Филип Ридли - Крокодилия

Мой дорогой Доминик,

одна история кончается, начинается другая. Теперь я живу очень далеко отсюда и рассказываю людям истории о том, как я писал тебе письма, полные лжи. Но и это тоже неправда. Не совсем. Видишь ли, история Дэвида и Тео Блю в каком-то смысле все-таки правда. Неважно, что на самом деле ничего этого не было. Это миф, сказка, как все в жизни, и ты можешь лишь догадываться о ее смысле.

А ведь все так просто началось, правда?

Однажды ты нашел мою собственную старую фотографию, сделанную, когда мне было семнадцать. И вокруг этого снимка я сплел аллегорию образов и обманов. Посмотри на этот снимок внимательно, ты увидишь, что это я. Я так сильно изменился, но глаза остались прежними. Возможно, окажись она цветной, ничего вообще бы не случилось.

У меня осталась твоя фотография, которую я сделал. На ней заметна моя фотография, которую сделал ты.

Билли Кроу.

Я стоял перед дверью Гаррета. Ему опять не удавалось заснуть. Мама укачивала его, рассказывая истории о ее муже, моем отце, его дедушке, торговце фруктами.

— …и твой дедушка находил удивительных насекомых в ящиках с бананами и ананасами. Ох, он был таким тихим человеком. Все еще удивлялись: "Как это такой нежный человек не боится этих ползучих гадов". Но он был очень смелый, и выбрасывал всех этих насекомых. А когда он приходил домой, уставший, у него всегда был для меня подарок — ананас или дыня или еще что-нибудь экзотическое. От него пахло яблоками и нектаринами, и он стоял в нашем старом корыте — ты ведь не понимаешь, какая это роскошь иметь свою ванну — и мылся. У него было такое красивое тело. Он был похож на атлета. Да, он был настоящим принцем…

В ее голосе звучала радость, а не печаль.

Я стоял перед дверью, прислушиваясь к маминому голосу, и думал: теперь я чему-то научусь. Теперь я буду бодрствовать до конца.

И я слушал удивленно, как правда о моем отце рождается из вымысла ее историй.