журнал "ПРОЗА СИБИРИ" № 1995 г. - Павел Васильевич Кузьменко

неся на руках крошечный сверток — дочку. Вы бы, наверно, тоже удивились, узнав, что ваш муж внезапно уехал воевать, оставив вас без копейки. Вам интересно, на что вы будете жить? Мне тоже было интересно, я это точно помню. Конечно, у него контузия, и друзьям он своей рукой глаза закрывал, все это было, но все же?

Надо было помочь там ребятам, — прояснил он потом внезапный отъезд. Помогал он долго, а я выкраивала дочке на фрукты, таскала ее по врачам, покупала лекарства. Садик с ее здоровьем исключался напрочь. В порыве бескорыстной помощи ребятам про помощь семье вспоминать неуместно. Может, он просто забыл, что людям иногда нужны деньги? Я всеми силами цеплялась за любую возможность заработать копейку. Маме (что делать без мамы) пришлось уйти из НИИ, нас с дочкой надо было лечить, я перебралась к ней, свою квартиру сдала, и лишь встала на ноги, принялась работать. Челночила (Китай и Польша), писала курсовики, вязала шапочки, брала часы в школе.

— Эй, пани, пани!

— Да то не пани, то курва!

Курва — это я. В Польше всех русских челночниц называют курвами. Глаза красные — на морозце водку пили, руки к коленкам вытянулись, баульчики толкают, зато в гостинице сегодня горячей водичкой умывалась! Милые женщины, смотреть на нас — радость! После кормлений, рынков, работы, неврозов, отчаяния, бессонниц, депрессий живого веса во мне осталось, как в вобле, и глазенки — к переносице.

— Машенька, как Вы чудно похудели! Стройненькая, как елочка! Гербалайф, массажик или диета какая особенная?

— Новый комплекс физических упражнений. С гарантией, встанете на весы, и тень от стрелочки не шелохнется!

Ох, трудно мышке заползти в свою нишу! Но уже во взгляде не было панического страха, и про день завтрашний думалось без ужаса, и я даже немного загордилась — отыграла у жизни этот раунд, и начала потихоньку улыбаться.

А вот и он, мой муж вернулся! Да какой!

Нет, опять все за гранью.

То он возвращался с войны, как из соседнего подъезда, добавь мусорное ведро в руки, готовый типаж, то весь израненный, в лохмотьях замусоленных бинтов, вшивый, мерзко пахнущий вагонами и вокзалами. Дикая, непонятная жизнь! Голова обвязана, кровь на рукаве, след кровавый стелется по сырой траве. И это мой муж, надежда и опора! А что? Я курва, его недострелили... Я не плачу, я смотрю на него спящего: серое нездоровое лицо, запавшие глаза, темный провал приоткрытого рта. Почему он здесь? Почему в моем доме должен спать чужой человек, которого я не знаю, боюсь и отстраненно жалею. Одно то, что он рядом, низводит мою жизнь на уровень сковородки с тараканами. Конечно, прежде, чем выходить за него замуж, я должна была отрезать ему руки, ноги, язык, все, что можно отрезать, затолкать в инвалидную коляску и сойти с ума. По вечерам можно было бы читать ему газету и каждый месяц получать пенсию по инвалидности. Впрочем, я и так стану сумасшедшая, все это добром не кончится. Мы будем долго и счастливо жить в желтом доме и умрем в один день. След от пулевого ранения очень похож на след от заживших фурункулов.

— Мама, — заявила недавно дочка, — а папа к нам потому так долго не приезжает, что всех своих врагов победить не может, их ведь у него много! Вот победит всех и приедет!

— Правильно, доченька. Перестреляет всех к чертям собачьим и приедет!

Нет, нет, мама шутит, шутка!

Чего-чего, а пошутить муж любил, есть что вспомнить.

— Маша, я там мясо на машине привез, ты глянь!

— Купил — неси домой, если и дрянь, обратно ведь не потащишь!

— Нет, ты посмотри, все-таки, а? — тон настораживает, надо смотреть.

С земли не видно, придется лезть в кузов. Понятно. Главное, попробовать теперь слезть. Конечно, он пошутил. Ноги мягкие, во рту сухой вкус железа. Мне надо слезть... Там, в машине, пятнистый снег с недлинными соломинками, клочки бумаги, обрывки грязного тряпья — и мертвец. Лицо того же оттенка, что темный снег в кузове, на щеке и затылке — вишневая наледь, под головой — бурая каша. Он мне будет сниться...

В чем соль шутки?

Когда муж кантовался дома, он чаще всего оседал в милиции, покойников на милицейском жаргоне называют мясом, привез мясо — привез покойника. Игра слов, шутка некрофила, заехал на обед и пошутил, чтобы настроение поднять.

— Господи Боже! — беззвучно кричу я, — Научи, что мне делать! Что мне сейчас делать? Как с этим жить? Психбригаду что ли вызвать? Заорать? Завыть?

Я поднялась в квартиру, молча прошла на кухню и поставила на плиту кастрюлю с остывшим супом. Я знала, я чувствовала, что это должно было скоро кончиться, все равно кончиться! Он обречен, он уже мертвый. Все хуже и хуже. Главное, чтобы он ушел сам, — войн кругом много.

Мой бедный муж был героем. Нет, не Советского Союза и даже не России. Но у него были медали и орден, или даже два ордена. Я читала о нем статью в районной газете, публикация времен агонизирующего застоя. Заголовок мужу нравился: „Их можно узнать по взгляду". Это про афганцев. Помимо всего прочего, муж три года воевал в Афганистане, но это было еще до меня. После рассказов мужа о посаженных на кол, о забитых камнями пленных, статья показалась мне сдержанной и пресноватой. „Бой у населенного пункта Джабаль-Усарадж закончился. В жестокой схватке мотострелковое подразделенье выбило „духов" из „зеленки". Командир тяжело опустился на землю, снял каску, отложил в сторону раскаленный автомат. Его одолела смертельная усталость. Он безразлично взглянул на дымящееся расплавленное солнце и поежился, как от холода." Так и дальше. Про подбитые бэтээры, про убитых на заставе Даши, о том, как мой муж вытащил с нейтралки раненого лейтенанта по имени Андрей, ему оторвало ногу. Заключительный аккорд статьи в контексте с тем временем: „...На южных рубежах осталась дружественная нам страна. Ведь нельзя перечеркнуть столько лет помощи Советского Союза. Правительство утвердило для всех воинов медаль „От благодарного афганского народа"...".

Была у нас где-то такая медаль...

Что я могу .сказать?

Я не видела такого солнца. Как утихает дрожь в груди, когда все заканчивается и считают убитых? У черной от пороховой пыли сигареты особый вкус, в той жизни муж был героем. Когда дочка вдруг вспоминает папу, я достаю афганский альбом. Рассматриваем фотографии, рисунки с подписями: „Солдаты не умерают, они возвращаются на