Пэлем Вудхауз - Что-нибудь эдакое. Летняя гроза. Задохнуться можно. Дядя Фред весенней порой (сборник)

— Как не понять! Бедный крошка…

— Нет, я понимаю. Я обещала не видеться с Хоресом.

— Такая терпимость греховна, мой друг. Какое право у твоего бабуина решать, кого тебе видеть, кого не видеть?

— Он страшно кричал.

— После бала он тоже кричал, ты его умаслила.

— А сейчас — нет.

— Хоть пыталась?

— Нет, я тоже кричала.

— Это хорошо.

— Это очень плохо. Теперь он меня ненавидит.

— А ты?

— Я его люблю!

— Хотя он кричит?

— Конечно.

— Удивительные вы созданья! Ничего, я все улажу. Как раз собирался с ним потолковать.

— Какой смысл?

— Именно это говорили Колумбу. Не волнуйся, дорогая. Я знаю, на что способен, и порой удивляюсь. Неужели, думаю я, ему подвластно все? Зачем тебе нужен этот субъект, не совсем понятно, но если нужен — будет.

С этими словами лорд Икенхем направился дальше и, подойдя к воротам, увидел машину. Неподалеку, словно тигр перед обедом, ходил взад-вперед молодой человек.

— Если не ошибаюсь, — обратился к нему граф, — мистер Гилпин?

Глава XVI

В этот апрельский день с Рикки столько случилось, что мы не удивимся его печали. Когда мир кишит Пудингами, герцогами, Давенпортами и неверными Полли, только очень философский человек сохранит приветливость. Рикки ее не сохранил. Ему не понравился изящный незнакомец.

— Кто вы такой? — угрюмо спросил он.

— Лорд Икенхем.

— О!

— Вижу, вы меня знаете. Полли говорила?

— Да.

— Ну а я поговорю о Полли.

Могучее тело Алариха-младшего горестно содрогнулось.

— Нет, — отвечал он, — не надо. Между нами все кончено.

— Не скажите!

— Скажу.

Лорд Икенхем вздохнул:

— Ах, молодость, молодость! Она играет счастьем, как безумное дитя… — он поразмыслил немного в поисках образа, — мыльными пузырями. Прискорбно, весьма прискорбно. Рассказать вам одну историю?

— Нет.

— Давным-давно я любил одну девушку…

— Вы, часом, не видели Хореса Давенпорта?

— …нежно и пылко.

— Увидите, передайте, что я буду ждать хоть месяц.

— Мы поссорились из-за пустяка. Слово за слово, и она стала женой плантатора.

— Рано или поздно он явится, а я его растерзаю.

— Через много лет пришел букетик фиалок и записка в несколько слов: «Мы могли быть счастливы». Трагедия, а? Я страдал, мистер Гилпин, и я вам вправе сказать: не бросайтесь счастьем из гордости!

Раздался звон. По-видимому, Рикки пнул ногой машину.

— Вот что, — сказал он, — не теряйте попусту время. Полли вас послала…

— Меня? Ну что вы! Разве вы не знаете, как она горда?

Граф помолчал. Рикки впервые вышел в круг света, и он его разглядывал.

— А вот, скажите, — спросил он, — ваш отец не Билл Гилпин из ирландского полка?

— Его звали Уильям, он служил в армии. А что?

— Так я и думал. Вы очень похожи на него, мой дорогой. Теперь я не удивляюсь, что вы себя глупо ведете. Хотел бы я получить пять фунтов за каждую попытку его образумить! И в барах, и в ресторанах… ах, что там! Такого обидчивого осла…

— Если разрешите, об отце мы потолкуем в другой раз. По-вашему, можно крутить с этим Давенпортом, когда ты обещала…

— Мой дорогой! Как же вы не поняли? Вот послушайте, а если и потом вы не сгорите со стыда, вам неведомы чувства. Начнем с того, что на бал она пошла из-за вас. Приятно, чтобы тебя видели с очкастым зулусом? То-то и оно. Полли пошла на бал, чтобы защитить ваши интересы. Она хотела, невзирая на муки, попросить у Хореса денег.

— Что?!

— Неделями готовила она почву, обучая его танцам, и в эту ночь собиралась нанести удар. Она надеялась прийти к вам и сказать, что все в порядке, можно пожениться, а там — и кормить супом тех, кто выжил после ночных возлияний. Но ваши неразумные поступки разрушили ее план. Нельзя занять деньги у человека, которого тащат в участок: как-то чувствуешь, что он их не даст. Полли решила ждать другого случая. Узнав, что Хорес едет сюда, она приехала, встретилась с ним, получила деньги…

— Что?!

— Деньги. И собиралась отдать их вам.

— Откуда она знала, что я здесь?

— Чутье, — ответил граф, растерявшись на малую долю секунды.

— Но…

— Да и важно ли это? — продолжал лорд Икенхем. — Она знала. И бежала к вам, как дитя, которое спешит показать свое сокровище. А вы? Вы вели себя как трус и подлец. Не удивляюсь, что она благодарит небеса за избавление.

— Благодарит?

— Конечно. Она мне только что сказала, и я ее не виню. Нет любви, если нет доверия.

Если бы Хорес Давенпорт увидел сейчас Рикки Гилпина, он бы не поверил, что грозный взгляд может стать таким овечьим, железная челюсть — похожей на недомерзшее бланманже. Будущий Король супа выглядел так, словно его ударили по затылку мешочком мокрого песка.

— Да, я не прав, — сказал он, и голос его напоминал писк полупроснувшейся птицы.

— Вот именно.

— Я все запутал.

— Не без того.

— Где Полли? Нам надо повидаться.

— Не советую. Она не в духе. Когда вы собирались уехать?

— Вечерним поездом.

— Правильно. Полли скоро вернется. Тогда купите ей шоколада и пошлите, вложив записку.

— Хорошо, пошлю.

— А уж после этого ищите встречи. Просите, умоляйте.

— Да-да.

— При должном сокрушении все уладится. Она вас любила, значит — может снова полюбить. Я с ней поговорю, похлопочу…

— Спасибо вам большое!

— Не за что. Рад услужить сыну старого друга. До свидания, мой дорогой. Помните — шоколад. Шоколад и сокрушение.

Вероятно, мы обрадуемся, что Мартышка не видел, как дядя его докладывает об этой беседе. Если бы он видел, он бы огорчился.

— Почему вы его ко мне не пустили? — горевала Полли.

— Моя дорогая, все пошло бы насмарку. Ты бы бросилась в его объятия. А сейчас — ест из рук. Прими шоколад как можно холоднее. Пусть твой Рикки побегает, похудеет, сменит власяницу-другую — вот тогда ты его простишь. Мужчинам такого типа нельзя давать поблажки.

Полли нахмурилась:

— Так что ж нам, бороться за власть?

— Конечно. Брак — битва, а не ложе из цветов[97]. Кто же это сказал? Неужели я? Нет, какой афоризм! Обычно они приходят в голову, когда купаешься.

— Я его люблю.

— Очень хорошо. Но в браке надо прежде всего показать, кто главный. Моя дорогая жена показала очень скоро, а посмотри, как мы счастливы!

— Чепуха. Не надо. Пойду поищу его.

— Будешь жалеть.

— Пожалуйста.

— Ты подумай, как я старался!

— Спасибо вам, дядя Фред, вы меня просто спасли. Но я не хочу бороться с Рикки. Ну и пусть будет главный. Мне это нравится.

Граф глубоко вздохнул:

— Что ж, дело твое. Спорить бесполезно. Швыряешься дарами судьбы — Бог тебе в помощь. А Рикки ты не найдешь, он уехал. Потерпи до завтра.

— Это очень долго! Может, послать телеграмму?

— Нет, — сказал лорд Икенхем, — всему есть пределы. Где твое достоинство? Ну хоть притворись. Почему бы Хоресу не отвезти тебя вечером в Лондон?

— Вы думаете, он согласится? Он же ехал сюда, устал.

— И с удовольствием поедет обратно, тем более с тобой. А мы с Мартышкой отправимся этим хваленым 8.25.

— Разве вы тоже уезжаете?

— Да. Спроси Хореса, он расскажет. Если сразу не увидишь, не уходи, загляни в шкаф. Я пока что пойду сообщу новости Мартышке. Он обрадуется. Ему не понравилось в Бландингском замке. Кстати, ты его не встречала?

— Встречала. После Рикки.

— Это хорошо. А то я беспокоился насчет денег.

— Да, он предлагал, я не взяла.

— Не взяла?

— Нет. На что они мне?

— Дорогая моя, на суп! На свадьбу, если хочешь.

— Да, он что-то такое говорил, но я поссорилась с Рикки и собиралась утопиться. Какие свадьбы! А теперь… Передайте ему, пожалуйста, что я их возьму.

Лорд Икенхем застонал, хотя и негромко:

— Легко сказать! Конечно, щипцами, под наркозом, деньги я вырву. Ради тебя готов на все. Принесу к вам домой завтра часа в два. А теперь — беги ищи Хореса. Он будет рад поскорей уехать.

— Бегу. Дядя Фред, вы ангел.

— Спасибо, моя дорогая.

— Если бы не вы…

Пятый граф снова ощутил, что его обнимают, и ответил на это много теплее, чем хотелось бы строгому Мартышке. Но еще минута — и нежный голос Полли уже звучал в темноте, распевая на ходу.

А через десять минут, по пути в Маркет-Бландинг, лорд Икенхем услышал другой голос. Мартышка редко пел, тем более как жаворонок, и граф содрогнулся, подумав о том, что сейчас нанесет удар любимому племяннику.

— Мартышка?

— А, дядя Фред! Какой вечер!

— Приятный.

— Воздух! Звезды! Цветы!

— Да-да. Кстати, насчет этих денег…

— Для мисс Плум? Я как раз хотел сказать. Она не взяла.