Иное мне неведомо - Элиса Леви

с вами. «Причина в том, что ты редко плачешь», – сказал Марко. «Да-да-да, конечно, те, кто мало плачет, становятся злыми», – продолжил он. А я рассмеялась, потому что он и есть злюка, у него дурной характер. Это он иногда пугает меня, плохо обращается и с нами, и с животными, и со своими землями, а когда сильно напьётся, возвращается домой и мочится вокруг кровати, на которой спят его родители.

Сеньор смеётся. Да-да-да, так и есть, а мать упрекает Марко: «И это несчастье породила на свет я!» Сеньор смеётся, и я вместе с ним.

А Марко такой, потому что он тоже не хочет здесь оставаться, но не осознаёт этого: он бросил школу намного раньше меня, и вообще ничего не знает. А то немногое, что умеет, ему не пригодится больше нигде. Он умеет только возделывать землю, потому что отец забрал его из школы, когда ему было тринадцать лет. Не поглядывайте на меня так осуждающе, я знаю, что этого делать нельзя, но никто ведь не узнает. Если это край света, то здесь заканчиваются пути-дороги. Никто не появляется, чтобы удостовериться, приходят или уходят их дети. Так вот, продолжу: теперь Марко умеет лишь пахать, собирать урожай и пасти чужих коров. И он мне ещё заявляет, что я недостаточно плачу! «А тебе откуда это известно?» – захотела я его спросить и высказала ему это, добавив, что плач всегда должен быть на виду у других. А Каталина обычно плачет, чтобы поделиться тем, что у неё накипело внутри, и я её не понимаю, потому что горе не выплакивается, оно поселяется внутри и позже исцеляется. Ибо нет необходимости оплакивать боли, которые, если терпеть их внутри, исчезают, подобно пересыхающей реке, и остается только глубокое грязное русло, напоминающее тебе о былом горе. Марко повторил мне своё мнение, будто причина происходящего со мной в том, что я мало плачу. «Да нет же, нет-нет, мои горести излечиваются иным способом», – воскликнула я. Тем временем ярость, действие марихуаны и тьма разрастались во мне, как и пожар во внутренностях. «Ты никогда не сможешь уехать отсюда, Лея, эти земли не отпустят нас», – сказал он.

Я давно нравлюсь Марко. Тогда как Хавьер и Нора родились в один и тот же день одного года, мы с Марко – в один и тот же год, но с разницей в пять дней. Появившись на свет, я была похожа на только что выловленного лосося, а он – на дохлого зайца, из тех, которых глодают бездомные псы. Тех самых, которых сейчас ест ваша потерявшаяся собака. Ведь я родилась полная жизни, а Марко еле-еле дотянул до третьего дня своего существования. Я всегда ему нравилась. В детстве тянулась к Хавьеру, а Марко был маленьким и слабым, быстро уставал, и я брала его за руку, тащила за собой, иногда и волокла, чтобы он не отставал от меня. И теперь при встречах он благодарит меня за то, что я тянула его, такого хилого, что ему было трудно даже переставлять ноги. Однако, когда он подрос и отец заставил его трудиться на земле, Марко превратился из телёнка в яростного боевого бычка с окровавленной холкой. Я ему всегда нравилась, но он ничего не понимает в любви.

«Пойдём, пойдём, – сказал мне Марко, – идём со мной». Конечно, я насторожилась, но всё-таки пошла за ним. Марко шагал, опустив голову, и напоминал мне мёртвого зайца, каким он казался в детстве. Знаете ли, ночи здесь не тихие, и вроде бы даже замечено, что в этом посёлке существуют призраки, какие-то тела, застрявшие тут. Подобное случится и с Марко, который после смерти останется бродить по этим нескольким улицам, единственным, которые ему известны. А со мной такое не случится: я, мертвая, буду ходить где-нибудь в другом месте. «Вот, возьми», – сказал он и протянул мне толстый чёрный маркер из тех, какими метят скот. И тут я увидела перед собой выкрашенные в белый цвет камни дома Химены, еще запертого, поскольку там пока никто не жил. Марко подмигнул мне и тихо усмехнулся, а я рассмеялась так громко, что заразила Марко, и, если бы вы были там, вы бы тоже засмеялись. Я открыла маркер и сделала надпись на белом фасаде.

Почуяв запах – гавкай

В день приезда посторонней семьи была моя очередь заботиться о Норе. Я это делала, когда мой отец работал у Долорес. Мне не нравилось, что он на них трудится, потому что мой отец не умел постоять за себя, а эта семейка скверно к нему относилась. Я приводила ему пословицу: «Для каждой свиньи найдётся свой мясник», поскольку знаю, что жизнь плюнет этим людям в лицо – когда-нибудь с ними случится что-то плохое. «Папа, тебе мало платят, за такие деньги ты должен работать не больше получаса в день», – говорила я ему. Однако отец, не любивший ссориться, отвечал: «Нет, дочка, я работаю там, чтобы они когда-нибудь подарили мне грушевые деревья, а может, даже удастся выторговать немного их земли». Мой отец разбирался в яблонях, садах и животных, но был неразговорчив и ничего не смыслил в бизнесе.

Марко тоже на них работает, и пока мой отец занимался плодовыми деревьями, он ухаживал за домашним скотом. Причем Марко получает много денег у семейства Долорес, ведь он «толстокожий». И у него ничего не болит. И если ему надо пасти скот в три часа ночи, он это делает, а если корова завязнет в грязи, то ему не понадобится помощь, чтобы вытащить ее оттуда. Марко тратит свои деньги неизвестно на что. Иногда он давал немного моему отцу, потому что я давно нравлюсь Марко. В любви он, видимо, вообще ничего не соображает, зато знает о наших нуждах. Когда мне становилось известно, что Марко дал денег моему отцу, я относила к его двери остатки продуктов из нашей лавки, потому что они ему нравятся, и к тому же иначе я не смогла бы его отблагодарить. Но всё равно мой отец огорчал меня, как иногда огорчает и мать, поскольку теперь она не справляется с весом моей сестры. Вот почему, когда отец работал в саду семейства Долорес, я оставалась с Норой, а мама немного отдыхала. Мать об этом не догадывается, но мне известно, что она поёт в одиночестве в лавке.

Когда Нора гадит под себя, она тихо урчит. А так как я не чувствую запахов, то определяю по этому звуку, что она