Кальман Миксат - ИСТОРИЯ НОСТИ-МЛАДШЕГО И МАРИИ TOOT

— Понимаю тебя, шельмец! Прелестное существо! Даже, я налюбоваться не мог, а когда начал мысленно раздевать ее, освобождать от всех этих кофточек-юбочек…

— Ты просто отвратителен, Израиль! — перебила губернаторша. — Я больше никогда не смогу спокойно смотреть тебе в глаза, зная, сколько похоти в них скрыто.

— Когда старик вернется домой? — спросил Фери.

— Они не знают. Но за этим ты проследи, я обещал нанести им визит, как только он вернется. Хотя Мари сказала, что это необязательно; словом, ты мог бы уже привезти кольца…

— Нет, это неприлично, — рассудила Хомлоди. — С обручением надо подождать до приезда отца.

Тем не менее Фери в тот же день заказал кольца у серебряных дел мастера Шкарбы, велел выгравировать на внутренней стороне инициалы и дату. Весть о событии быстро разнеслась по городу, и тотчас посыпались нескончаемые поздравления, расспросы и допросы. Ности даже досадовал, ибо оказался в роли счастливчика, выигравшего по лотерейному билету. Правда, кредиторы умолкли, даже приходили предлагать новые займы, разумеется, под хорошие проценты, ибо волшебный замок еще висит в воздухе или вертится на курьих ножках (как] замечали злые языки), но зато потоком хлынули просители, изобретатели, которым необходима всего сотня-другая форинтов, чтобы одарить мир великим открытием, и тут очень кстати настоящий джентльмен, который получает вдруг уйму денег, — неплохо бы сейчас же, по горячим следам, зацапать его; приходили некие вдовы, мужья которых пали во время революции, являлись благотворительные общества, избравшие его почетным членом, из каких-то дальних закоулков вылезали старые школьные приятели, и всем им было что-то нужно. Редактор Клементи попросил небольшой дружеский заем, ему невозможно было отказать хотя бы ради того, чтобы он не помещал пока в своей газете сенсационного известия о предстоящем браке. (Чтобы он, когда при дет время, сообщил об этом, потребуется новая ссуда.) Но кто может перечислить, чем выстлана оборотная сторона такого счастья! Самая крупная неприятность произошла с папашей Ности, которого (но пусть это останется между нами) пештские кредиторы угрожали объявить банкротом, так что ему очень на руку пришлась телеграмма о «дыне», и он использовал положение для небольшой финансовой операции. Старик заставил Фери подписать вексель на десять тысяч форинтов, который и Коперецкий подмахнул теперь. Нельзя же было допустить, чтобы старика объявили банкротом, тогда, быть может, и дело все расстроится, и деньги, что до сих пор на них тратил, уплывут. Коперецкому ничего не оставалось, как спасать свои денежки. Фери тоже приходилось держать марку, он с маху купил четверку черных коней у графа Топшича, на них ездил в Рекеттеш, лошади летели, словно птицы, едва касаясь земли ногами. Тоот все еще не возвращался, он писал домой, что покойный Велкович оставил дела в полном беспорядке, так что ему придется пробыть в городе до тех пор, пока положение не станет сносным. Ну и пусть себе там остается, без него теперь никто не скучал. Мари счастливо ворковала с Фери, а госпожа Тоот была влюблена в будущего зятя еще больше, чем дочь. В воскресенье на четверке Фери они нанесли визит в вогланьский замок, там и обедали, татарская княгиня чуть ли не пылинки с их стульев сдувала, такой почет оказывала. Ох, совсем по-другому вельможи эти живут! У них и ножи да ложки иначе звякают, чем в домах попроще.

Фери почти каждый день наезжал в Рекеттеш, а когда приехать не мог, посылал, по крайней мере, букет с Пимпоши, который верхом на коне возил весточки туда и обратно, и всегда, между прочим, сообщал хозяину, что «его честь еще не прибыли».

Прошло две недели, наступила июльская жара, а Тоот все не приезжал. Теперь и Коперецкий был в нетерпении, ему нужно было в Пешт ехать, но он откладывал поездку со дня на день, чтобы сначала закончить с Тоотом, а потом уже отправиться в Часарфюрде лечить ревматические ноги. Сам Фери тоже уехал, какой-то граф, проживавший в комитате Земплен, распродавал свои беговые конюшни, вот тебе и случай, который никак нельзя упустить — а вдруг на добровольном аукционе удастся недорого купить благородных животных, которые, может быть, и Мари порадуют; однако в поезде он услышал, что другой граф продает стоявшую на приколе на Балатоне яхту, граф теперь в затруднительном положении, в «Казино» проигрался, за бесценок можно яхту приобрести! Гвоздем засела в голове у Фери и яхта.

Вот дьявольщина, яхта! Это да! Совершить свадебное путешествие по Балатону на собственной яхте — право же, это великолепно! Такого еще ни одному Ности не удавалось! Взял Фери да и слез на первой же остановке и вместо земпленского аукциона помчался по задунайской дороге в Шиофок.

Так как Фери был далеко, Коперецкий теперь ровным счетом ничего не знал о господине Тооте. Но для чего ж губернатору власть дана? Он приказал рекеттешскому начальнику станции ежедневно сообщать ему, не прибыл ли Михай Тоот, что и выполнялось; однако донесения были всегда одинаковыми: пока не прибыл.

Однажды утром, когда губернатор еще лежал в постели, Бу-беник принес ему на серебряном подносе телеграмму и визитную карточку. Коперецкий сначала вскрыл телеграмму и с досадой бросил ее на пол; она заключала обычное донесение начальника станции: «Михай Тоот и сегодня не прибыл». Затем он потянулся к визитной карточке, на ней стояло: «Михай Тоот».

— Он сам тут? — изумился губернатор.

— Сам. Коперецкий весело выскочил из кровати.

— Проводи его в приемную, принеси сигары п коньяк. Скажи, я через пять минут буду к его услугам.

Но, пожалуй, и пяти минут не прошло, как он уже оделся и влетел к Михаю Тооту, сердечно хлопнул того по ладони и пожал ее так, что честная мозолистая рука старика чуть не хрустнула в его сильных пальцах.

— Добро пожаловать, добро пожаловать, дорогой дядюшка! Вот уж поистине сюрприз! Я приказал этому болвану начальнику рекеттешской станции сообщить мне о вашем прибытии, потому что сам хотел к вам ехать. И представьте, этот осел еще сегодня мне телеграфирует, что вы не прибыли. Нет, нельзя на этих людей полагаться!

— Начальник станции прав, я ведь не вышел в Рекеттеше, а приехал прямо сюда утренним поездом.

— Вот как? Садитесь же, дорогой дядюшка! Сюда, сюда, в мягкое кресло…

Но Михай Тоот продолжал стоять; он ничуть не повеселел от любезного приема, оказанного губернатором, бледное лицо его выражало грусть, которую лишь подчеркивала черная с головы до ног одежда; даже теплое рукопожатие он принял как-то нехотя, словно человек, которому по ошибке выдали больше кредиток, чем полагалось.

— Я осмелился нанести визит вашему высокопревосходительству по весьма необычному делу. Не знаю даже, как и с чего начать…

— Можете начинать, с чего вам угодно, дорогой дядюшка Тоот. Дело не такое уж необычное, ведь начинаете не вы, вы только продолжаете. Начал я, потому-то и приезжал к вам в Рекеттеш. Ох, уж эта молодежь! Растишь птичку, а как вырастут у нее крылышки, и — фьють! — улетает из гнезда. Но почему вы не садитесь, дядюшка Тоот?

— Благодарю, но я буду говорить стоя. Я приехал потому, что жена написала мне, будто вы, ваше высокопревосходительство, удостоили мой дом посещением. Она сообщила также, что вы снова собираетесь ко мне по некоему делу.

— Ну, разумеется, — произнес Коперецкий, потирая руки.

— Я хотел вас опередить и, не заезжая домой, явился к вам прямо из Тренчена.

— Очень мило, что вы хотели избавить меня от хлопот, но вместе с тем вы поступили плохо, ибо лишили меня вследствие сего нескольких приятных часов, которые я мог провести в кругу вашей семьи.

Господин Тоот жадно ухватился за услышанный официальный оборот; именно такую осторожную форму выражения он и искал в своем скудном словаре.

— Вы изволили сказать «вследствие сего». Как раз это меня и мучило. Я хотел избавить ваше высокопревосходительство… ибо…

— Я вас не понимаю!

— Ибо из этого дела ничего не выйдет, — кротко и просто договорил Михай Тоот.

— Из какого дела?

— Вследствие которого вы хотели приехать ко мне, ваше высокопревосходительство.

— Я имел в виду дело моего шурина Ности, — взволнованно задышал Коперецкий.

— Я тоже, — ответил Михай Тоот. — Я не хотел, чтобы дело выглядело так, будто господин губернатор, вернее, господин исправник получил отказ. Вот я и приехал просить, чтобы вы не изволили наносить мне визит ради этого и, главное, соблаговолили повлиять на господина исправника, — так как брак абсолютно невозможен, — чтобы он, как подобает истинному рыцарю, старался избегать мою дочь, которой я, вероятно, причиню своим решением горе.

Коперецкий побледнел, волосы его стали дыбом, губы задергались, и он суетливо заметался по комнате, уронив один из маленьких столиков.

— Да вы с ума сошли, милейший Тоот! Да вы знаете, что вы делаете?