Алексей Цветков - После прочтения уничтожить

 Первый сборник субкоманданте по-английски издан в 1998-ом фондом Джона Леннона. В этом самом фонде, оказывается, осталось полно людей, помнящих начало 1970-ых и дружбу «очкастого пацифиста» с «Черными пантерами», ИРА, «йиппи» и прочими партизанами городов, балансирующими между театром и террором. «Если бы Джон был жив, мы искали бы его сейчас в Чиапосе у Дурито» — заявил бородатый и бисерный битломан из Леннон-фонда на презентации книги. Ему, конечно, видней.

 Примерно тогда же я начал мысленно собирать русскую версию сборника, где политические сказки уравновешивались бы фэнтази-аналитикой. Затевал гешефты с переводчиками, издателями. Большинство переводчиков не могли ухватить настроение и у них выходил пугающий подстрочный бред. Большинство издателей, наведя справки, шарахались от проекта, говоря: «он же мексиканский Басаев!». Наверное, и тем и другим я что-то неправильно объяснял. Порой мерещилось, что процесс подмораживает новогодний демон, дядька в лампочках, стоящий на лестнице в моей памяти и очень недовольный. Или просто всё происходит не когда нам надо, а когда пора. От нас требуется только готовность. В ожидании я даже сделал из портрета субкоманданте афишу для московской группы, игравшей старый добрый сёрф. Кроме приглашения на концерт и маски на фоне ступенчатых пирамид там было написано: «А в это время партизаны джунглей продолжают свою войну…».

Всё, что я тут сочиняю вы можете попробовать проверить по основным сапатистским базам в сети:

 www.ezln.org

 www.inmotionmagazine.com/chiapas.html

 www.eco.utexas.edu/faculty/Cleaver/zapsincyber.html

 home.san.rr.com/revolution/marcos.htm

 В Мексике «сапатизм» стал национальной идеей, прущей «снизу вверх». Для всего остального мира это пароль, означающий, что восстание возможно даже в самых безнадежных условиях. Несмотря на постоянные стычки с армией и полицией движение в Чиапас сегодня скорее победитель, чем побежденный.

 Отнюдь не имиджем единым, и не только партизанской хитростью Маркос сотоварищи добился всего этого. В сапатистском штабе хорошо понимали, что пот экономит кровь, а десять метров окопа лучше одного метра могилы. Они неплохо воевали, штудируя учебники для «америкэн рэнджерс в складчатой местности», китайские трактаты по стратегии и формулы расчета среднего темпа наступления врага.

 Проводили рейды по армейским тылам. Изматывали громоздкого противника, выступая малыми группами сразу в сотне мест. Вели ложные радиопереговоры на доступных частотах. Проводили отвлекающие маневры. Ставили ночные засады в местах брода. Просачивались из окружения, зарывая оружие и меняя внешность «под беженцев». Перекапывали дороги. Подрывали технику.

 В пиковые моменты контингент правительственных войск насчитывал 70 тысяч солдат и это все равно не дало решительного перевеса. Сжигали целые деревни, заподозренные в «сапатизме» — население убегало в сельву, к Маркосу, унося с собой свою ненависть. По всему штату арестовывались старейшины, «тайные сапатисты». Это давало строго обратные результаты. По всей Мексике, а потом и вокруг неё, возникло безоружное движение «симпатизантов», от католических священников до партийных марксистов, которые одевали маски в знак солидарности с Чиапасом, собирали для партизан медикаменты, проводили в их поддержку акции, переводили Маркоса на все языки, покрывали стены городов рисунками и постерами, принимали у себя раненых и переправляли в район новых добровольцев.

 Сапатистов пытались нейтрализовать их любимым оружием. Против Маркоса началась большая информационная война. Ему шьют «коммунизм», обвиняя в тайных связях с агентами Кастро, а в последнее время, с «красными президентами» Венесуэлы — Чавесом и Боливии — Моралесом. Шьют так же шаманизм-магию, типа за всем этим прячется индейский экстаз, грибы, спорынья, некрофильские культы и жертвоприношения. Действительно, космический календарь майя обрывается в очень конкретный день — 23 декабря 2012-ого. Ведуны-знахари очень рекомендуют к этой дате всем, в ком течет индейская кровь, собраться с мозгами и силами и предстать перед богами в наиболее чистом и достойном виде. Достаточное основание для того, чтобы отказаться от любых компромиссов. Насколько важны для Маркоса местные верования или коммунистические мечты никто не знает. Основные цвета его символов — красный (кровь) и черный (земля). Одним из первых нововведений в партизанском районе был запрет на убийство тотемных животных и вырубку священных рощ. На все обвинения субкоманданте отвечает двусмысленными байками и предлагает слушать не его, а своё сердце. Информационная война против сапатизма вывернулась наизнанку, максимально сгустив образ «тато», и добавив к его поклонникам сомневавшихся левых и колебавшихся фэнов этнорелигиозной экзотики.

В новом веке Маркос разговорился о себе, и версию, будто под маской скрывается целая компания похожих друг на друга братьев-знахарей, которым запрещено открывать чужакам лица, уже никто не воспринимает всерьез. Субкоманданте — метис, учился в университете Мехико на философском, увлекался Сартром, вообще экзистенциальной школой, потом подпал под обаяние Маркса, хотел ехать в соседнюю Гватемалу, где бушевала революция или в Никарагуа, где победили тогда партизаны-сандинисты, но вместо этого ушел в чиапасские горы. Индейцы повлияли на него сильнее, чем он на них. За десять лет жизни в сельве все активисты студенческого кружка либо сбежали назад в «большую жизнь», либо погибли. Одним из похороненных в лесу и был настоящий Маркос, у которого занял имя тот Маркос, о котором я пишу. Имя или всю остальную жизнь тоже? И чью биографию я тогда здесь рассказываю: живого или мертвого партизана? Связное повествование вновь начинает двоиться, а идентичность маски опять мерцает на радость всем любителям неопределенности.

 Лично меня не занимают поиски пресловутой «правды». По-моему гораздо важнее, как отзываются в нас сапатистские сюжеты и образы. Однажды у меня возникла возможность проверить это на практике. Как-то одновременно, почти уже отчаявшись, я нашел издателя и переводчика. Удивительный человек Олег Ясинский из Киева много лет живёт в Чили и вынашивает, оказывается, параллельные моим планы, переписываясь с сапатистами. Некоммерческий издатель Сергей Кудрявцев и его «Гилея» дали отмашку на трехтысячный тираж. «Другая революция» — назвал сборник Кудрявцев. «Да та же самая!» — ехидничали критики, имея в виду угловатый конструктивистский шрифт заголовков. Об этой книге не писал рецензий только ленивый. Через несколько лет, кстати, Маркос назовет сапатистскую тактику во время президентской компании в Мексике – «Другая компания».

 Мужик-гирлянда, мой личный трикстер из той сапатистской ночи всё ещё стоит на лестнице в моей памяти, смотрит на меня и чего-то ждёт.

Глава шестая:

Конторский виноград

Середина девяностых. Я ехал к этому ларьку через всю Москву, на днях увидев случайно буквы «ОГНЕОПАСНО» на бутылочной этикетке. Возможно, оно есть и ближе, но я не знаю, где. Для растворения красок и лаков какая-то.

 – Вот написано «ОГНЕОПАСНО», вы уверены, что загорится? – переспрашиваю я продающего.

 – Да нет, не опасно, если огонь прям туда не совать, ничего не вспыхнет – успокаивает он, с усами и в клетчатой немодной рубашке. Возможно, пострадавший от реформ инженер.

 – А если поджечь, хорошо оно будет гореть, не обман? – придирчиво встряхиваю я бутылку в руках.

 Продающий внимательно смотрит на меня. Камуфляжная куртка, мегафон за спиной, длинные волосы, солдатские сапоги и позолоченный значок Мао, хотя вряд ли он узнает председателя в профиль.

 – Вспыхнет отлично! – развеселилась торговля – пламя будет, не собьешь, только зажигать нужно не с руки, а от факела!

 – Спасибо, очень хорошо – я даю ему деньги и улыбаюсь, будто мы в одном заговоре.

 Со мной Маша. У неё бездонный и вечно отзывчивый рот. Она сексуально неутомима, как машина. «Достаточно облизнуть губы, чтобы хотеть опять» — говорит она. При одном взгляде на Машу приятно покалывает язык от желания. Ей четырнадцать т.е. нам нельзя заниматься любовью и от этого секс гораздо острее, газированный, как шампанское. Мне девятнадцать лет. Мы держим нашу бутылку «ОГНЕОПАСНО» так, будто собираемся из неё пить прямо у ларька. Сегодня на запрещенном митинге, пока я расписываю спреем асфальт у журфака, она первой что-то бросит под ноги милиционерам и они начнут всех винтить. На вопрос «зачем?», ответит, передразнивая: «Социалистический строй… Социалистический строй… Для начала нужен социалистический дестрой!». Маша вообще категорична, на вечеринке выключает порнофильм со словами: «Зачем они все в туфлях, гораздо лучше бы смотрелись белые кроссовки!».

 – Где и кто приобрёл средство воспламенения для чучела? – будут спрашивать задержанных на допросе. Склеенный Асей-кукольницей картонный буржуй, облитый купленной жидкостью, чадил чёрным дымом на всю Манежную площадь, обволакивая статую Ломоносова. — Всё же надо было его повесить – сетовал товарищ Елькин – тогда бы смога не было. – Повешенного можно снять – защищался я – сгоревшего вернуть сложнее. Мы стреляли вверх из игрушечных автоматов. «Театр начинается с вешалки, а государство с виселицы — объясняла наша листовка, написанная мной вчера – Революция это оргазм нации, а нация, не способная к оргазму, это нация полных импотентов». Ася подошла и незнакомым голосом спросила: — Как ты себя здесь чувствуешь, в компании сразу трёх своих женщин? – Комфортно – ответил я, пытаясь улыбнуться ей как можно добрее. Я хочу жить в мире, где все принадлежат всем. Она стремится туда, где никто никого не трогает и всем смешно. Мы окончательно понимаем, что это две очень разные мечты. – Гори, супермаркет, гори! – кричу я в свистящий мегафон и речевку за мной подхватывают десятки молодых голосов – не ври, телевизор, не ври! Вставай, мой товарищ, вставай! Маст дай! Маст дай! Маст дай! Ка-пи-та-лизм маст дай!