Синельников (сборник рассказов) - Лях Андрей Георгиевич

Беда только в том, что где искать эти Венеры и Меркурии, у меня не было ни малейшего представления. Шагал я наобум за каким-то светилом, а Солнце это, или нет, спросить было не у кого. Проносились кометы и астероиды, вдали плыли разноцветные галактики… красиво, но непонятно. Я шел, надрывался кашлем и думал о разных разностях.

Все-таки это свинство, что на Земле нас никто не предупреждает о порядках в раю. Сплоховал я, что и говорить. Не потянул духовного совершенствования. С другой стороны, если меня опять занесет нелегкая в те края, то я мог бы теперь для вновь прибывших читать лекции на тему «Рай, его опасности и стукачи». Правда, скорее всего лектора вместе со слушателями выгонят на холод, да еще побьют вдобавок. Да и сами слушатели, как только сообразят, в какие неприятности я их втравил, тоже, пожалуй, устроят мне «темную». Тьфу ты, получалось, что так ли, эдак ли, но меня все равно отлупят. Да, нагнало на меня страха Небесное Воинство.

Итак, я рассекал пространства, в голову мне, как видите, лезла всякая чепуха, и вот как-то однажды, слева от моего сомнительного маршрута я увидел далекое зарево похожее на красную мохнатую шапку. Бешеной собаке сто верст не крюк, спешить вроде некуда, почему бы не взглянуть поближе?

Зарево стояло над громадной железной стеной – черной, с вмятинами, потеками и заклепками, как на Крымском мосту, и была это стена теплой! Меня затрясло, я прислонился, прижался, распластался, и так застыл, не веря счастью, – даже глаза закрыл.

А как открыл – вижу, прямо передо мной – здоровенный рыжий черт, с рогами, хвостом, все как положено – и хохочет.

– Володя, – говорит, – какая встреча!

Ну не везет, да и только! Ну, чтобы ему еще через полчаса появиться? От такой несправедливости мне стало обидно до слез, но в раю меня уму-разуму уже научили.

– Дядь, ты не трогай меня, – сказал я как можно вежливей. – Я малость погреюсь, и сам уйду, ладно?

Но не тут-то было. Черт даже удивился.

– Вов, ты что, сдурел? Пошли со мной!

Делать нечего, пришлось идти. Что я против него один, с голыми руками, да едва дышу?

По дороге он страшно веселился и трепал меня по плечу:

– Володь, да ты не узнаешь меня! Это же я тебя подзуживал за Нинкой Семеренковой подглядывать!

Застрелите, если я помню, что за Нинка, но чем кончаются споры в этих краях, мне уже было доподлинно известно, и я смирно кивал:

– Премного благодарен, а если что было не так, извините великодушно.

Он только строил рожи и качал головой:

– Да, брат, я смотрю, ты здорово переменился – ишь как заговорил!

Здесь тоже есть ворота – узорные, литые, очень красивые; мы их проскочили, и дальше я понесся над адскими просторами, как кузнец Вакула в Петербург. Рассмотреть успел немного – все громадные, еле глаз хватает, площади со статуями, вдалеке – мрачноватые дворцы с колоннами, людей не видно, но и заборов, кстати, ни одного. Влетели мы в какое-то мраморное жерло и припустили по широченным тоннелям, все глубже, глубже и вот, наконец, очутились в зале, размеров тоже циклопических и тоже с колоннами. Тут на возвышении стоял черный готический трон, и чуть подальше – длинный стол, на котором была расстелена вроде бы карта, и над ней склонились несколько человек в длинных, до пола, парчовых одеяниях. Лиц не разобрать, но и так видно, что авторитеты.

Черт, который меня притащил, заорал во всю глотку:

– Глядите, кто у меня тут есть!

От компании у стола отделился один и подошел к нам. Я только взглянул, сразу понял, кто это – тут подсказки не нужно, не ошибетесь – сам Вельзевул, Владыка Ада. Был он роста высокого, на плечах – этот складчатый плащ, прихваченный пряжкой с тусклым камнем и, как где-то сказано, «ликом темен и прекрасен». Верно. Смугл до чрезвычайности, а лицо узкое и длинное, будто нож.

Руки у меня свесились, как у старого орангутанга, и весь я окостенел от страха. Если в раю порядки такие строгие, то что же здесь? Без разговоров на сковородку? Еще почему-то я ожидал, что, посмотрев на меня, он непременно рассмеется сатанинским смехом, потому что вид у меня после всех приключений был, мягко выражаясь, причудливый.

Однако ничего этого не произошло. Вельзевул довольно долго разглядывал меня, потом сказал:

– Да, его хорошо отделали. – Затем чуть отвернулся в сторону и приказал: – Дайте парню стул, он сейчас упадет. И налейте чего-нибудь, он чуть живой.

Тотчас же меня посадили на табуретку и сунули в руки стакан – по-моему, с коньяком. Я настолько оторопел, что сел и выпил. Прожгло, я вам доложу, насквозь – но дышать стало легче. Вельзевул надвинулся на меня, как черная скала.

– Ну, Володя, что же ты из рая ушел?

– Выгнали. Я одному их хитровану по морде засветил.

– И ты не попросился обратно? Не валялся в ногах у Михаила?

Я помотал головой, как усталая лошадь.

– Не могу я там. Воля ваша, делайте, что хотите.

Вельзевул посмотрел на меня еще некоторое время и негромко скомандовал:

– Герду ко мне сюда.

В ту же секунду перед нами явилась девица сногсшибательного обличья. Здорова, ноги от шеи – натуральный циркуль, вся в черных кожах, как американский байкер, сплошь бахрома, бляхи, цепи, шипы и еще не знаю что, каблуки такие, что даже со стороны смотреть страшно, на голове – взрыв сверхновой, а размалевана!.. Вокруг глаз – синие треугольники с зеленой каймой, в ноздрях пламя – слов нет, и при этом жует, кикимора, жвачку. Но Вельзевул и бровью не повел.

– Что на семнадцатом? Течет?

– Течет, – с приятной хрипотцой отозвалась девица.

– А Моуди?

– Моуди? – она пожала плечами. – Моуди – отрезанный ломоть.

Вельзевул вдруг впал в необычайное раздражение.

– Гнать его в три шеи! – взревел он. – Все, лопнуло мое терпение, оно у меня не ангельское! И пусть эта скотина на глаза мне не показывается!

Вельзевул повернулся ко мне.

– Вот, человек к нам пришел… Володя, пойдешь ко мне в сантехники?

Я встал, и табурет за моей спиной с грохотом опрокинулся.

– Ва… Ваше величество, я без документов…

Тут-то, наконец, он и проделал то, чего я так долго ждал, – расхохотался громовым сатанинским смехом. Такие вышли раскаты, что мое почтение, следом, естественно, засмеялся тот черт, на котором я, можно сказать, приехал, за ним – Герда и все остальные, и я сам не удержался и улыбнулся.

Вельзевул даже слезинку с глаза смахнул:

– Ну, Володя, насмешил… На кой хрен здесь документы, тебя последний черт у салотопки в лицо знает… Короче, так: есть у нас тут семнадцатый участок – заколдованный, что ли, кто там разберет – надо его привести в порядок. Ты когда-то в своем деле понимал. Справишься – сделаешь карьеру. Так что постарайся. Это Герда – генеральный инспектор Котлонадзора. Она тебе все покажет, объяснит… Да, Герда, жилье ему какое-нибудь определи… Давайте, молодежь, я на вас надеюсь.

Вельзевул вернулся к столу и карте, а Герда, окинув меня меланхолическим, как показалось, взглядом – пойми-ка чего за этой боевой раскраской – не переставая жевать, пробурчала: «Пошли, чего там…»; мы куда-то провалились, и опять понеслись по тоннелям и коридорам неведомо куда. Держала меня эта расписная ведьма так неудачно, что кроме ее окованного серебром сапога я толком ничего и не видел.

Но вот прилетели. Здоровенная бойлерная, все как положено – котлы, трубы, приборы. Зеленобровая Герда молчала, но по-прежнему смотрела на меня скептически. Я поскреб в затылке и вздохнул.

– Герда, давай сразу выясним отношения. Самый Главный там сказал про карьеру, так вот ты знай – мне карьеры не нужно. Как все есть, так все пускай и остается. И вообще, я в Москве один из самых тихих, понято?

Герда уставилась куда-то вбок.

– Ты, значит, из Москвы.

– Ну да. А ты что, москвичей недолюбливаешь?

Она снова призадумалась и неожиданно изрекла:

– Ты ничего, симпатичный.

На это я уже не знал, что ответить, и потребовал у нее схему. Схема нашлась, но составлял ее, судя по всему, еще Юлий Цезарь на свином пергаменте, и потом римские легионы десять тысяч лет ходили по ней в римских сандалиях – пятно на пятне и дыра на дыре. Понять ничего нельзя, пришлось разбираться так.