Не слушай море - Саша Мельцер

волосами выглядела мягко и непринужденно, мне показалось, что в теплом свете больших ламп на ее щеках даже играл румянец. Мишель сидел, подогнув под себя ногу, и из-под его рубашки, расстегнутой на несколько верхних пуговиц, торчала жемчужная нитка. Я даже удивился – он и дома ее не снимает?

Кристина болтала все больше, и от вина язык у нее совсем развязался, когда речь зашла про любимые музыкальные группы.

– Алиска, притащи патефон и пару пластинок «Скорпионс» из отцовского кабинета, – попросил Мишель, подливая Крис еще вина.

– Я помогу, проигрыватель тяжелый. – Я тут же поднялся следом за ней. Обернувшись на мгновение у выхода из гостиной, я заметил, что между лицами Крис и Мишеля оставалось всего пару сантиметров.

Мы вышли в темный коридор. Наверх вела кованая лестница с резными перилами и деревянными ступеньками. Алиса медленно, бесшумно пошла наверх, и я – за ней, не желая становиться свидетелем чужого поцелуя. На лестнице я смотрел под ноги, боясь споткнуться – света не было, окон тоже, а глаза после кухонных ламп долго привыкали к темноте. Боковым зрением я замечал картины в золоченых массивных багетах, развешанные по стенам.

«Наверняка копии, – решил я. – Но если копии, то, скорее всего, очень достойные».

Кабинет отца Эйдленов находился на третьем этаже, и дверь в его комнату Алиса отперла ключом – я слышал щелчок. Алиса на меня не смотрела, она прошла внутрь, в самую темноту, и зажгла свет. Я остановился у двери, когда лампочка вспыхнула, и тут же потер глаза от ослепивших меня бликов.

– А где ваш отец?

– Умер, – сухо произнесла Алиса, и я пожалел, что спросил.

В кабинете все покрылось пылью, а запах стоял плесневелый. Так пахнет старая бумага, впитавшая в себя пыль; так пахнут старые сухие тряпки, забытые в сарае. Мне тут же захотелось чихать, и я зажал нос ладонью. Кабинет напоминал замок, и здесь не хотелось издавать лишних звуков. Алиса копалась в старых пластинках, а мое внимание привлек стеклянный маленький шкафчик, неприметно стоявший в углу. Я подошел ближе, чувствуя необъяснимый трепет – через стекло перламутром переливались жемчужины. Их было столько, что можно открывать целый завод по производству таких же ниток, как та, что висела на шее Мишеля.

– Что тебе тут нужно?

Я вздрогнул от голоса за своей спиной.

– Пришел помочь тебе с патефоном…

– Я про шкаф. – Алиса кивнула. – Это отцовское. То, что осталось.

Ее глазки воровато бегали по всему кабинету, и я с легкостью мог бы поймать ее на лжи: мне казалось, Алиса вообще не умела врать. Даже сейчас румянец опалил ее бледные щеки.

– Да ладно, – примирительно улыбнулся я. – Просто посмотреть хотел. Мы, москвичи, никогда такого и не видели, у нас столько морского жемчуга не водится.

– Насмотрелся? Пошли. – Она смутилась. – И… не говори Мишелю, что ты видел, ладно?

– Конечно. – Я легонько приобнял ее за плечи, а потом поднял с рабочего стола тяжелый проигрыватель. – Не о чем рассказывать, Алис. Жемчуг и жемчуг.

Она скользнула по мне беглым, но благодарным взглядом и открыла дверь, пропуская меня с аппаратом на кухню. Я шел вниз и пытался думать о том, как бы не оступиться на неудобных витиеватых ступенях, но все равно мыслями возвращался к сокровищнице Эйдленов. Надо же, столько жемчуга.

Глава 7

Единственным местом, где я мог застать Алису одну, был коридорчик возле женской спортивной раздевалки. Я уже чувствовал себя сталкером, отчаянно ищущим встречи со своей желанной жертвой, но на самом деле я все никак не мог улучить момент. Мне хотелось поговорить наедине, без назойливого Мишеля, что крутился вокруг сестры почти все время – они приходили вместе в консерваторию, также вместе из нее уезжали, и даже на занятиях сидели рядом. Будучи третьим лишним в этом дуэте, я старался держаться поодаль, но все равно наблюдал.

Не стоило отрицать того, что после наших посиделок в доме Эйдленов мы сблизились. Мишель все чаще подходил ко мне в перерывах между занятиями и предлагал порепетировать вместе – надвигался промежуточный концерт. Все дешевые билеты давно раскупили, пригласительные городской верхушке и ректорату разослали: все-таки большое событие – концерт в лучшем учебном заведении области. Я не сомневался, что и партер, и амфитеатр, и все ложи будут заняты, а мероприятие получит большой резонанс. До нас уже дошли новости, что приедет снимать морельское телевидение.

«Главное, не опозорьтесь», – велел нам преподаватель специальности. Впрочем, выступать он отобрал только тех, в ком не сомневался.

Мне было жаль Алису, которая на репетициях просто сидела, уткнувшись в свой гаджет, пока остальные репетировали на сцене. Конечно, у нее была компания: бездарная Яна из второго состава, с которой на репетициях сижу я, и Даша, не вовремя приболевшая и потерявшая возможность петь на нужных нотах.

Я ходил по коридорчику из угла в угол, пока ждал Алису возле женской раздевалки. У нас была примерка костюмов для «Орфея и Эвридики», и я знал, что ее отправили в костюмерную, а потом переодеваться, пока старший Эйдлен заканчивал репетицию. Здесь, к счастью, никого не было: все сидели на занятиях. И только я, второсоставный, улизнул: моего отсутствия никто бы и не заметил.

Наконец дверь за углом коридора характерно скрипнула, и за этим звуком я услышал тихие, почти невесомые шаги и шорох платья, волочащегося по земле. Алиса шла в старом костюме Эвридики, который нуждался в колоссальной доработке – особенно если мы позиционировали оперу как современную интерпретацию. Рукава пыльно-розового цвета свисали до середины Алисиных небольших ладошек, и из-под ткани виднелись тонкие бледные пальцы. Цвет платья – крайне неудачный, – делал малышку Эйдлен еще бледнее, и ее спутанные светлые волосы спускались до самой талии небрежными прядями.

Увидев меня, она вздрогнула и попятилась.

– А ты чего не на репетиции?

– Тебя ждал. – Немного растерявшись, я шагнул назад. – Прости. Хотел поговорить.

Она осмотрелась вокруг и даже заглянула за угол – в тот коридор, который вел к репетиционному залу.

– Только быстро, ладно?

Ее пальцы скользили по ткани рукава – Алиса пыталась смять ее, ухватиться покрепче, натянуть рукава так, чтоб они скрыли самые кончики. Я был уверен, что если сейчас прикоснусь к ее ладони, то она окажется холодной. Но лишний раз притрагиваться я не спешил, боясь еще больше смутить ее. Она переминалась с ноги на ногу и в итоге отошла к подоконнику, с которого хорошо были видны и большой коридор, и вход в костюмерную.

– Хотел позвать тебя погулять, – выпалил я. – Сегодня, на набережную…