Божественная Комедия. Новая Жизнь - Алигьери Данте

Понять язык его замысловатый».

58 И он: «Ты видел ведьму древних дней,

Ту самую, о ком скорбят над нами;

Ты видел, как разделываться с ней.[912]

61 С тебя довольно; землю бей стопами!

Взор обрати к вабилу[913], что кружит

Предвечный царь огромными кругами!»

64 Как сокол долго под ноги глядит,

Потом, услышав оклик, встрепенется

И тянется туда, где будет сыт,

67 Так сделал я; и так, пока сечется

Ведущей вверх тропой громада скал,

Всходил к уступу, где дорога вьется.

70 Вступая в пятый круг, я увидал

Народ, который, двинуться не смея,

Лицом к земле поверженный, рыдал.

73 «Adhaesit pavimento anima mea!»[914] —

Услышал я повсюду скорбный звук,

Едва слова сквозь вздохи разумея.

76 «Избранники, чье облегченье мук —

И в правде, и в надежде, укажите,

Как нам подняться в следующий круг!»

79 «Когда вы здесь меж нами не лежите,

То, чтобы путь туда найти верней,

Кнаруже правое плечо держите».

82 Так молвил вождь, и так среди теней

Ему ответили; а кто ответил,

Мой слух мне указал всего точней.

85 Я взор наставника глазами встретил;

И он позволил, сделав бодрый знак,

То, что в просящем облике заметил.

88 Тогда, во всем свободный, я мой шаг

Направил ближе к месту, где скорбело

Созданье это, и промолвил так:

91 «Дух, льющий слезы, чтобы в них созрело

То, без чего возврата к богу нет,

Скажи, прервав твое святое дело:

94 Кем был ты;[915] почему у вас хребет

Вверх обращен; и чем могу хоть мало

Тебе помочь, живым покинув свет?»

97 «Зачем нас небо так ничком прижало,

Ты будешь знать; но раньше scias quod

Fui successor Petri,[916] — тень сказала. —

100 Меж Кьявери и Сьестри воды льет

Большой поток, и с ним одноименный

Высокий титул отличил мой род.[917]

103 Я свыше месяца влачил, согбенный,

Блюдя от грязи, мантию Петра;

Пред ней — как пух все тяжести вселенной.

106 Увы, я поздно стал на путь добра!

Но я познал, уже как пастырь Рима,

Что жизнь земная — лживая мара.

109 Душа, я видел, как и встарь томима,

А выше стать в той жизни я не мог, —

И этой восхотел неудержимо.

112 До той поры я жалок и далек

От бога был, неизмеримо жадный,

И казнь, как видишь, на себя навлек.

115 Здесь явлен образ жадности наглядный

Вот в этих душах, что окрест лежат;

На всей горе нет муки столь нещадной.

118 Как там подняться не хотел наш взгляд

К высотам, устремляемый к земному,

Так здесь возмездьем он к земле прижат.

121 Как жадность там порыв любви к благому

Гасила в нас и не влекла к делам,[918]

Так здесь возмездье, хоть и по-иному,

124 Стопы и руки связывает нам,

И мы простерты будем без движенья,

Пока угодно правым небесам».

127 Став на колени из благоговенья,

Я начал речь, но и по слуху он

Заметил этот признак уваженья

130 И молвил: «Почему ты так склонен?»

И я в ответ: «Таков ваш сан великий,

Что совестью я, стоя, уязвлен».

133 «Брат, встань! — ответил этот дух безликий. —

Ошибся ты: со всеми и с тобой

Я сослужитель одного владыки.

136 Тому, кто звук Евангелья святой,

Гласящий «Neque nubent»,[919] разумеет,

Понятно будет сказанное мной.

139 Теперь иди; мне скорбь моя довлеет;

Ты мне мешаешь слезы лить, стеня,

В которых то, что говорил ты, зреет.[920]

142 Есть добрая Аладжа[921] у меня,

Племянница, — и только бы дурного

В ней не посеяла моя родня!

145 Там у меня нет никого другого».

ПЕСНЬ ДВАДЦАТАЯ

1 Пред лучшей волей[922] силы воли хрупки;

Ему в угоду, в неугоду мне,

Я погруженной не насытил губки.[923]

4 Я двинулся; и вождь мой, в тишине,

Свободными местами шел под кручей,

Как вдоль бойниц проходят по стене;

7 Те, у кого из глаз слезой горючей

Сочится зло, заполнившее свет,[924]

Лежат кнаруже слишком плотной кучей.

10 Будь проклята, волчица древних лет,

В чьем ненасытном голоде все тонет

И яростней которой зверя нет![925]

13 О небеса, чей ход иными понят,

Как полновластный над судьбой земли,

Идет ли тот, кто эту тварь изгонит?

16 Мы скудным шагом медленно брели,

Внимая теням, скорбно и устало

Рыдавшим и томившимся в пыли;

19 Как вдруг вблизи «Мария!» прозвучало,

И так тоска казалась тяжела,

Как если бы то женщина рожала;

22 И далее: «Как ты бедна была,

Являет тот приют, где пеленицей

Ты свой священный отпрыск повила».

25 Потом я слышал: «Праведный Фабриций[926],

Ты бедностью безгрешной посрамил

Порок, обогащаемый сторицей».

28 Смысл этой речи так был сердцу мил,

Что я пошел вперед, узнать желая,

Кто из