Философия футуриста. Романы и заумные драмы - Илья Михайлович Зданевич

идея действительно встречается в различных докладах Зданевича, как в прочитанных в России, так и в более поздних, парижских.

9. “Местный колорит” (фр.)

10. В этом подземном помещении и сейчас существует ресторан для туристов.

11. Вариант: “лагерь”.

12. Тема попутничества Зданевича-Ильязда очень интересна и, вероятно, полемична. В длинной статье под названием “Русскому футуризму 50 лет”, написанной в мае 1962 г. в виде письма его другу итальянскому футуристу художнику и критику Арденго Соффичи (1879–1964), Зданевич подробно поясняет о своем отношении к Советскому Союзу: “Общеизвестным является тот факт, что я никогда не был его противником. Я оставил Петроград (ныне Ленинград) до октября 1917 г., а свой родной Тифлис (ныне Тбилиси) до февраля 1921 г., поэтому я никогда не жил на территории советской власти и… лояльно относился и отношусь к ней. Я никогда не участвовал ни в журналах русской эмиграции, ни во встречах русских парижских писателей – кроме как для того, чтобы там поскандалить, и русская группа “Через”, которую мы с покойным Сергеем Ромовым создали, была просоветской организацией. В 1925 г. советское правительство признало меня советским гражданином, и лишь административные затруднения помешали мне вернуться на родину. Я два года даже служил в советском посольстве при одном из секретарей <…> Впрочем, мое отношение к СССР бесплатно и добровольно, в самом деле я никогда не издавался в Советском Союзе и парижские коммунистические газеты никогда не печатали меня. И если я здесь критикую политику русской компартии, которая вела к изчезнованию футуризма из художественной жизни, то я не хочу выступать против советского режима в политическом смысле. Я говорю только про эстетические дела и если так долго останавливаюсь на теме моего отношения к режиму, то это лишь для того, чтобы никто не смог упрекать меня в лицемерии и обвинять в том, что я, мол, использую свой исторический обзор русского футуризма как ширму, за которой спрятана атака против Советов” (пер. с франц. Р. Гейро. См. полный текст письма с предисловием и комментариями Р. Гейро в: Carnets de I’Iliazd-Club. № 2. Paris: Clemence Hiver, 1992. P. 13–54).

To, что Зданевич пишет об обстоятельствах своего отъезда во Францию, абсолютная правда. Правда также и его неучастие в эмигрантской (а также и коммунистической) печати, если не считать берлинский русскоязычный журнал “Жар-Птица”, в котором он под псевдонимом Эли Эганбюри опубликовал статью “Наталия Гончарова и Михаил Ларионов” (1922. № 7. С. 5–8). Журналист, критик и издатель, близкий друг Зданевича С.М. Ромов был меньшевиком и не слишком доброжелательно относился к большевистской власти (а в конце 1930-х был в СССР репрессирован). В 1920-е гг. Зданевич действительно служил переводчиком и ассистентом секретаря посольства СССР Николая Пирумова, друга семьи Зданевичей (также был репрессирован в конце 1930-х гг.). Слова о признании советского гражданства Зданевича (хотя в действительности он всю жизнь оставался апатридом с нансеновским паспортом) подтверждаются заявлением в посольство, написанным в 1926 г. Зданевичем от имени членов Союза русских художников в Париже: “После признания СССР Францией общее собрание Союза от 15 января приняло резолюцию о своей лояльности в отношении к СССР. В период организации отдела СССР на Международной выставке члены Союза оказали деятельное содействие. В настоящее время ими сделаны заявления о возвращении в подданство СССР, и Союз стремится стать артистическим центром советской колонии Парижа”. Это заявление, которое само по себе позволяет причислить Ильязда к попутчикам, вызвало иронический коментарий бывшего дадаиста С.И. Шаршуна в его журнале-листовке “Перевоз” (1925. № 7): “Божнев, Свешников, Туган-Барановский, Поплавский, Зданевич и пр., а когда срать ходите – тоже разрешения в Наркомпросе спрашиваете? Вдогонку мой плевок справа – попутчики!” (цит. по: Поплавский Б. Дадафония: Неизвестные стихотворения 1924–1927 /Предисл. Д. Пименова; сост., подг. текста и комм. И. Желваковой и С. Кудрявцева. М.: Гилея, 1999. С. 125). На тему попутничества см. также черновик письма Зданевича А.В. Луначарскому, опубликованный в статье: Гейро Р. “Французское искусство питалось русскими темами и идеями…” // Новый журнал. СПб., 1994. № 4. С. 178–179). Спустя десятилетие Зданевич в своем тексте на смерть Б. Поплавского писал: “…оказалось, что, оторванные от действительности… мы только воображали себя попутчиками, на деле же ими вовсе, оказывается, не были” (см.: Поплавский Б. Покушение с негодными средствами: Неизвестные стихотворения и письма к И.М. Зданевичу. С. 114).

Что касается действительных препятствий к переезду Зданевича на жительство в СССР, то, скорее всего, он, у которого там оставались близкие люди (брат Кирилл, проведший около 8 лет в лагерях, был реабилитирован в 1957 г.), в своих объяснениях просто старался не терять привычной осторожности. Этими препятствиями наверняка в меньшей степени были какие-либо административные затруднения (возможно, сыгравшие роль только поначалу), а в большей – целый ряд обычных и понятных причин: сомнений, страхов и разочарований, вызванных возникшим в советских кругах клеймом его “неблагонадежности”, тревожными вестями от родителей и от друзей (в том числе от возвратившегося в СССР В. Свешникова), борьбой в советской литературе и искусстве с проявлениями авангардизма и его личным неуспехом с публикацией “Восхищения” (см. комментарий к роману в наст, изд.), известиями о происходящих в СССР “чистках”, политических преследованиях и судебных процессах, трагическими судьбами бывших друзей, “возвращенцев”, литераторов. Сыграло, конечно, роль и нанесшее Зданевичу обиду присвоение Тбилисским художественным музеем его личной коллекции картин Пиросмани…

13. В черновых записях, находящихся на обороте рукописи, есть любопытный и довольно важный фрагмент, который можно отнести как к постоянной саморефлексии главного героя (рассуждения о “пустоцвете”, о “болезни воли”, о собственной лени и т. п.), каковая заслуживает самостоятельного внимания, так и к теоретическим, подчас откровенно анархическим, воззрениям автора, связанным с постфутуристическими идеями “вздора”, “чепухи”, противоречия, борьбы со смыслами: “За и против – это одно и то же, другое – это когда ни за, ни против, а где совсем в других областях, где даже не может вопрос и возникнуть” (ср. с его словами в другом месте черновых записей: “Ильязд ни за Бога, ни против Бога, Ильязду нет никакого дела до Бога”, приведенных в комментарии к гл. 16). Ср. это высказывание с поэтической философией заумника-“чинаря”-обэриута А.И. Введенского, которую подробно разобрал Я.С. Друскин в своей известной “Звезде бессмыслицы”.

Стоит обратить внимание на то, что эти мысли Зданевича в определенном ключе пересекаются и с текстом раннего интервью Зданевича и М. Ларионова, вскоре преобразованным в их совместный “Да-манифест”: “– Вы футуристы? – Да, мы футуристы. – Вы отрицаете футуризм? – Да, мы отрицаем футуризм, пусть он исчезнет с лица земли! – Но вы противоречите сами себе? – Наша задача противоречить самим себе. – Вы шарлатаны? – Да, мы шарлатаны. – Вы бездарны? – Да, мы бездарны” (Театр в карикатурах. 1914.