Ильхо (СИ) - "Мина У."

Сегодня вид туманности будоражил, словно розовый в ней довлел над сознанием, призывал, требовал. Звезды сверкали под ее вуалью подобно тысячам, сотням тысяч, миллионам глаз, наблюдавшим за ним.

— Ты знаешь, что это такое?

Ильхо указал рукой на небесный шрам и тут же уронил руку обратно в песок.

— Не-а. — Тео все затягивался, не возвращая трубку.

— На Большой Земле говорят, это облака межзвездного газа…

— Чего? — отозвался друг.

Вообще-то Тео не умел ни читать, ни писать, поэтому не было шансов показать ему ту книгу из отцовской библиотеки, что доставили с последним караваном. Да, Ильхо заглядывал туда иногда, просто от скуки.

— Они далеко-далеко от нас, за пределами нашей планеты.

— Хах, ну ладно! — Тео вновь заржал, но уже совсем не как обычно, а скорее припадочно, и это тоже было весело.

— Думаешь однажды отсюда уплыть? — спросил Ильхо, невольно затаив дыхание, когда приступ смеха отпустил их. — Тебе-то можно. Вам всем можно.

Лежа, Ильхо не видел лица Тео, но по интонациям голоса с легкостью мог представить, как то расслабленно.

— А зачем? Здесь хорошо. Хороший воздух и вода хорошая. Есть еда и есть чем заняться. Что я буду делать на Большой Земле? — он махнул рукой: мол, ничего. — Я даже толком и не помню, как там, в мире, живут.

— Тебе же было десять, когда вы прибыли на остров?

— Не помню… А ты?

— Что я?

— Хотел бы уплыть?

Ильхо молча уставился на туманность. В книге ее называли Туманностью Дракона.

Он бы уплыл, наверное. Он родился и всю жизнь прожил на острове, и мысль о том, чтобы покинуть родной край, и волновала, и пугала. Но Ильхо имел страсть к авантюрам, так что воображение живо нарисовало ему, как он поднимается на корабль.

Не на простой. На «Химеру» самого капитана Руперта, что прибывал на остров время от времени с личными визитами к отцу. У них было какое-то дело, которое они обсуждали за закрытыми дверями отцовского кабинета. Но это было неважно. Важно было то, что «Химера» ходила под солнечными парусами. Единственный в своем роде корабль-небоход…

— Хей? — позвал его Тео.

— Ты же знаешь, нам нельзя.

Тео кивнул.

— Но хотел бы?

Ильхо повернул голову, чтобы посмотреть в темные глаза друга, и кивнул.

Со стороны танцующих, от костра, доносились буйные, веселые выкрики, музыка сделалась бодрее, прибавилось барабанов.

— Пошли!

Ильхо первым подскочил, стряхивая тоску, как песок. Голова закружилась, но это быстро прошло. Тео поднялся медленно, не спеша; он всегда двигался плавно, что было ему на руку, когда они катались на волнах, где его, Ильхо, порывистость могла порой обратиться неудачей.

Они побежали к свету.

Люди вокруг были либо пьяны, либо полностью отдались танцу — уже и не различить. Да и сам Ильхо с головой окунулся в ритм музыки, в голоса поющих, в шум прибоя и треск толстых веток в кострище — таком высоком, что человек не смог бы перемахнуть через него, таком жарком, что взгляд опаляло. Отсветы оранжевого освещали толпу с земли, отсветы розового — с неба. Он сам не понимал, как двигается его тело: тому не нужен был разум, чтобы трястись, зарываясь ступнями в песок, чтобы стать одним целым с другими телами, мужскими и женскими, раскачивающимися и извивающимися, без слов чувствующими друг друга.

Можно было даже закрыть глаза и все равно продолжать двигаться — так было даже лучше, и Ильхо уже не знал, куда запропастился Тео…

Но когда он все же приоткрыл глаза, то увидел завораживающую картину. Ближе всего к пламени, словно не боясь ни жара, ни искр, оторвавшись от толпы, танцевала девушка. С наброшенным поверх голого тела куском рыболовной сети. Она танцевала сама с собой и с костром, руками ласково умоляя пламя, встряхивая темными волнами мягких волос и быстро кружась на месте.

Это вырвало сознание Ильхо из хмельного забытья. Как заворожённый, он направился к ней.

*

В этот день Барудо закрыл гончарную лавку поздней ночью. С тех пор как сын отправился искать лучшей жизни на Большой Земле, работы прибавилось. Надо было бы присмотреть себе подмастерья, но тоска по мальчику все время останавливала. Тот даже не поговорил с ним перед тем, как под покровом ночи отплыть к каравану у острова Встречи. Герцог лично передал Барудо, что накануне сын слезно просил выбить ему место на грузовом судне.

А вдруг он вернется? Вот скоро вновь придет караван, и его мальчик объявится в лавке как ни в чем не бывало…

Но это все, конечно, были пустые мечты.

Завтра. Завтра он прямо с утра пораньше отправится к Аурии. Ее дочь давно себе работу подыскивает — надо дать шанс смышленой девушке.

Закрыв дверь на один лишь засов и прихватив с собой флягу с кислым вином, Барудо отправился в свою хижину.

С единственной улицы их городка, пролегающей вдоль побережья, открывался вид на океан. Нужно было пройти всего несколько домов и подняться на скалистый холм по крутой тропинке — и он уже дома. Но Барудо отчего-то захотелось побыть под открытым небом и допить вино, глядя на сизые волны.

Он не свернул в сторону хижины, а спустился вниз, к каменистому берегу, где нашел валун поровнее и уселся на него. Грустно пить в одиночестве, а так хоть прибой говорит с ним.

Во фляге оставалась пара глотков, когда Барудо заметил движение в воде. Он напряг зрение, силясь разобрать, не показалось ли ему. В самом ли деле что-то черное барахтается в темных, с розовыми бликами на гребешках волн? Или это просто прибитое к камням бревнышко?

Но движение повторилось. Теперь уже сомнений не было.

Барудо забеспокоился. Что, если кто-то молча тонет прямо возле берега, не в силах найти ногами дно и ухватиться за скользкий камень?

Но стоило ему подняться на ноги, как темная фигура утопающего одним рывком уверенно приблизилась к берегу, словно в мгновение обнаружив лазейку между камнями, и оказалась совсем рядом, стоя по грудь в воде.

Барудо охнул и пьяно покосился. В бледно-розовом свете на мокрой, вздувшейся пузырями черной коже играли яркие блики. Глаз было не видать.

Существо издало короткий нечеловеческий крик, раззявив пасть, — будто голова раскололась пополам, — а затем рывком выбросилось на берег и поползло по камням, быстро и ловко перебирая руками. Прямо к нему.

Он попробовал отступить назад, но сразу же споткнулся о валун и беспомощно растянулся на спине.

Барудо весь онемел от страха. Его крики о помощи были лишь жалкими пьяными стонами, тонущими в плеске волн. За считанные секунды распухшая, ни на что не похожая голова с огромной пастью оказалась у его ног. Острая боль пронзила колено; он завопил, и неистовая сила поволокла его в океан.

Барудо изо всех сил цеплялся за камни, но пальцы соскальзывали с илистой поверхности. Лишь оказавшись наполовину в воде, он сумел ухватить небольшой булыжник и, захлебываясь соленой водой, как следует тяпнул тварь по голове.

Ногу отпустило, волна словно слизала существо; рану обожгло солью, и он, не успев отдышаться, пополз обратно.

Когда он все же преодолел каменистый берег и выкинул свое тело на редкую травку, сознание поплыло окончательно…

*

Она сразу же заметила его, хотя до этой секунды, казалось, видит перед собой лишь пляшущее пламя и ничего больше. Но девушка так ослепительно, так хитро улыбалась, когда Ильхо приблизился, чтобы поймать её и танцевать с ней, что стало казаться, будто это она его поймала.

Она танцевала будто только для себя, но при этом обнимала его за шею. Его пальцы соскальзывали в просветы между узлами нитей ее наряда, поэтому он все время прикасался к ее голой коже, что была удивительно мягкой и гладкой — везде: на ребрах, спине и бедрах, все время находившихся в движении; мышцы так и ходили под кожей.

Она притиралась к нему вплотную, Ильхо чувствовал обнаженной грудью под распахнутой рубашкой ее почти что обнаженную грудь, и грубая сеть между ними царапала — до дрожи приятно.

В её взгляде читались неясный вызов и решимость. Наверняка он уже где-то встречал её; Ильхо хотя бы раз видел каждого жителя острова. Оттого её лицо казалось ему знакомым.