Монстросити. Панктаун - Джеффри Томас

Прочитав это, я долго сижу перед компьютером в оцепенении. Хотя меня слегка трясет.

* * *

Квартира у Салит милая, как и ее соседка Зокса. Она из саркинианцев, калианского племени, которое в основном живет на большом острове под названием Сарик Дуул и придерживается куда более умеренных взглядов, чем народ, к которому относится Салит. Зокса немного рассказывает мне о своем племени. Саркинианцы носят не синие, а красные тюрбаны, и теперь я вспоминаю, что действительно видел раньше калианцев в красных тюрбанах. Зокса говорит, как Салит признавалась, что однажды выйдет замуж за саркинианца, поскольку тот примет ее с большей готовностью.

– Но теперь я от нее слышу только о тебе. – Зокса улыбается, и Салит бросает на нее предупреждающий взгляд. Мне нравится соседка, к тому же она очень симпатичная, но нет никого прекраснее Салит.

Их квартира находится в более приятной части субтауна, чем моя – на окраине калианского района, – но она не намного больше моей, однако здесь есть две отдельные спальни и все гораздо чище. Стены не выложены плиткой, как у меня, а выкрашены в приятный терракотовый цвет, под потолком по трафарету нанесен узор из золотой фольги (гордая работа Зоксы). Здесь не только гобелены, картины, статуэтки, отражающие калианскую культуру, но и причудливое смешение забавных пластиковых игрушек, модных журналов и постеров в рамах. В воздухе витает аромат благовоний, я прихлебываю чай, такой же, какой мне предлагали в калианском читальном зале, а из отгороженной от гостиной кухни доносятся дразнящие ароматы.

Когда Зокса уходит на кухню, чтобы что-то там помешать, мы с Салит улыбаемся друг другу. Сегодня днем на ней совсем крошечная черная футболка, которая обнажает большую часть живота, очень гладкого, слегка округлого; я не в восторге от женщин с твердыми, как стиральная доска, животами – это слишком мужеподобно. Короткие рукава обнажают полные, мягкие руки почти до плеч. На Салит пара черных брюк из блестящего шелкового материала, которые сидят низко на бедрах и плотно их облегают. Ее ноги как всегда босы (думаю, если бы она могла не надевать обувь к своей униформе, то так бы и сделала).

Я впитываю ее, пью маленькими глотками, точно вино, наслаждаясь красотой, которая чуть ли не заставляет меня паниковать – как я могу обладать ей, сохранить ее? Не могу от всего этого отказаться. Волосы Салит такие черные, что кажутся почти полуночно-синими, густыми локонами ниспадают на спину, их разделяет пробор, раскрывающий лоб с рельефными шрамами. Нос у Салит несколько широковат, скулы крепкие, но на лице сохранилась привлекательная детская припухлость. Салит загадочно улыбается, полные губы сжаты, словно в надменной усмешке какой-нибудь экзотической принцессы. Непрерывная линия темных бровей слегка опускается между миндалевидными глазами, которые, кажется, лукаво улыбаются мне уголками, хотя без белков нельзя сказать наверняка. Выпуклости ее груди тяжелы, они натягивают маленькую футболку и, кажется, нацеливаются на меня всей своей полнотой. Я и сам чувствую себя переполненным. Набухшим от чего-то побезумней похоти.

Я иду к Салит по разноцветному ковру. Она по-прежнему улыбается той сдержанной улыбкой, которая не может быть ни тоньше, ни проще. Кладу ладони на ее обнаженные плечи, разминаю большими пальцами бледно-серую плоть. Салит запрокидывает голову; я почти на голову выше ее. Ее губы совсем чуть-чуть приоткрываются, издавая едва слышный влажный звук. Я наклоняю голову, и наши языки меняются местами, томно скользя друг по другу, словно совокупляясь независимо от нас. Мои руки медленно скользят по ней, обхватывают, ее грудь прижимается к моей груди. Я провожу правой рукой вниз, к ее пояснице, она восхитительно обнажена под моей ладонью. Я хочу Салит с такой настойчивостью, с таким жадным голодом, что мечтаю смешать атомы своей руки с атомами ее спины. Хочу, чтобы мы соединились губами и поглотили друг друга. Чтобы наши колотящиеся сердца пробились сквозь стесняющие их ребра и слились в один бьющийся с двойной силой орган. Но это нечто большее, чем животный призыв к спариванию, к размножению вида, нечто большее, чем дикие барабаны гормонов. Я понимаю, что все взаимосвязано и мы переплетены, в этом нет сомнений. Наши судьбы записаны на силовых линиях, в созвездиях и даже, возможно, запоздалой мыслью в спящих мозгах Древних.

Я слышу, как в комнату, кажется, возвращается Зокса, и поднимаю взгляд, но она, наверное, нырнула обратно, когда увидела нас сплетенных в центре комнаты.

Салит осторожно отстраняется от меня (возможно, тоже услышала свою соседку). Хрипло шепчет:

– После того, как мы поедим, Зокса уйдет в кино с подругами. Тогда мы сможем побыть одни.

– Ничего не имею против Зоксы, – шепчу я в ответ, – но рад это слышать.

Еда сама по себе чувственная перегрузка: все, начиная с блюд, сопровождающего их вина, благовоний, калианской музыки на заднем плане, экзотической обстановки, – все это словно сговорилось поднять меня в другое, возвышенное состояние сознания. В другую вселенную, в центре которой, точно всепоглощающая черная звезда, находится моя Салит, по-прежнему одаривающая меня через стол загадочными улыбками, даже не переставая жевать.

Мне нравятся все блюда, кроме глебби, который по вкусу напоминает ящерицу размером с ламу. Салит говорит, что это одно из тех созданий, которые выращены, разделаны и упакованы в компании ее отца. Не думаю, что глебби был бы лучше на вкус, если бы родился и вырос натуральным образом (с таким незначительным дополнением, как голова). На десерт у нас сладкий суп и немного некалианского эспрессо. Пока я остужаю горячий суп в ложке, Зокса поворачивается к Салит и что-то тихо произносит по-калиански. Салит отвечает, и они обе смеются.

– Эй, – ворчу я, – давайте без этого.

Гляжу на них обеих одновременно и до меня наконец доходит. У Зоксы нет на лице «вен Уггиуту», ритуальных шрамов, которые есть у Салит.

– Зокса, – спрашиваю я, – чему поклоняются саркинианцы? Разве вы не верите в Уггиуту?

– О нет, – говорит она, – мы в него верим, все в порядке. Но мы ему не поклоняемся. Для нас он не бог и дьявол одновременно, а просто дьявол. Много веков назад мой народ отправился на больших кораблях на свободный остров Сарик Дуул и поселился там, чтобы спастись от влияния Уггиуту. Наши жрецы окружили все побережье Сарик Дуула защитными знаками, которые начертили на песке и которые даже теперь заново рисуют раз в год. Мы поклоняемся Богам-теням, которые сражались с Уггиуту и его братьями и усыпили его, заковав в магические цепи.

– Я немного рассказывала ему об этом, – говорит Салит.

– А что еще ты знаешь