Ильхо (СИ) - "Мина У."

Он всегда переживал за него. С той самой минуты, когда они познакомились, и, кажется, даже и прежде, до того, как он увидел Ильхо впервые, в нём всегда жила эта призрачная тревога.

С Ильхо не должно было случиться ничего дурного.

По привычке Тео срезал дорогу через сад, намереваясь просто вскарабкаться к Ильхо в покои. Но когда миновал лабиринт плодовых деревьев и цветущего кустарника, то услышал уже знакомый перебор струн под тонкими пальцами.

— Сегодня — так прям чудесно! — выпалил он не подумав, чем опять напугал девушку. Она не сразу завидела его, потому что он ещё не выбрался на свет, и от испуга уронила арфу в траву.

Лолли была одна.

— А где ваша матушка? — спросил Тео, помогая ей поднять инструмент.

— Она отошла, но скоро вернётся. Она велела мне повторить произведение не менее десяти раз.

Сестра Ильхо глядела на него как обычно: пугливо и по-смешному изумлённо, хотя, наверное, дело было в её круглых, навыкате глазах. Которые сегодня краснели от выплаканных слёз.

— С тобой что-то случилось? — спросил Тео взволнованно.

Девушка опустилась на сиденье, обняла вернувшуюся в свои объятья арфу и, всхлипнув, горестно заплакала.

— Меня никто не любит! — еле вымолвила она сквозь рыдания обиженным голосом. — Никто не хочет на мне жениться! А Кай целует другую — я видела сегодня, в этом саду! Я ничего, кроме замка, и не видела в жизни.

У Тео не было платка, но сегодня на нём была какая-никакая, а безрукавка, вполне чистая, свежая, и он не раздумывая оторвал от неё кусок ткани и протянул девушке. Лолли посмотрела на его подношение замутнённым слезами взором и захлопала ресницами, отчего слезы еще пуще принялись падать ей на подол платья.

Она взяла обрывок и шумно в него высморкалась.

— Чтобы выйти из замка, не нужно замужество. Я могу тебя проводить.

Казалось, поначалу она по-настоящему испугалась.

— Что же скажет мама?

Но Тео лишь пожал плечами.

— Да здесь же все свои. А если я буду рядом, с тобой ничего и не случится. Ведь мне приходится оберегать Ильхо, а это посложнее будет, чем прогуляться с тобой.

Ему это было несложно. В самом деле, почему бедная девушка должна проводить свои дни в каменных стенах, когда совсем неподалёку есть пляжи, лес, есть город и фермы? Отчего бы ей не развеяться?

— Пойдём? — Тео протянул ей руку.

— Сейчас?

— Солнце пошло к горизонту, уже не печёт. Лучше этого времени — только после заката или на рассвете.

Лолли замешкалась; решение давалось ей явно нелегко. Но потом она робко протянула ему руку и поднялась, пристроив арфу около стула.

И только когда они покидали пределы замка (самым обычным путём, ведь он не мог тащить её через заросли), Тео вспомнил, зачем явился.

— Кстати, ты не видела сегодня Ильхо? Я хотел проведать его и узнать, всё ли с ним в порядке.

— У него всё прекрасно, — ответила Лолли всё с той же обидой. — Он целый день со своими новыми друзьями.

Было ли это плохо, раз она так расстроена? Но, по крайней мере, Тео знал, что Ильхо ничто не угрожает. Он навестит его завтра.

***

Ужин прошёл тихо, несмотря на то, что он объявил о своём намерении жениться на Кайе. Новость эта была воспринята с тихим вздохом изумления Регины, с тоской во взгляде Лолли и с полным равнодушием отца.

Ильхо ждал. Смотрел в его глаза, когда слова слетели с губ, и ждал, что тот скажет хоть что-то. Но отец после непродолжительной паузу лишь поднял за него бокал, после чего продолжил есть, и даже новость о том, что его единственный сын собирается покинуть остров так скоро, ничего не переменила ни в его лице, ни в поведении.

За священником было решено послать на рассвете.

Ильхо с самого утра ощущал, как тело его и душа будто разъединились, и вторая наблюдала за ним, делающим то, что должно, словно со стороны. Он не мог позволить им снова соединиться в одно.

— Больше не пугай меня так, — тётка упрекнула дочь, нарушив тишину.

— Я просто заплутала в саду, — призналась Лолли, краснея. Ильхо вдруг почувствовал небывалый прилив любви к сестре. Он будет по ней скучать. Как и по всему остальному…

— Твоё платье было всё перепачкано.

Лолли лишь потупила взгляд, пряча едва заметную улыбку.

Ильхо покрутил головой: высокий ворот тесного костюма душил его. Хотелось сдёрнуть с себя всё лишнее и наконец-то впервые за день сделать свободный вдох, но этот наряд был частью того, что теперь заставляло его держать себя прямо. Где-то глубоко внутри, возможно, в области желудка, всё кипело, клокотало, бурлило — сжатый комок его нервов, похожий на клуб змей. Но он сумел сдержать его и не дать вырваться наружу.

Он прислушивался к ночному ветру, не донесёт ли тот до слуха обрывки песен, — сегодня на пляже должны были быть танцы. Но, конечно же, не слышал ничего, кроме шума прибоя у подножия замковой скалы.

Ильхо не прошёл вместе с семьёй и гостями в гостиную после ужина. Вместо этого он долго бродил по замку, прощаясь с домом. А потом открыл дверь в комнату, где не был уже давно.

Здесь ничего не изменилось. Обстановка так и оставалась нетронутой, казалось, здесь даже аккуратно наводят чистоту, стараясь не менять положение вещей, словно хозяйка вышла мгновение назад и обещала вернуться. Правда, покои больше не пахли ею. Ильхо не смог бы сказать, как именно различал этот запах, но в его детских воспоминаниях он был жив, а здесь — нет.

И тем не менее он упал на кушетку перед окном, где мама любила расчёсывать свои локоны, и представил, что она действительно где-то рядом. Ветер перебирал его волосы, возможно, это её невидимые пальцы отгоняли от него злые ночные тени.

Он уснул…

Россыпь холодных звёзд отражалась на водной глади — точно такими же звёздами сияло далёкое дно. Камни выступали из воды: подёрнувшись белым колючим налётом, они источали холод.

Ильхо оглянулся и ощутил влагой на лице морозное дыхание тумана. А впереди — водный простор — то ли океан, то ли озеро, очерченное вкрадчивым въедливым туманом. Он никогда не знал настоящего холода, но ощутил его — облачко пара сорвалось с замёрзших губ. И сам он чувствовал, как ледяной воздух выпивает из костей остатки тепла. Он стоял, ссутулившись и обхватив себя за плечи, едва ощущая прикосновение рук к собственной коже.

Медленно, клок тумана полз по берегу, обнажая мелководье и прибрежные скалы. Заиндевевшая чешуя серебром сверкнула рядом, и тут Ильхо увидел её.

Она умиротворённо лежала на плоском клонящемся к воде камне, опустив хвостовые плавники в хрустальную зыбь, покорно соединив руки на животе, разметав волны волос нимбом вокруг головы.

Он приближался медленно, по иглам холода. Ступив в воду, ледяными оковами сковавшую щиколотки, Ильхо побрёл к молчаливому изваянию на камне. Она оставалась недвижима. Вода мелко плескалась у её хвоста, а глаза заворожённо глядели туда, где звезды таяли в пурпурных с золотыми прожилками переливах.

Ильхо осторожно опустил на её лоб онемевшую ладонь, но не ощутил ничего, будто прикоснулся к застывшей глине. Прямая и тонкая как стрела тоска пронзила его сердце, он уже когда-то слышал эту печальную сказку, рассказанную во тьме воспоминаний печальным женским голосом.

А туман всё рассеивался… Он стоял по колено в обжигающей стужей соленой воде под куполом ночного неба.

Ильхо отступил от неподвижной русалки, лицо которой было ему знакомо и незнакомо в одно и то же время.

Мимо проплыла пустая ладья. Она стремилась в рассеивающуюся даль, туда, где все чётче проступали очертания чужой гавани. Над горизонтом рисовали карту неба созвездия.

Корабль покачивался в отдалении. Его пузатые бока и мачты-руки скорбно поскрипывали, испуская окрест тревожную мелодию.

Ильхо вглядывался в эти очертания. Его душила тоска; он был один. Один посреди воды, соли и мороза. Один наедине со звёздной пылью туманных чертогов.

О, если бы его душа просто заискрилась и ледяным крошевом устремилась ввысь, растворяясь в облаках, — наверное, тогда перестало бы ныть в груди.