Серая Женщина - Элизабет Гаскелл

вспомнит о вас: после такой-то ночи, меня хватятся первой, но обнаружат пропажу только сейчас.

Помню, что эти ее слова заставили меня умолять продолжить путь. Казалось, что, думая об отдыхе и надежном укрытии, мы теряем драгоценное время, но Аманда не сочла нужным как-то отреагировать на мои слова. Надежного укрытия мы так и не обнаружили и прошли немного дальше. Горный склон круто пошел вниз, и в ярком свете утра мы внезапно увидели перед собой проложенную речкой узкую долину. Примерно в миле от нас поднимались голубые дымки деревни; где-то поблизости со знакомым мне шумом загребало и выливало воду колесо невидимой мельницы. Стараясь держаться как можно ближе к кустам и деревьям, мы прокрались к небольшому мостику, несомненно, связывавшему деревню с жизненно важным мукомольным делом.

– Подходящее место, – заключила Аманда.

Мы проникли под мост, взобрались на каменную опору и устроились на широком выступе. Она накормила меня и что-то съела сама, потом расстегнула свой широкий темный плащ, заставила положить голову ей на колени и надежно укрыла нас обеих, чтобы не осталось ни одного светлого пятнышка. Мы хоть и дрожали от сырости и холода, но все-таки отдыхали от одного лишь сознания, что идти уже не столь необходимо, тем более в светлое время. Жаль, что под мост никогда не проникало даже солнечного лучика: вскоре сырая тень стала невыносимой, и я начала бояться, что, прежде чем наступит ночь и мы продолжим путь, всерьез заболею. К тому же к полудню пошел дождь, и пополняемый тысячей мелких горных ручьев поток набрал силу и помчался по камням с оглушительным шумом и холодными брызгами.

Время от времени из тяжелой дремоты выводил звук лошадиных копыт над головой: иногда мерных и неспешных, явно везущих груз, а порой гулкий и быстрый, сопровождаемый пытавшимися перекричать реку голосами всадников. Наконец день иссяк. Нам не оставалось ничего иного, как по колено войти в воду, чтобы выбраться на берег. Там мы остановились, дрожа от холода и страха. Мужество покинуло даже Аманду, и она решила:

– Что бы там ни было, а ночевать нужно в укрытии.

Действительно, дождь лил безжалостно. Я промолчала, не сомневаясь, что нас настигнет смерть, оставалось лишь надеяться, что это произойдет не от руки убийцы. Подумав с минуту, Аманда приняла решение и повела меня вверх по реке, к мельнице. Знакомые звуки, запах пшеницы, белые от муки стены – все напомнило о доме. Показалось, что необходимо стряхнуть ночной кошмар и проснуться на берегу Неккара прежней счастливой, веселой девочкой. Аманда постучала в дверь. Ответа пришлось ждать долго. Наконец слабый старческий голос спросил, кто там и что нужно, и Аманда сказала чистую правду: что две женщины ищут укрытия от непогоды. Однако старуха с подозрением возразила, что вроде бы разговаривает с мужчиной, и лишь когда убедилась, что на крыльце действительно стоят две женщины, отперла тяжелую дверь и впустила нас. Старуха оказалась служанкой и не была ни злой, ни жадной, она просто выполняла приказ хозяина-мельника во время его отсутствия ни в коем случае не впускать мужчин. Но что, если две женщины – это так же плохо? А с другой стороны, поскольку мы не мужчины, обвинить ее в непослушании невозможно, а в такую погоду даже собаку выгнать жалко. Со свойственной ей сообразительностью Аманда велела никому не говорить о нашей ночевке, тогда и обвинять будет не в чем. Посоветовав молчание как самый надежный путь к безопасности – разумеется, в отношении не только мельника, но и других людей, – она быстро помогла мне снять мокрую одежду, затем ловко повесила ее, так же как и укрывавшую нас обеих собственную коричневую накидку, возле большой печи, согревавшей комнату с той эффективностью, какой требовали слабеющие жизненные силы старухи. Бедная служанка не переставала рассуждать о том, ослушалась ли она хозяина или нет, причем делала это настолько сварливо, что я усомнилась в ее способности смолчать, когда понадобится. Постепенно она перешла к совершенно лишнему рассказу о том, куда и зачем отправился мельник. Так мы узнали, что хозяин отправился на поиски своего землевладельца, господина Пуасси. Тот не вернулся с охоты, поэтому управляющий решил, что с ним что-то случилось, и созвал на помощь всех соседей, чтобы прочесать и лес, и склон горы. Затем говорливая старуха поведала, что хотела бы занять место экономки в каком-нибудь хорошем месте, где больше слуг и меньше работы. Здесь живется очень одиноко и скучно, особенно после того, как сын хозяина ушел на войну. Затем она приступила к ужину – такому скромному, что, если бы даже ей пришло в голову нас угостить, еды все равно бы не хватило. К счастью, мы нуждались только в тепле, а оно, благодаря заботам Аманды, постепенно возвращалось в измученные тела. После ужина старуха задремала, но мысль о нашем присутствии в доме не давала ей покоя, и она прозрачно намекнула, что пора и честь знать, но мы ее принялись умолять не выгонять нас. Вдруг в ее сонную голову пришла какая-то идея, и она предложила нам залезь по лестнице на некое подобие чердака, нависавшего над половиной кухни, где мы сидели. Мы послушались – что еще оставалось делать? – и оказались в просторном помещении, ничем не отделенном от края, с которого не составляло труда упасть вниз. Иными словами, мы оказались в кладовке или в мансарде. Здесь хранились постельные принадлежности, стояли комоды и шкафы, лежали мешки для муки, зимние запасы орехов и яблок, тюки со старой одеждой, сломанная мебель и многое другое. Как только опасные незнакомки оказались наверху, старуха довольно усмехнулась, убрала лестницу, видимо, решив, что теперь мы не сделаем ничего плохого, и снова села за стол дремать и ждать возвращения хозяина. Мы же, воспользовавшись случаем, устроили примитивные постели и с радостью улеглись в уже высохшей одежде, согревшись и надеясь уснуть в тепле, чтобы отдохнуть и приготовиться к грядущему неведомому дню. Только уснуть никак не удавалось, а по дыханию Аманды я поняла, что она тоже не спит. Сквозь щели в полу чердака мы видели кухню, скудно освещенную лампой на противоположной стене.

Глава 3

Глубокой ночью с улицы донеслись голоса, потом послышался стук в дверь, и сквозь щели мы увидели, как старуха поднялась и впустила хозяина – явно навеселе. К моему ужасу, следом за ним вошел трезвый и злой Лефевр. Войдя, они продолжили начатое ранее обсуждение, но вскоре мельник прервал разговор, отругал старуху за то, что уснула, и в пьяном