Джек Керуак - И бегемоты сварились в своих бассейнах (And the Hippos Boiled in Their Tanks)

– Хорошо, – кивнул я, вежливо пропуская боцмана на трап.

За ним на борт поднялись пятеро моряков, а следом мы.

Наверху я проворно свернул в коридор и повел Фила в носовой кубрик, где не было ни души.

– Надо сразу занять нижние койки, кидай вещи в рундук, – сказал я. На душе было неспокойно. Ну и рейс, сразу неприятности. – Пошли покажу тебе, где тут что.

Я повел его на бак, заставил перегнуться через борт и показал якорь, якорную цепь и лебедочный механизм.

– Вот эта штуковина весит больше сотни фунтов, – показал я, – и она еще не самая тяжелая из тех, что придется ворочать.

Фил толкнул блок, но лебедка даже не дрогнула.

Потом я показал ему мостик и рулевую рубку, провел на нижние палубы и в рефрижераторное отделение. Замка на двери не было, в контейнерах хранились брикеты ростбифа и молоко в жестянках.

Фил оторвал кусок мяса, сбегал наверх за стаканом и налил себе ледяного пенистого молока.

– Класс! – восхищенно проговорил он.

После долгих пеших переходов под палящим солнцем в поисках «Харви Веста» жажда у нас разыгралась не на шутку.

Напившись и наевшись до отвала, мы вернулись в матросский кубрик, разделись и приняли душ, а потом повесили полотенца в сушильный шкаф – я взял их у негра-стюарда на нижней палубе. Достав из мешков смену белья, переоделись во все чистое.

– Когда начнется работа? – поинтересовался Фил, и я ответил, что, по-видимому, завтра утром.

Я растянулся на койке, включил свет над головой, раскрыл книгу. Потом окликнул Фила:

– Ну, как тебе? Неплохой способ выходить в море – лежишь себе и книжку почитываешь.

Фил достал из рундука противогаз и стальную каску.

– Похоже, нас ждут боевые действия, – сказал он.

Мне пришло в голову, что пора бы повидать старшего помощника и отдать ему наши направления. Оставив Фила в кубрике, я первым делом заглянул в кают-компанию. Несколько стрелков пили кофе и играли в карты.

– Куда ходили в последний рейс? – спросил я.

Светловолосый детина в шортах ответил:

– В Италию. На этот раз, думаю, будет Франция.

Я поднялся по трапу и нашел каюту помощника. Там никого не было, и я снова вернулся в кубрик и лег в койку. Потом вдруг вспомнил вчерашний вечер.

– Послушай, – окликнул я Фила, – такты, стало быть, доломал ее все-таки? Аплодисменты!

Он вытащил из-за рундука какие-то потрепанные книжки, посмотрел на названия и отбросил в сторону.

– Вечером, – продолжал я, – сходим проведаем наших цыпочек.

Тут в кубрик шагнул рыжеволосый тип гигантского роста в засаленной офицерской фуражке и поношенной форме.

– Фамилии? – рявкнул он.

Я назвал.

– Подписали контракт?

– А уже надо? – спросил я невинно.

– Да, все подписывают.

– Вообще-то, – начал я робко, – боцман… и другие… сказали, что хотят подождать…

– Что-что? – грозно выкатил глаза рыжий великан. А может, он и есть тот самый старпом? – Вон с корабля!

– Почему?

– Еще один вопрос, – прорычал он, – и я выброшу вас сам!

– Но…

– Молчать! Вы что тут о себе воображаете? Явились на борт, так подписывайте контракт. Не хотите – убирайтесь!

– Но боцман…

– Плевал я на боцмана! Вон отсюда! И не забудьте, что с вас причитается за пользование душем.

Я нерешительно сел. Он сжал кулаки.

– Вы что, не слышали? Вон! Мне тут подстрекатели ни к чему!

– Вы старший помощник?

– Да, я старший помощник.

– Но… – начал я робко, – как же остальные из палубной команды? Мне сказали, что…

– Не твое дело! Катись отсюда!

– Ладно, не кипятись…

Я подобрал рубашку и стал надевать. Фил стоял в углу, глядя на верзилу. Тот еще раз угрожающе зыркнул на меня и ушел.

Поднявшись с койки, я достал из рундука свой мешок и кивнул Филу.

– Давай собирайся. Ноги моей не будет в этом гадючнике.

В офицерской кают-компании на столе были разложены бумаги, и матросы стояли в очереди, чтобы их подписать. Судовой комиссар сидел за столом и курил трубку.

– Райко и Туриан? – переспросил он. – Это вы?

Я с достоинством кивнул.

– Странная история, не понимаю.

– А никакой истории. – Комиссар равнодушно отвернулся. – Старший помощник велел вычеркнуть вас из списка команды.

Вернувшись в кубрик, я взял мешок и вышел в коридор.

– Идите вы все в жопу! – крикнул я и пошел вместе с Филом к трапу.

Боцман стоял у борта и смотрел на нас.

– Уходите?

– Какого черта! – взорвался я. – Ты нам сказал ждать, мы и ждали. Что тут у вас происходит?

Он взглянул на меня с удивлением, словно не понимая, что я имею в виду. Похоже, он даже не помнил, что сам все затеял. Я подозрительно прищурился.

– Ты сам-то подписал контракт?

– Да, только что.

Это был финиш. Я отвернулся и стал спускаться по трапу.

Боцман догнал нас на берегу.

– Послушайте, – начал он, – если вам не дают подписать контракт, идите в Юнион-Холл и пожалуйтесь. Имеете право на компенсацию в размере месячного жалованья. Согласно профсоюзным правилам, если у человека есть направление, его нельзя не пустить на борт. Поняли?

– Да, – процедил я сквозь зубы.

Он не отставал, продолжая твердить про правила, месячное жалованье и наши права, мол, нам нужно жаловаться и еще раз жаловаться, и что старпом ничего не может нам сделать. В конце концов я попросил у него десять центов на метро, и он дал мне четверть доллара со словами: «Этот старпом такая сволочь, не позволяйте ему надувать вас!»

На причалах шла погрузка, тягач пыхтел, таща за собой вереницу платформ с танками, джипами и грузовиками. У пирса бок о бок с другим сухогрузом стояла баржа, и кран устанавливал на нее двадцатимиллиметровое зенитное орудие. Понаблюдав немного, мы закинули мешки на плечо и двинулись дальше.

Солнце продолжало палить. На Монтегю-стрит мы зашли в лавчонку и взяли бутыль оранжада, сели на ступеньках и стали пить. Оранжад был теплый и приторный.

– Не переживай, – сказал я Филу, который совсем приуныл. – Завтра пойдем и разберемся. Это не единственный корабль.

Он ничего не ответил. Я зашел в магазин сдать бутылку, и мы направились к станции Боро-Холл.

14 – Уилл Деннисон

К субботе сыскное агентство мне осточертело. Босс оказался хитрой сволочью – то и дело подсовывал повестки, чтобы я доставил их «по пути с работы», в то время как адресат оказывался на другом конце города.

К Алу я зашел ближе к восьми вечера, успев побывать в Бронксе. Мы собирались съездить на Вашингтон-сквер и пожелать нашим морякам счастливого плавания.

В квартире номер тридцать два Барбара и Филип тискались на диване. Филип был в одних матросских брюках, а Барбара – в нижнем белье. Они лежали неподвижно, лишь Филип, бросив взгляд на Ала, теснее прижался к девушке.

Майк Райко и Джейни были в спальне. Майк натянул брюки, вышел и поздоровался. Я присел на диван.

– Значит, завтра утром? Во сколько?

– Мы не уходим, – сказал он. – Нас уволили.

– Вот как? Никогда о подобном не слышал.

– Так получилось. Мы пришли, а боцман посоветовал нам пока не подписывать контракт, потому что старший помощник – сволочь. Ну, мы спустились вниз, попили молока, приняли душ, а потом явился старпом, такой рыжий верзила, и говорит: «Я так понял, парни, что вы никак не решите, наниматься на работу или нет. Так что убирайтесь вон с корабля, а еще вы должны нам за воду в душе». Такие дела.

Из спальни вышла Джейни.

– Я так и знала, что они не уедут.

– В понедельник – точно, – заверил Майк.

– Нуда, конечно. Я вздохнул.

– Вы обедали?

Оказалось, что нет, и все, как обычно, принялись обсуждать, пойти куда-нибудь или поесть дома.

– Меня уже тошнит от этой квартиры, – заявила Джейни. – С самого утра здесь торчим.

Они оделись, и мы отправились на Шестую авеню в закусочную. Я взял только мороженое, потому что уже успел перекусить, но потом передумал и заказал фаршированный перец. Все подали одновременно, а перец оказался паршивый.

Филип сидел у стойки рядом со мной, постаравшись оказаться как можно дальше от Ала.

После тошнотворной еды, за которую мне пришлось еще и заплатить, потому что ни у кого не было денег, мы вышли на улицу и остановились у высокой решетки, окружавшей палисадник многоквартирного дома. Ал перелез через ограду и развалился на траве. Барбара с Филом сели на скамейку, он положил голову ей на колени. Стоял жаркий вечер, мимо шли прохожие.

Я поговорил с Майком о торговом флоте и спросил, почему он не носит форму и не пользуется льготами.

– Да ну, – отмахнулся он, – нечестно как-то.

– Ты считаешь, это честный мир? Кто-то предложил сходить на «Великую

иллюзию» с Жаном Габеном, но Барбара сказала, что видела фильм пять раз и знает наизусть каждое движение Эриха фон Штрогейма.

Представление с головой на коленях им с Филом наскучило, и они встали со скамейки. Фил заговорил о своем отце. «Через пару лет старика выпустят», – сказал он.