Алексей Цветков - После прочтения уничтожить

 Свой кислотный опыт он описывал так: «напоминает первый приезд в Лос-Анжелес, когда я совсем не знал языка и не понимал, что мне говорят. Но говорят постоянно, и именно к тебе обращаясь, а у тебя в ответ ничего, кроме приветливости. И они давно уже в курсе, что ты не понимаешь ни слова, но не могут остановиться, продолжают с тобой говорить».

 Впрочем, как и в случае Лос-Анжелеса, киллер осваивал язык, копируя чужие слова и чувствуя себя «попугаем в клетке». Возможно, в какой-то момент, попугаю в клетке сделалось слишком тесно, сумма его нового опыта вступила в противоречие с требованиями его обычного ремесла. Киллер может отправить отсюда совсем не того, но тоже очень важного человека, и тогда его жизнь обесценивается до отрицательных цифр. О таких вещах можно лишь догадываться. Может быть, кто-то как раз откопал фигурки в тайге.

 На похоронах людей почти не было, самая многочисленная группа — милиция с видеокамерой, нарочито всех снимавшая, только что не бравшая интервью. Пришли родители, свято уверенные, что сын «торговал чем-то не очень честным». Девица, с которой я до этого не был знаком, сунула мне в руки тетрадь с моей же фамилией на обложке, написанной рукой покойного. Он смог меня удивить и после смерти. Это были стихи:

Вот новый склеп довольно стильный И мрак и хлад внутри могильный И телефон звонит мобильный. Вперед оплачен на сто лет Лежит братан при всем параде, Дешевки нет в его наряде. Мобил в кармане подключенный В другом кармане ствол точеный Заряженный и золоченый. Воскреснет завтра вдруг в обед? Он схватит в темноте мобилу И номер наберет Джамилу Или покруче Джорджу, Билу Он скажет с холодком: Привет! Вы думали, я укокошен? Навек на кладбище уложен? Придавлен крышкой гробовою И скоро стану я скелет? Э нет, партнеры дорогие, Сначала вам отдам долги я А то, гляжу, вы все такие Прожить собрались по сто лет. Меня не ждите — сам найду вас. Когда почувствуете ужас И хлад нездешний за спиной Так я за вами, ствол со мной Достану золоченый ствол И ваш размажу мозг об стол И важные бумаги. Приспустят ваши флаги На крышах заграничных фирм Про вас, возможно, снимут фильм И в самолете модном Останки увезут домой, Чтоб там раздать голодным. Но спит пока братан рассейский Убит навылет деловой Не слышит как звонит мобильник И только нимб над головой. Хоть ты грешил не раз по жизни И многих просто завалил А всетки ты служил отчизне Гонял таких вот, как Джамил, Джордж, Бил, Диего и Уинстон, Хавьер, Муса и Фердинанд Цивилизаторов всей жизни Ты многих сбросил в жаркий ад. За то тебе поется слава Российский деловой братан За то к твоей могиле видной Поставлю полный я стакан. Не будим торопиться слишком И склеп твой крепко запирать Авось услышишь звон мобилы И ночью выйдешь пострелять 

Орфография и пунктуация оригинала сохраняется. Мне кажется, этот автонекролог — его первый литературный опыт, и, скорее всего единственный. Адресован он мне только в случае смерти киллера, как некое важное сообщение, которое я должен получить и отслоить все скорлупы от ядра. Полагаю, он хотел выступить на моей территории, в моей роли, попытаться «написать», и тем самым призвать меня попробовать его роль, взвесить в руках что-нибудь тяжелое, дорогое, запрещенное, созданное для охоты. И если я решусь дебютировать в его роли, то, очень надеюсь, в моей премьере окажется не меньше наивной непосредственности, чем в его стихах. Понятное желание автора совпасть хотя бы отчасти со своим персонажем.

Глава шестнадцатая:

Здравствуй, Индия!

У нас были три недели, чтобы освоить маршрут: Дели — Чиннай — Махабалипурам — Канчипурам — Танжавур — Модурай — Агра — Дели. Вспоминаю беспорядочно. Путешествовал вдвоем с писателем Олегом Шишкиным. У Шишкина тоже не было расчески, но у него не было и волос, если не считать короткого ирокеза, из-за которого ему никто в Индии не верил, что он писатель — принимали за эстрадную звезду, приехавшую в гости к Сай Бабе или в Ауровиль.

 Обезьяны никого не боятся, сидят на столичных тротуарах, лузгают орешки, харкая скорлупу под ноги идущим. Запросто могут выхватить из ваших рук пакетик с соком и победно умчаться с ним на дерево. Но больше всего любят сцапать кошелек, потому что не соком единым жив родственник человека. Каждая из них знает: кошелек это цирк. Человек без кошелька никуда не уйдет, будет орать и просить под деревом, звать на помощь полицейских и слезно умолять сострелить воровку с ветки, предлагать манго и банан, пытаться тоже влезть на дерево и т.п. Мартышки здесь неприкосновенны (не путать с неприкасаемыми) и никто их трогать ради какого-то кошелька не будет. Ночью через балкон пробираются в отель и могут насрать у вас перед дверью. Это считается добрым знаком, как и всё, что делают людям неприкосновенные животные. Хануман — предок всех приматов, помогал богу Шиве вызволять из плена невесту и за это им теперь всё можно. Верить в это приятно, оказывается, нужно однажды поддержать правильного лидера, чтобы получить вечные привилегии для всех своих потомков. Особая борзота обезьян ещё и от того, что они состоят в явном сговоре с военными. Солдаты их активно подкармливают и о чем-то с ними договариваются, поэтому больше всего самых наглых тусуется у армейских постов и казарм. А военные в Дели повсюду и воспринимаются серьезно, потому что в стране не очень спокойно. Взрывают и мечтают отделиться от большой родины то исламисты, то сикхи …

 Исламисты кивают на то, что индийская элита много веков принадлежала к их вере — сначала Делийский Султанат, потом Империя Моголов (по архитектуре и литературе очень заметно) — а теперь их типа дискредитируют и подозревают во всех грехах. Действительно, модный лозунг нынешней власти: «Индия для индусов!» получается антиисламский, ведь «индусы» это не народ (тут живет полтора десятка народов) и не язык (два десятка языков разных групп). «Индус» — это религия, приверженец индуизма. А мусульман двенадцать процентов населения. Это, между прочим, больше, чем все граждане России вместе взятые, вот и заводятся мысли о своем шариатском государстве. Мысли эти активно финансируются правоверными из соседнего Пакистана, но эдак мы далековато уклонимся от Индии …

 Сикхи живут в штате Пенджаб и мечтают всем Пенджабом опять же отделиться. Там у них посреди озера стоит слепящий золотой храм, который Индира Ганди приказала расстрелять из пушек в 1984-ом году. Дело это оказалось настолько стремное, что генералы, руководившие подавлением сикхского мятежа и расстрелом храма, потом неделями сидели у расстрелянного ими «Харимандира» и чистили всем желающим обувь, но прощения так и не заслужили. Большинство из них погибло от рук сикхских мстителей-террористов, как и сама Индира Ганди в том же 1984-ом. Сикх никогда не стрижется, не курит и не пьет, прячет волосы в тюрбан и всегда носит с собой нож, что превращает его в проблему в аэропорту. В аэропорту, впрочем, вообще высокая бдительность: бронзовую голову Шивы в багаже Шишкина приняли за бомбу и долго не пропускали. Он (не Шишкин, конечно, и не Шива, а сикх) верит в Аллаха, но признает реинкарнацию и не признает каст. Я видел, как задумчивый сикх с кнутом стоит посреди улицы, а к нему подходит жаловаться на жизнь обыватель. Всем лицом сикх показывает, что ему не до просителя, отворачивается, морщится и всё такое. Но обыватель не унимается и выпрашивает благословение. Тогда сикх снисходит и со всей силой бьет кнутом жалобщика по лицу, оставляя лиловый вертикальный след. Жалобщик в восторге убегает. Теперь у него всё наладилось. Мы тоже подошли поинтересоваться обрядом, но едва увидев иностранцев, бичеватель лихо свистнул, в стене открылась дверь, оттуда выскочил другой сикх и потащил нас в свой магазин смотреть поющую бронзу, сандаловых слонов, кашмирский шелк, духи с ароматом «цветка Будды», копии арабских порноминиатюр, безумные гуджаратские ковры с зеркальцами и всё остальное, чем положено торговать в Индии.

 Возвращаясь к обезьянам и другим священным коровам. Буренкам, лежащим в городе где им леглось, все трогают на счастье рога. Домашним красят рога всеми возможными цветами и вешают бубенчики. Держат их, конечно, исключительно для молока, а не на убой. Мудрец Вивекананда вспоминает, как во время страшной голодухи индусы отдавали Шиве с Вишной душу миллионами, но никто не тронул ни одной коровы, шатающейся по улицам. В таком же авторитете змеи. Где-нибудь в южной глуши можно даже встретить «снэйк-тэмпл» т.е. специальный дом кобры, у которого всю жизнь дежурит брахман. Пока брахман окуривает благовониями вашу машину, а нищие дети, давя на жалость, выпрашивают авторучку, вы наблюдаете сквозь щели, как лениво движется в своем убежище кольчатое тело. Старенький брахман, конечно, досаждает тем, что по многу раз в день звенит в колокольчики и окуривает живой фетиш, но, с другой стороны, дает в блюдце молоко и ещё что-то аппетитное, названия чему я не знаю, и кобра не уползает.