Пэлем Вудхауз - Том 16. Фредди Виджен и другие

— Я тоже еду, — сказал Пуффи. — Прямо сейчас. Пока, пока, пока.

Дж. У. удивленно взглянул на него.

— Минутку! Куда едете, в Лондон?

— Да.

— Прям счас?

— Да.

— А как же Мири? У нее завтра день рождения. Не-ет, вам ехать нельзя. Она сколько ждала, что вы ей, как проснетесь, подарите брильянтовую брошку, или что там у вас.

Пуффи хлопнул себя по лбу.

— Ах ты, забыл! С утра куплю.

— Я и сам куплю, вместо вас.

— Нет. Я должен выбрать.

— Ладно, — сказал Дж. У. — Подарите ей полевых цветочков. Главное — дух. Свин с Клином помогут их нарвать. Как, ребятки? Поможете?

Гориллы сказали, что будут только рады.

— День рождения, ребятки, — продолжал Дж. У. — Это вам не фунт изюму.

— Ы, — отвечали гориллы.

— Значит, вы его не отпускайте.

Они обещали, что не отпустят. Дж. У. сообщил, что спешит, надо успеть на поезд. Пуффи хотел было выйти с ним и быстро юркнуть в машину, но руки тяжело опустились ему на плечи, и он, как бы лишившись костей, осел в кресло.

Примерно через неделю Фредди, входя в клуб, увидел у дверей Дж. У. и был поражен его обликом. Весь, с ног до головы, он являл последний писк моды. Ботинки сверкали на солнце, словно желтые бриллианты; шляпа стоила не меньше полутора фунтов. Он объяснил, что в последнее время ему очень везет, и попросил о помощи. Ему нравится клуб «Трутни», он хотел бы в него вступить.

Только он перешел к тому, что препоручает это Фредди, как из дверей вышел Пуффи. Увидев Дж. У, он закричал так, что, по словам Фредди, если закрыть глаза, можно было подумать, что ты в зоологическом саду, у клетки тигра или барса, ожидающего кормежки. После этого он кинулся на бывшего компаньона и попытался оторвать ему голову.

Фредди не очень любит Дж. У, и был бы рад, если бы тот поскользнулся на банановой шкурке, но человеческая жизнь — это человеческая жизнь. Он оторвал скрюченные пальцы от горла жертвы. Пуффи, лягнув его в голень, побрел по улице, а там — скрылся из вида.

Дж. У. подобрал шляпу и пригладил волосы, явно удивляясь, что голова — на месте.

— Ух ты! — сказал он. — Однако! Как говорится, вся жизнь перед глазами прошла.

— Да, — подтвердил Фредди, — жуткое дело. Дж. У. что-то обдумывал.

— Смотри-ка! — сказал он, наконец. — Опять вы мне жизнь спасли. В Китае вы бы мне все имущество отдали, вот оно как.

— Неужели?

— А то! Такой у них порядок. Спасаешь кого — плати.

— Дураки эти китайцы.

— Ну, нет. Очень хороший закон. А что, так ходи, всех спасай? Задаром? Ладно, я человек добрый. Десятки хватит.

— Хорошо, — сказал Ф. — Как-никак, noblesse oblige.

— Ну!

— Абсолютно, — подтвердил свою мысль Фредди.

БИНГО И БОМБА

Покидая редакцию журнала «Мой малыш», неустанно формирующего мысль в детских Британии, Бинго Литтл был невесел. Вечер пленял красотой, редкой для английского лета, но сердце на нее не отзывалось. Небо улыбалось, Бинго — нет. Солнце смеялось, Бинго усмехался. В самом лучшем случае.

Когда его жена, романистка Рози М. Бэнкс, пристроила мужа в «Малыша», она посоветовала не спорить об оплате, а брать, что дают. Бинго так и делал, радуясь тому, что у него есть хоть какая-то мелочь. Однако возникли осложнения. Увидев во сне свою тетю Миртл, супругу покойного Дж. Дж. Бинстока, которая плясала в бикини перед Бекингемским дворцом, он поставил месячное жалованье на Веселую Вдову, и та пришла пятой. Тем самым у него осталось четыре шиллинга три пенса. Он пошел к Перкису, издателю. Тот недоверчиво на него взглянул.

— Что-что? — спросил он таким тоном, словно чей-то острый зуб впился ему в ногу.

— Подбодрили бы, — развил тему Бинго, — выразили доверие. Не прогадаете… — И он осторожно снял пушинку с хозяйского рукава.

Ничего не вышло. Мистер Перкис, одну за другой, перечислил причины отказа, и его ближайший помощник, можно сказать — правая рука, уныло побрел домой.

Особенно терзало его то, что жена не могла принести утешения. При обычных обстоятельствах он бы выплакался у нее на груди, но она уехала с матерью в Брайтон, где обе кончили школу.

Что же делать целый вечер? На четыре шиллинга не разгуляешься. Лучше всего заглянуть в клуб «Трутни», пообедать и пораньше лечь. Проходя по Трафальгарской площади к Довер-стрит, где этот клуб расположен, Бинго услышал крик, а там — увидел исключительно красивую девушку того удалого вида, какой присущ им в наше смутное время, особенно если они рыжие.

— Привет, — сказал он с легким смущением, вполне уместным, когда женатого человека окликает красивая девушка. Звали ее Мэйбл Мергатройд, а виделись они в игорном клубе, который просвещенная мысль еще не ввела в рамки закона. Там их настигла облава, и они провели приятные полчаса в чьей-то бочке по соседству. Леди Мэйбл явно помнила эти события.

— А, черт меня дери, да это же Бинго! — вскричала она. — Как жизнь? В бочках не сидели?

— Нет, — отвечал Бинго.

— Равно как и я. Что-то они мне прискучили. Тоска и скука. Я перешла на политику.

— Хотите пройти в парламент?

— Что вы! Борюсь с бомбой.

— С какой?

— С такой, которая нас всех прихлопнет, если дать ей волю.

— А, слышал! Неприятная штука.

— То-то и оно. Вот мы и протестуем. Называется Олдермастонский поход.[99]

— Поход? Значит, идти надо?

— Зато для души полезно. Да и вообще, мы много сидим.

— Сидите?

— Да.

— Где?

— Где придется. Здесь, например.

— Посреди площади? А как же полиция?

— Хватает нас пачками.

— Что ж тут хорошего?

— То есть как? Утром — статьи во всех газетах, они идут на пользу делу. А, вот и гестапо! — вскричала Мэйбл, схватила Бинго за руку и потащила вниз, перекрыв движение шестнадцати такси, трем омнибусам, одиннадцати частным машинам. Шоферы страшно бранились.

Бинго смутился. Не говоря об ущербе для брюк, он не любил публичности. Не понравилась ему и боль — он прикусил язык, но главное, к ним приближался страж порядка, очень высокий и достаточно хмурый.

Понять его можно. Неделю за неделей он поднимал с мостовой девиц, и нелюбовь к ним перекрывалась только нелюбовью к их спутникам. Словом, через считанные секунды Мэйбл и Бинго оказались в укромной камере, где им предстояло ждать до зари, что же решит правосудие.

Конечно, в камерах Бинго бывал еще студентом, после гонок. Однако теперь он — женатый, почтенный член общества. Мало того, если не хочешь просидеть неделю, плати пять фунтов; а где их взять? Что скажет Рози, он и представить не смел. Вполне сравнится с этой бомбой.

На его счастье, судья оказался из тех, кто смягчает справедливость милостью. Возможно, этому способствовала красота подсудимой. Словом, он отпустил их, ограничившись укором.

Убедившись в правоте псалмопевца, обещавшего наутро радость, Бинго, однако, не совсем понимал чувства подельницы. Она была какой-то озабоченной, если не огорченной. Когда Бинго спросил, почему она не скачет, как холмы, она сообщила, что ее беспокоит реакция Джорджа Франсиса Огастеса Деламера, пятого графа Ипплтонского, приходившегося ей отцом.

— Да он не узнает, — заверил Бинго.

— Он узнаёт всё. Прямо шестое чувство! Вас никто ругать не будет?

— Жена могла бы, но она в отъезде.

— Везет людям!

Бинго с ней не согласился. Конечно, они с Рози жили как голубки, но он достаточно знал женщин, чтобы не переоценивать горлинок. При всей своей кротости миссис Литтл могла, если надо, уподобиться одному из тех ураганов, которые особенно неприятны у мыса Гаттерас. К счастью, она не узнает, что он провел ночь в полиции с рыжей красоткой.

Размышляя о том, что мир этот не из лучших, хотя терпеть его можно, он пришел на службу и сел к столу. Да, он не выспался и не позавтракал, но стал как-то чище, глубже. Когда он читал письмо Тони Бутла (12 лет) об ангорском кролике Кеннете, раздался звонок.

— Бинго? — сказала Рози.

— А, привет. Когда ты приехала?

— Только что.

— Как дела?

— Ничего, неплохо.

— Мамаша Перкис выступала?

— Да, миссис Перкис сказала речь.

— Видела много подруг?

— Да…

— Это хорошо. Вспоминали, наверное, как Мод и Андже-лу застали с сигаретой за спортивным залом.

— Д-да… Бинго, ты видел «Миррор»?

— Вот, лежит, но еще не развернул.

— Посмотри восьмую страницу, — сказала Рози, вешая трубку.

Он развернул газету, немного удивленный и странной просьбой, и необычной интонацией. Обычно голос Рози легко было спутать со звоном бубенцов на солнечном весеннем лугу, но сейчас ему послышалась какая-то жесткая нотка, и он удивился.

Удивлялся он недолго. Взглянув на нужную страницу, он ощутил, что комната скачет, как Нижинский. Если хотите, можете сравнить ее и с бомбой, уже по другим признакам.