, приятно улыбнувшись, и его лицо стало еще привлекательнее.

— Знакомься, Жорж, — заговорил Домбровский, — это мой хороший приятель… — Он замолчал, не зная, следует ли сразу называть мое настоящее имя. — Впрочем, — обратился он ко мне, — представляйтесь лучше сами.

Ну и хитрец этот Казик, вывернулся-таки! Как же мне назваться? Яном Богинским или своим настоящим именем? Пожалуй, лучше настоящим. У нас с этим парнем предстоит откровенный разговор, и нет нужды хитрить. И я осмелился.

— Гнидюк моя фамилия. А в Ровно меня больше знают как Яна Богинского, коммерсанта…

— А как разрешите мне представить вас моим домашним — жене и теще? — спросил Жукотинский.

— По-вашему, как будет лучше? Вы хозяин, вам и карты в руки. Во всяком случае, вы понимаете, что я пришел сюда не как коммерсант и беседовать с вам; буду не по торговым делам.

— Это я понимаю. — Он задумался. — Пожалуй, пока что вам лучше будет оставаться для моих дам господином Яном Богинским. Нет необходимости вмешивать их в наши дела.

Осторожность Жукотинского мне понравилась.

Долго пояснять ему цель своего визита не пришлось, как не пришлось ожидать, пока он решит: да или нет. Да разве могло быть «нет», если и он, и его товарищи на заводе давно уже считают себя подпольщиками и все время только об одном думают — как бы навредить оккупантам!

— У меня есть мысль — уничтожить одного ненавистного фашиста, директора нашего завода, — признался Жорж. — Негодяй, каких свет не видывал. Глумится над работниками, за самую малую провинность увольняет с работы, принуждает работать по двенадцать часов в сутки, взятки берет, а кто не даст — тех стращает гестапо. Многих ни в чем не повинных уже арестовали и вывезли неведомо куда.

— Но разве это выход — убить одного гада? — заметил я. — Не станет одного, назначат другого, может, еще злее, чем этот…

— А мы и того…

— Кто это «мы»?

— Да у нас есть там несколько ребят — не буду называть кто. Для начала могу вас познакомить с моим шурином Владеком. Парень хоть куда. Познакомитесь — увидите.

— Так у вас что же — подпольная организация, что ли? Поддерживаете с кем-нибудь связь?

— Какая там организация? Просто собираемся и советуемся, как бы швабам насолить. А я предложил мерзавца прикончить…

— Я не советовал бы этого делать. Дело не в одной личности — пусть он и фашист, и директор. Бороться нужно более эффективными средствами и так, чтобы наносить ощутительный вред гитлеровцам. Я плоховато представляю себе технологию производства цемента, но знаю, что бывает цемент хороший, а бывает и плохой. А что делать, чтобы вместо хорошего цемента немцы получали плохой, — не мне вас учить. Вот о чем вам надо бы подумать! И это не только мое мнение. Перед тем как идти к вам, я беседовал со своими товарищами, разведчиками нашего отряда. Они тоже считают, что на цементном заводе можно развернуть диверсионную деятельность. Правда, у меня не было еще возможности снестись с командованием отряда, но я уверен, что и оно поддержит эту идею.