Побег - Олег Викторович Давыдов

— Не пришлось.

— Эх, такие ребята пропадают!.. да… а девчата сохнут. У нас вот — инженерша по технике безопасности: двадцать семь лет, однокомнатная квартира… Она хоть и не красавица, а все–таки жаль: сохнет.

Это, наверно, потому, подумал я, что она слишком печется о технике безопасности, — и сказал, хлебнув молока:

— Значит сохнет?! — Молоко побежало по бороде.

— Сохнет. Хоть бы ты на ней женился — хочешь, просватаю?

А что, читатель, это ведь мысль — жениться на однокомнатной инженерше по технике безопасности, и я сказал, смахнув молоко:

— Надо подумать.

— Вот подумай. А у тебя зарплата–то какая?

— Зарплата? — Какая у меня зарплата, читатель? — ничего себе зарплата: нормальная.

— А алименты не платишь?

— Да как вам сказать?.. — Это мило! Этак меня и вправду оженят в два счета.

— Значит, наплодил–таки детей!

— Да есть, есть немного.

— Вот и сидишь теперь на хлебе и воде. — И вдруг старушонка подтолкнула меня в бок: — Вон она, вон — смотри. Соня Разврачук зовут — вон…

Я посмотрел и увидал приближающуся Софью! Нарисовав уже в своем воображении, со слов старушки, некую иссохшую бабищу пудов этак в пять или шесть, я был удивлен: почему ж «не красавица»? Вот что значит, впрочем, не интересоваться занятиями своих возлюбленных! — инженерша по технике безопасности. Мило!..

* * *

История Софьи, надо вам заметить, полна трагизма и всяческих неудач. После школы она приехала учиться в Москву откуда–то с юга и училась в каком–то институте. Потом, когда приблизился срок ее возвращения домой, в свою провинцию, она вышла замуж за своего однокурсника–москвича.

Этот ее муж оказался человеком совсем никудышним — даже трудно понять: любовь ли ослепила Софью настолько, что она не смогла разглядеть в нем тряпку, или же — надежда на московскую прописку? Это действительно трудно понять — ведь когда еще Софья пребывала в сомнениях по поводу Саши Разврачука (это муж), — сомневалась, но больше склонялась к отказу, мать жениха приходила к ней и — по словам Софьи — уговаривала не отказываться от собственного счастья: Саша де тебя так любит, да ты убьешь его отказом… Вобщем, странные отношения — почти как в разобранном выше рассказе Марлинского.

Короче, сразу после защиты диплома была свадьба, и Софья осталась в Москве. Но через полгода тихой, мирной семейной жизни та же мать со слезами в глазах попросила молодую написать заявление о том, чтобы ее (Софью) выписали с их площади: «Я этому заявлению ходу не дам — ей богу! — веришь ты мне? Но так мне будет спокойнее, Сонюшка…» — а еще через месяц свекровь уже выдала Сонюшке паспорт с оформленной выпиской и потребовала выметаться, куда угодно. Вот такие пироги.

Но как же муж? — спросит читатель. А что муж? — муж плакал, но пойти против матери не поимел мужества: уходи Соня, уходи — все равно она нам жизни не даст… Неправдоподобно, не правда ли? — я ведь и сам сперва не поверил — грешным делом решил, что это придумано, чтоб оправдать нечто (что? — откуда мне знать, я ведь не выслушал противной стороны), — сперва не поверил, но потом некоторые обстоятельства убедили меня в том, что Софья не лжет.

Разврачук (это мужнина фамилия, я–то ее знал как Бурсапастори), оказывается «не имел права волноваться», у него, оказывается, было что–то с глазами (сетчатка, что ли, отслаивалась?), он, оказывается, мог ослепнуть — и вот отсюда все дела. Разврачук–мать безумно любила своего сына и сразу после свадьбы стала интересоваться: а за что же это Софья–то его любит? — человек невидный, никакими особыми успехами ни в чем никогда не отличался, вот–вот может ослепнуть — за что ты его любишь, Сонюшка? — Ой, ну разве на такие вопросы отвечают? — Она даже под дверью подслушивала в интимные минуты и все ничего не могла понять. Ребенок бы ее, может, и успокоил бы, но ребенка не хотела Софья (представляешь? — вырожу, а он слепой, — говорила она мне), и свекровь обозлилась — ведь она считала, что ее сына не за что любить, хотя сама любила его безумно.

Итак, читатель, перед нами самая обыденная жизненная ситуация: никто не виноват и виноваты все — конечно, Софья немного любила своего Сашу и немного хотела остаться в Москве; Саша хотел любить Софью, но не хотел волноваться; его мать желала счастья своему сыну, ждала внука и ужасно боялась, что Софья авантюристка, вышедшая замуж, чтоб залучить прописку и жилплощадь.

Верным будет предположение, что эта матрона ревновала своего сына к Софье и потому стала настраивать его в своем ключе, — ведь у старушки еще даже не наступил климакс, по заверениям Софьи… — все будет верно, но, в конце концов, важен результат: плачущий Саша Разврачук посадил ничего не понимающую Софью в такси и отправил ее в ночь, неизвестно куда. Повторяю, все, что здесь ни предположи, будет верно, и все же совсем не понятно дальнейшее поведение этого достойного любящего мужа (Софья утверждала, что он все еще любил ее), — совсем не понятно, ибо, вместе со своей матерью он не оставлял нашу Софью в покое, пока она, наконец, не бросила свои бесплодные попытки закрепиться в Москве. Саша лично ходил на работу (Софья устроилась в ЖЭК), в милицию… куда только не ходил, и повсюду обильно поливал ее грязью.

Впрочем, может быть, дальнейшее поведение Софьи убедило его в самом худшем, ибо она все–таки ни за что не хотела уезжать из Москвы («теперь уж из принципа»), и, даже когда ей уже не удалось остаться, когда она–таки уехала, сжегши все мосты, — нашелся человек, с которым она вступила в фиктивный брак… и какими–то правдами и неправдами она выцарапала себе эту квартиру на Трубной… Как это ей удалось, она не говорила, но она «хотела им всем доказать и показать». И показала, пожалуй, но счастливее от этого не сделалась.

И до меня у нее была такая же эфемерная и ненадежная любовь, как сейчас со мной, и так же точно она в тот раз, по ее словам, переживала и дергалась, и также все впустую. У человека всегда ведь все повторяется, читатель, — тебе это должно быть известно, — и если Софья снова полюбит, она полюбит столь же самозабвенно и глупо. Почему это, как думаешь? —